– Я коротко, – пообещал Дима. – Как она? Мне говорили: головные боли…
– С головными болями у нас не держат. Белова жаловалась врачу, что у нее сохнут мозги. Кожа отстает от тела. И отваливается. По спине ползают клопы. Иногда ей кажется, что она уже умерла и теперь мучается в аду.
При появлении посетителя Белова не выразила ни любопытства, ни тревоги. Она мельком глянула на Диму и отвернулась.
Радченко положил на подоконник пакет с гостинцами: кекс апельсиновый с цукатами из сушеной моркови, пачку сливочного масла, немного конфет в кульке из газеты и сто пятьдесят грамм вареной колбасы, кажется, не очень свежей. Других гостинцев в больницу проносить не разрешали. Да и в магазинчике, что попался по дороге, ничего лучше не нашлось. Дима поздоровался, придвинул табуретку, присел рядом с Беловой, представился и коротко рассказал, какое дело привело его сюда. Елена молча кивала головой и вдруг заговорила:
– Я сразу поняла, что вы друг Джейн. Как только увидела, подумала, что вас зовут Дима. – Она открыла тумбочку, вытащила фотографию Джейн, которую, уходя, оставил Девяткин, прошептала: – Я хочу помочь. Мне кажется, я знаю, где она.
Радченко кивнул и поинтересовался:
– Долго вас тут продержат?
– Месяц, – тихо ответила Белова.
– Я могу позвонить вашим друзьям из полиции, и через пару часов вас вытащат отсюда.
– Не надо никуда звонить. Тут мне лучше.
– Я сделаю все, чтобы найти Джейн. Только немного помогите мне.
Белова поманила Диму пальцем. Когда он наклонился, обхватила одной рукой его плечи, другую руку прижала к фотографии Джейн и начала что-то горячо шептать в его ухо.
Когда она закончила, Дима поднялся и сказал:
– Спасибо, это ценная информация. Почему вы не сообщили об этом Девяткину? Ну, когда он приходил.
– Тогда я не знала, да он и слушать не стал бы.
Выйдя из больницы и сев в машину, Радченко сразу набрал номер своего шефа и коротко пересказал то, что услышал от Беловой.
– Что думаешь делать? – спросил босс.
– Пожалуй, полечу, – ответил Радченко. – Сейчас же закажу билет на вечерний рейс. Завтра утром буду на месте. Моя экспедиция займет всего пару дней, не больше.
– Помни, путешественник, мне нужен результат, – сказал Полозов. – Если менты работают с этой бабой… Значит, она чего-то стоит. Лети. И оправдай мои ожидания.
Джейн давно потеряла счет времени, проведенному в грузовом отсеке фургона. Она устала от неизвестности и страха. Наручники с нее сняли, но короткой толстой веревкой прикрутили ногу к железной скобе. Веревка быстро стерла кожу, на щиколотке появилась кровавая полоса. Джейн хотелось плакать, но слез не было. Хотелось спать, но сон не шел. Она впала в состояние прострации, когда трудно понять, где находишься, что происходит. Только кружится голова, а к горлу подступает тошнота.
Затянувшееся путешествие закончилось, когда над землей соткалась паутина первых сумерек. Сапог, счастливый тем, что тяжелая дорога позади, подхватил Джейн под локоть, потащил вверх к дому из круглых бревен. Он стоял на высоком месте, огороженный со всех сторон высоким глухим забором. В низине виднелись несколько домов, кажется, заброшенных. В одном выбиты все окна, крыльцо развалилось, а входная дверь сорвана с петель. А следующий дом был обитаем, над трубой вился серый дым, а на дворе заливисто лаяла собака.
Джейн оказалась в большой комнате, окна которой выходили на три стороны. Видимо, недавно здесь жили люди, в комнате было чисто, пахло опилками. Посередине большой стол, в углу русская печь, перед которой сложены дрова и береста на растопку. Джейн добрела до кровати, упала на нее и, уткнувшись носом в подушку, пропахшую соломой, провалилась в забытье.
Очнулась она от неясного гула, раздававшегося где-то вдалеке. Открыла глаза и увидела Сотника, сидевшего за столом и раскладывавшего карточный пасьянс. На дальней койке в углу, повалившись на спину, похрапывал Палыч. У ближнего окна Сапог терзал радиоприемник. Из динамика доносилось шипение, которое перекрывало едва слышный голос диктора. Сапог поднес приемник к уху, повертел ручку настройки и хлопнул ладонью по задней панели.
Кто-то пустил ходики на противоположной стене. Если верить часам – два с четвертью ночи.
– Проснулась? – спросил Сотник.
– Что это за грохот? Ну, вдалеке?
– По радио передают, что на гидроэлектростанции в экстренном порядке сбрасывают воду, – охотно объяснил Сотник. – Дождь со снегом сыплет уже неделю без остановки. Лед на реках тает. Водохранилище переполнено. Грохот – это взрывы. Ниже по течению реки и в ее протоках стоит лед, поэтому воде деваться некуда. Спасатели взрывают лед даже ночью, чтобы вода быстрее уходила. В этих краях почти каждую весну такая канитель. Чего по радио врут, Сапог?
– Вроде бы обещают паводок. Если вода поднимется, спасатели станут ездить на лодках. Дальше я не все понял.
– А если вода поднимется и не уйдет? – спросила Джейн.
– Куда она денется? – Сотник сгреб карты, перемешал колоду и стал раскладывать новый пасьянс. – Все уходит в этой жизни. И близкие люди, и молодость. И вода, кстати, тоже уходит. Но быстрее всего уходят деньги. И потом долго, мучительно вспоминаешь, куда же они делись. Были, и вдруг нет. Увы, вспомнить не можешь. Тебе в сортир, что ли?
– Надо бы, – кивнула Джейн.
– Наручники надевать не будем, – улыбнулся Сотник. – Надеюсь на твою сознательность.
Сапог, отложив приемник, поднялся и вышел в сени следом за женщиной. В руке он держал фонарик с длинной рукояткой. Джейн приоткрыла дверь, спустилась с крыльца и остановился.
– Ну, чего? – вылез из-за ее спины Сапог. – Ноги, что ли, отнялись?
– Ты только посмотри. Господи!..
Сапог спустился на пару ступеней, направил вниз световой круг фонаря и выдавил из себя звук, похожий на стон. Вместо земли, припорошенной снегом, под ногами хлюпала жидкая грязь. Там, где несколько часов назад было ровное пространство хозяйственного двора, теперь образовалось озерцо, в котором плавал то ли тазик, то ли кастрюля.
– Ничего, к утру вода уйдет. – Сапог сплюнул себе под ноги. – Проклятая река.
К утру вода поднялась так высоко, что затопило низину, где стоял фургон. Над темной жижей, в которой плавало крошево изо льда, поднималась лишь крыша автомобиля. Сотник с мрачным видом смолил сигареты, глядел в окно и думал о том, что ночью не понял масштабов бедствия. Даже к машине не спуститься, чтобы поднять в дом сумку с ноутбуком и спутниковым телефоном.
– Дочка, доча… Где ты? Отзовись, родная… – Женские крики долетали то ли из соседнего двора, то ли из дома через улицу. Но казалось, кричали где-то совсем близко. Эти крики начались под утро, разбудили заснувшего за столом Сотника и не прекращались уже несколько часов.
