Книга Черный Бумер, страница 100. Автор книги Андрей Троицкий

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Черный Бумер»

Cтраница 100

— Краснопольский отобрал все мои сбережения. Ну, все что я скопил на машину. И на дачу. А дальше хотел с моих родственников деньги тянуть. Выдоил бы их до нитки, а потом меня грохнул. Вот так. Теперь денег даже на обратную дорогу нету.

— Ну, ты пошарь у них по карманам, — посоветовал Логинов. — Авось, чего наскребешь.

Ландау словно ждал этого предложения. Он опустился на корточки перед Краснопольским, стараясь не смотреть в его обезображенное лицо, распахнул полы твидового пиджака.

Фомин лежал на спине, слыша свист в прострелянной груди. Боли не было, только эти свисты в груди. На лицо падали капли дождя, дул холодный ветер, но воздуха не хватало, до одури хотелось пить. Фомин слизывал языком капли, попадавшие на губы. Почему-то вода оказалась соленой, даже горькой на вкус. Он вцепился пальцами в рубашку, дернул руками в стороны, стараясь разорвать ткань, чтобы немного легче дышалось, но не смог. Руки налились слабостью, стали непослушными, чужими. От рубашки даже пуговицы не отлетело. Фомин закрыл глаза, он надеялся увидеть старуху смерть с косой или черного ангела, неземное существо, которое заберет его грешную душу и утащит в ад. Но видел только темноту. Всю жизнь он полагал, что смерть рано или поздно настигнет его, от этого не уйдешь, никому не дано вечной жизни. Но почему все так просто, буднично и тупо?

Вместо величественной старухи с косой появился какой-то недоделанный хрен, пальнул пару раз из своей пуколки. И все кончилось.

Фомин снова слизал с губ соленую воду и открыл глаза. Но почти ничего не увидел, взгляд застилала густая пелена, будто его накрыло туманным облаком. Но вот в этой мути обозначился абрис человеческой фигуры. Кажется, над ним склонился какой-то мужик, лица не рассмотреть. Он пытается что-то сказать или спросить. Кто это? Возможно, та самая сволочь, которая убила Фомина. Человек расстегивает куртку, шарит во внутренних карманах, вытаскивает что-то. Ясно, бумажник с деньгами увел. Черт с ним, с бумажником. На том свете наличные все равно не принимают.

Фомин, наконец, почувствовал боль и сказал:

— Черт, в ухе опять стреляет. Этот проклятый лепила…

Он не закончил фразу. Открыл рот и не закрыл его. Ландау, сидевший на корточках возле Фомина, поморщился. Он не любил вида смерти. Но не выгрести все бабки просто глупо. Ландау обшарил карманы брюк, сунул за пазуху лопатник и стопку бумажных денег, перехваченных резинкой. Хороший навар. Не даром Ландау все считают сообразительным малым. Говорили, что у него большое будущее. Так оно и есть.

Он встал на ноги и обратился к Логинову.

— А можно я кое-что из машины заберу? — попросил он. — Одну мелочь. По деньгам она ничего не стоит.

— Забери, — кивнул Логинов. — Мне до лампочки.

— Ключ от тачки у меня, — сказал Ландау. — Я его на приборной доске оставлю. Чтобы вам не искать.

— Хорошо, — кивнул Костян. — Сейчас мы уезжаем. Хочешь, подвезем тебя? Ну, хотя бы до станции?

— Нет, спасибо. Я как-нибудь сам. Не хочу обременять.

Ландау залез на переднее сидение, обернулся к Ленке.

— Видишь, все хорошо кончилось, — сказал он. — Я и не сомневался.

— А я сомневалась, — сказала Ленка и заплакала. — Очень сомневалась.

Ландау, открыв бардачок, запустил в него обе руки и ужом выскользнул из машины, бросив на приборную доску брелок. Когда через десять минут бумер поравнялся с одиноким пешеходом, шагавшим вдоль обочины, Ландау лишь махнул рукой. Мол, не тормозите. Катите дальше, в свою жизнь. За машиной проехал мотоциклист в черном шлеме. Ландау остановился и проводил его взглядом. Когда мотоцикл скрылся из вида, прибавил шагу. В руке он сжимал приз Краснопольского, завернутый в вощеную бумагу.

Эпилог

Четыре месяца спустя

Бобрик в куртке на рыбьем меху и черной шапочке, натянутой до бровей, поеживаясь от порывов ветра, стоял у входа в театр и от нечего делать наблюдал за потоком машин, медленно проплывавших по заснеженной мостовой. Премьерный спектакль «Черный бумер»подошел к концу, публика схлынула, шикарные дамочки в шубах и разодетые мужики укатили в темноту московского вечера. Но праздник продолжался. Под парами стояли два огромных автобуса и три десятка иномарок, которые отвезут гостей и звезд сцены званный ужин в одном из шикарных ресторанов.

Фасад здания, разукрашенный, как новогодняя елка, подсвеченный прожекторами, с рекламным щитом на фронтоне, музыка, звучащая из динамиков, мерцание разноцветных гирлянд, натянутых над площадкой перед главным подъездом, все это действовало, как бутылка шампанского, выпитая на голодный желудок.

— Ну, как впечатление? — Элвис, распечатав пачку сигарет, прикурил. — Приобщился к высокому искусству?

— Это круче «Лебединого озера», — ответил Бобрик, который видел отрывки из «озера»только по телеку. — Забористо. Пробирает.

— Честно говоря, я за Ларису волновался.

— И я тоже переживал, — кивнул Бобрик. — После таких танцев ноги до самой задницы сотрешь.

Бобрик оказался в театре второй раз в жизни, правда, первый поход можно в расчет не брать. Это было еще на заре юности, в школе, когда училка возила выпускной класс в областной центр на патриотический спектакль «Далекая высота». То представление оказался таким занудливым, что зевали не только зрители, но и артисты на сцене, а Бобрик, со скуки махнул в буфете стакан красного и проспал почти все второе отделение и проснулся, когда фашисты уже расстреляли героического партизана и заиграли «Прощание славянки». Сегодняшняя постановка Бобрику очень понравилась. Много бешеной музыки, света, полуголые девицы, украшенные перьями, задирали ножки на самом краю сцены, рискуя свалиться в оркестровую яму.

Какой-то танцор с огромным ястребиным клювом вместо лица, облаченный в черное трико, выделывал такие прыжки и вырабатывал такие коленца, что захватывало дух, а зал восторженно ревел. Лариса, выхваченная из темноты светом софитов, бегала по сцене, подпрыгивала и крутилась на носочках балетных туфель. Наверное, такие танцы кому-то нравятся, но Бобрику на сердце все эти прыжки и гримасы как-то не легли.

Танцора с клювом в честном поединке на кривых татарских саблях уделал другой танцор, одетый в расшитое золотом кимоно. Еще понравилась раритетная тачка, появившаяся на сцене, ближе к концу спектакля. Массовка расступилась, а машина, выпустив из выхлопной трубы огромное облако бутафорского дыма, заполнившего ползала, развернулась, заревела, как раненый слон, и, дав прощальный гудок, укатила за кулисы. Наверное, это и был тот самый черный бумер.

— Вон, смотри-ка, — Бобрик, шагнув вперед, прищурился. — У тебя волос седой на виске. А вот еще один.

— До знакомства с тобой у меня седых волос не было.

Элвис холода не боялся, головные уборы презирал. Он распахнул полы шерстяного полупальто темно оливкового цвета, чтобы девушки, стоившие рядом, лучше рассмотрели его модный костюм и золотую заколку на шелковом галстуке. Или он рассчитывал подцепить девчонку покруче, из кордебалета, но те барышни выходили через служебную дверь, и у каждой наверняка по три кавалера. И все на мерсах.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация