— Я ни хрена не вижу, — сглотнув кровь, сказал он. — Зрение совсем ни того… Село.
Месяц выругался, вышел в сени. Вернулся с черпаком, выплеснув воду в лицо Рыбникова, снова поднес карточку к его носу.
— Это твой последний шанс. Слышь ты, сраный тупой идиот.
Краснопольский поднялся на ноги. Повесил пиджак на спинку стула и по локоть закатал рукава рубашки, наклонился к леснику, что-то прошептал ему на ухо и громко сказал:
— Мне не хочется этого делать, но я это сделаю. Ну, как? Нравится тебе такая процедура.
— Не очень, — ответил Рыбников. — Приятнее кусок дерьма понюхать. Или поцеловать того ублюдка, которого моя бывшая жена родила от негра. Только забил я на тебя, гнида.
— Напрасно теряем время. Он по-хорошему не понимает.
Краснопольский, отодвинув от стены ящик для обуви, поднял с полу ржавый шиферный гвоздь, ждавший своего часа с незапамятных времен. Повертев гвоздь в руке, обмотал широкую шляпку носовым платком. Зажал гвоздь в руке между безымянным и средним пальцами, уперев шляпку в ладонь, и шагнул к Рыбникову.
Ландау, наблюдавший за этими манипуляциями, испытал первые позывы тошноты. Услышав крик, он отвернулся к окну, стал внимательно разглядывать макушки дальних сосен. Не впервые он становился свидетелем человеческих мучений. И всякий раз боялся, что, не выдержав этого зрелища, криков, вида и запаха крови, жестоких побоев, сам блевонет или у всех на глазах грохнется в обморок. Поэтому, отключаясь от действительности, старался ничего не видеть и не слышать. Ландау не понимал людей, которые могли спасти себе жизнь, но почему-то не хотели для этого пальцем пошевелить.
Какой смысл переть против грубой силы, если этой силе ты ничего не можешь противопоставить? Зачем прятать человека, которого с твоей помощью или без нее все равно найдут и грохнут? Какой смысл мучиться, строить из себя крутого парня, когда есть шанс выторговать жизнь? Упертость этого лесника выше человеческого понимания. Здравый смысл, простая логика отступают на задний план. Глупо все это и ни кошерно. Ни кошерно… Лес беспокойно шумел, на небо наползли лохматые облака, брызнули редкие капли дождя. Парни Месяца и Фомин попрятались в машины.
Глава десятая
Когда все звуки стихли, Ландау оглянулся назад.
Месяц отошел в дальний угол, встав возле русской печки, замер, прижал лоб к кирпичам. Краснопольский, бросив на пол шиферный гвоздь и носовой платок, сидел на стуле, обмахиваясь старой газетой, его лицо блестело от пота. Кажется, он совсем выбился из сил, но все труды пропали даром. Рыбников в рубахе, залитой кровью с ворота до живота, лежал на боку вдоль стены, лицо посинело и опухло от побоев, потеряв человеческие очертания. Изо рта лезла какая-то белая дрянь, похожая на отрыжку новорожденного. Кажется, лесник уже не понимал, где он находится и что с ним произошло. Если в таком состоянии Рыбников встретит свою смерть, он ее даже не узнает.
— Где мои ноги? — неожиданно громким и ясным голосом спросил он. — Я не чувствую ног. Помогите мне.
— Поздно помогать, — отозвался Краснопольский. — Пошел в задницу.
— Но я не чувствую ног…
— Подрочи, тогда почувствуешь, — с досады Краснопольский плюнул на пол. — Сраная крыса. Ублюдок.
Больше лесник не подал голоса, поджав колени к груди, он обхватил ладонями живот, пригнул голову.
— Может, оно и к лучшему, — сказал Краснопольский, убеждая не Месяца, а себя самого. Он надел пиджак, подошел к окну и, отдернув занавеску, стал смотреть на серое небо. — Бобрик приедет на стрелку в придорожном шалмане. Думаю, что придет… Хрен с ним, подождем до вечера.
— Конечно, подождем, — Месяц продолжал неподвижно стоять у печки. — Зря ты его так сразу… Этим чертовым гвоздем. Надо было медленно, потихоньку.
— Потихоньку я умею только с бабами, — ответил Приз. — Потихоньку… Это как? Может этому леснику еще за пивом сбегать. Или телку подогнать с большими сиськами. Потихоньку…
Месяц вздохнул и промолчал.
— Если я вам не нужен, выйду на воздух, — заерзал на стуле Ландау. — Меня что-то… Живот прихватило…
И не успел закончить фразу, оборвав ее на полуслове. Периферийным зрением он заметил слабый дрожащий огонек. Перевел взгляд на лесника и вздрогнул, будто к ляжке приложили оголенный электрический провод. В руке Рыбников сжимал горящую зажигалку. Кажется, огонек готов был погаснуть, но почему-то не гас. Ландау хотел крикнуть, но потерял дар речи.
— Эй, — Ландау вскочил, опрокинув стул, не зная, что делать дальше, толкнул стол, уронил на пол компьютер. — Ай… Он, гад…
Рыбников вытянул руку, огонек лизнул россыпь пороха на полу. Краснопольский обернулся назад, пулей рванул к двери, за ним устремился Месяц. Порох вспыхнул голубоватым пламенем, зашипел, начал постреливать, наполняя комнату густым кислым дымом. Последним из дома выскочил Ландау. В сенях он споткнулся об убитую собаку, влетев носом в бочку, в кровь разбил лицо и потерял очки. С крыльца он, поджав ноги, сиганул в заросли крапивы и, утонув в них, заорал благим матом. Краснопольский и Месяц, успевшие забежать за ограду, теперь наблюдали за происходящим с безопасного расстояния. Вот из крапивы показалась морда Ландау, покрытая пороховой гарью, перекошенная от ужаса и боли. Прихрамывая на одну ногу, он заспешил к машинам, но снова упал, зацепившись ногой за деревянное колесо, валявшееся на пути.
Через минуту огонь охватил большую всю комнату, посыпались стекла, из оконных проемов вылезли огненные языки, лизнули край крыши. Захлопали ружейные патроны, снаряженные Рыбниковым.
— Ну и сука этот лесник, — Месяц вытер рукавом горячее лицо. — Хотел и нас поджарить.
— Надо уезжать, — сказал Краснопольский. — Дым издали виден.
Он повернул голову, увидел незнакомого мужика, в ватнике и серой кепочке. Мужик неторопливо шагал от леса к горящему дому. Остановившись перед приезжими, снял кепку, вежливо поздоровался и представился: Василий Павлович.
— Можно просто Василий, — добавил он. — Смотрю, сильно горит. Я другой дорогой шел, краем леса. Дым заметил и сюда свернул. Рыбникова не видели? Может он в доме?
— Не знаем, — покачал головой Месяц. — Когда мы подъехали, уже горело. Вот он, — Месяц показал пальцем на закопченную физиономию Ландау, — он в дом сунулся. Парень просто герой. Но куда там… Сплошной огонь.
— Вообще-то Рыбников дома сидеть не любит, — вслух мужик отвечал на собственные мысли. — Все по лесу болтается. Да и выскочить он успел бы, когда дом загорелся. Точно… Собаки нет, значит, в лесу Рыбников. Слава богу. Ничего, скоро прибежит. Дым увидит — и сюда.
— А ты сам кто будешь? — спросил Месяц.
— Ну, я тут вроде как проводник. При одном охотнике, — Василий многозначительно поднял кверху кривой палец. — Человек из самой Москвы приехал. Уток стрелять. Вот я ему уже второй год показываю места. Он очень крупный начальник. Просто очень крупный. Может запросто билет куда угодно достать. В любой город, на любой поезд. Только попроси. У нас с ним большой шалаш в лесу и еще палатка в человечий рост. Сам сейчас домой иду, в Макеевку. Жена болеет. Хозяин отпустил меня. Ну, туда и обратно.
