– Много? Пять оперативников из моего отдела, еще пара сотрудников полиции, и все. Но эти люди играют не за твою команду. – Девяткин поднялся со стула, подошел ближе к Савелию, сел на стол, потуже натянул эластичный бинт и сжал пальцы в кулак. – Ну?
– Пошли вы все…
Савелий не успел договорить. Он даже не понял, с какой руки ударил Девяткин, с правой или с левой. Показалось, перед глазами пронесся вихрь разноцветных искр, а привинченный к полу табурет почему-то подпрыгнул, сбросив с себя человека. Савелий очутился в темном углу, возле отопительной батареи. Капала вода из крана, откуда-то с потолка доносился знакомый голос…
– Хватит валяться как свинья. Тебе не больно.
Савелий встал на карачки, хватаясь за стену, поднялся и, шагнув вперед, осторожно присел на край табуретки, словно боялся, что она снова подпрыгнет. Вытер рукавом пиджака кровь, сочившуюся из верхней губы, и посмотрел на мента снизу вверх. Девяткин курил, пуская дым в потолок и стряхивая пепел на штаны Савелия.
– Ну? – Он размотал бинт, вытащил из кармана латунный кастет с тремя выдающимися вперед шипами, массивной рукояткой и четырьмя кольцами. Медленно надел кастет на пальцы правой руки, а левой ладонью проверил, острые ли шипы. И, кажется, остался доволен, потому что отдернул палец, словно укололся. – Помнишь вопрос?
– Помню. – Савелий косился на кастет, на физиономию Девяткина, прикидывая, можно ли отсюда, из этой норы, выйти на своих ногах. Или его вынесут «вперед копытами». – Но я не знаю, где Тост. Клянусь…
Савелию опять не удалось договорить. Девяткин, не вставая со стола, резко поднял ногу и пнул его подметкой ботинка в грудь. Савелий снова оказался на полу, но на этот раз поднимался долго. Хватался за стены и табурет, почему-то не мог удержаться на ногах и снова падал.
Когда он все-таки занял место на табурете, Девяткин уже сидел за столом, делая вид, будто поглощен чтением газеты недельной давности. Латунный кастет куда-то исчез, зато на столе лежала трубка мобильного телефона.
– Очухался? – Майор отложил газету, взял телефон и набрал номер. – Я соединю тебя с твоим другом. Или, правильнее сказать, подругой. Зовут его Валентин Зотов, но ты называешь Валькой. Ваш роман с этим двадцатилетним гомосеком длится без малого четыре года, но вы до сих пор без ума друг от друга. Правильно? Ну, так или нет?
Савелий взял из руки Девяткина телефонную трубку. Сперва было тихо, скорее угадывались, чем слышались неясные шорохи, сопение, чья-то возня. Но вот звуки стихли, наступила тишина, которую вдруг разорвал истошный крик. И снова все стихло, потом началась та же возня, через пару секунд кто-то задышал в трубку.
– Валька, ты? – спросил Савелий сорвавшимся голосом. – Что с тобой? Ты где?
– Господи, Леонид! – Валька говорил быстро, словно боялся, что трубку отберут и он так и не успеет сказать о главном. – Леонид, менты вломились в мою квартиру и все тут разгромили. Господи!..
Снова началась возня, снова Валька закричал так, будто ему на живот плеснули кипятком.
– Что происходит, мать твою? – прохрипел в трубку Савелий.
– Господи, Леня, Леонид, – заговорил Валька еще быстрее, – они говорят, что выбросят меня с балкона, если ты им про что-то там не расскажешь. Они спустили с меня штаны и сделали надрез на яйцах. Я думал, отрежут. Но меня все равно убьют. Помучают и кончат. Если ты не скажешь… Леня, почему ты им не расскажешь то, что они хотят? Я лежу в кровати совершенно голый. И тут все вокруг в крови, простыня, подушки, даже стены. Почему ты хочешь моей смерти? Леня, что происходит…
Савелий всхлипнул, передал трубку Девяткину и сказал дрожащим от волнения голосом:
– Прикажите им прекратить все это. Пусть не трогают… У Вальки слабое сердце.
Глава 8
От дома, где остановился Радченко, до гостиницы «Баскунчак» полчаса пешком. Дождавшись темноты, Дима, одетый в черные джинсы и черную рубаху, вышел за калитку, стараясь держаться в тени деревьев, дошагал до площади. Поднялся по лестнице на крыльцо и вошел в парадную дверь. Слабая надежда проникнуть в номер Джейн Майси, сунув денег знакомой дежурной, еще оставалась. Но вместо нее с другой стороны стойки сидел дюжий мужик лет пятидесяти. Несмотря на нестерпимую духоту, он был одет в черный китель офицера военно-морских сил со споротыми лычками и погонами. На шее галстук на резинке, на затылок сдвинута фуражка железнодорожника с темным верхом и блестящим козырьком.
Радченко поздоровался, спросил, нет ли в гостинице свободных мест. Мужчина поднял голову, выставил вперед правое ухо и заорал во всю глотку:
– Говори громче! Я контуженый.
Уяснив, о чем спрашивают, ответил, что мест нет и не будет. Разве что зимой, когда из глубинки в город никто из заготовителей скота не ездит. Дима вытащил из бумажника и показал вахтеру крупную банкноту.
– Мне деньги совать бесполезно, – заорал мужик. – Сказано тебе – мест нет!
– А если поискать?
– Камера в отделении милиции с вшами и клопами подойдет?
Радченко вышел на улицу, через подворотню попал на задний двор, темный и вонючий. Он предвидел подобное развитие событий, поэтому побывал здесь, на заднем дворе, еще днем и определил, каким образом можно быстро оказаться на балконе двести шестнадцатого номера.
С наступлением первых сумерек город пустеет, люди не выходят на улицу до утра. И это хорошо: его союзники – темнота и тишина.
Подпрыгнув, Дима зацепился за «костыль», вбитый в стену. На таких штуках, будто сделанных специально для воров, закреплены секции водосточной трубы. На «костыли» легко ставить ноги и карабкаться вверх. Через минуту он стоял на карнизе, проходившем по периметру второго этажа, и делал неуверенные шаги к балкону. Ставил левую ногу, перемещал корпус, придвигал правую опорную ногу.
Легко перемахнув перила, присел на корточки. Никого не видно и не слышно, только где-то вдалеке ухала сова. Дима раскрыл нож, лезвием оторвал от рамы тонкие деревянные планки, державшие стекло с наружной стороны. Просунув руку внутрь, открыл щеколду, распахнул балконную дверь, сдвинув занавеску, и шагнул вперед.
В номере пахло истлевшими обоями и пылью. Он вытащил из кармана плоский фонарик, в световом круге показались застеленная кровать с железной спинкой, пара стульев, письменный стол и холодильник. В дальнем углу на стене висел рукомойник, под ним – ведро. Сразу видно, что это не «Хилтон», но люди живут и здесь.
Радченко пристроил фонарь так, чтобы свет падал на письменный стол, и стал поочередно выдвигать ящики. Ничего интересного: колода карт, флакончик недорогих духов, солнцезащитные очки, путеводитель по городу, круглое зеркальце в футляре, сделанном из бересты. Такие вещицы покупают иностранные туристы в московских магазинах. Ни записной книжки, ни товарных чеков, ни билетов. Он залез в шкаф, на вешалках болтались спортивные брюки с накладными карманами, кофточки, рубашка в мелкую клетку. Быстро проверил все карманы – пусто. Решив, что ищет бессистемно, повесил фонарь на гвоздики, начал обыск: от входной двери и по часовой стрелке по периметру.
