Он коротко переговорил с майором Косовым и, поднявшись на ноги, первым стал спускаться в низину. Плющ держал карабин двумя руками, готовый, в случае чего, открыть огонь.
Водитель Рожков встал с одеяла, изобразив удивление. Попович тоже поднялся, сунул гармошку в карман.
– Откуда такие молодцы? – звучным голосом спросил Плющ и направил ствол карабина на живот водителя.
– Да вот заблудились. Ехали, и дорогу потеряли.
– Сколько вас?
– Трое, – ответил водитель. – Я – местный, со мной два человека из Москвы. Путешествуют.
– Попрошу у всех документы, – потребовал Плющ. – А где третий?
Попович шагнул вперед, наклонился и подбросил в костер хвороста.
– Наверное, в кузове спит, – сказал он. – А вам что не спится, гражданин начальник?
– Полиции некогда спать. Такая уж у нас работа. Ответственная.
Майор Косов стоял в стороне и хранил молчание, будто происходящие события его не касались. Плющ повернулся к Поповичу, выставил ствол карабина, улыбнулся и согнул указательный палец, лежавший на спусковом крючке. Выстрел был таким громким, что он сам зажмурился от неожиданности.
Попович упал возле костра, чувствуя, что волосы вот-вот загорятся, хотел отодвинуться в сторону, но сил не хватило. Еще он почувствовал, как под сердцем остывает кусочек свинца. Маленький совсем, всего-то пять грамм. А такая боль… Он закрыл глаза, захотел их открыть, но не смог.
Миша Могила, двигаясь осторожно, неслышно зашел за спину водителю и поднял ствол ружья, целясь в середину спины. Могила считал себя гуманистом, он не хотел причинять людям боль без особой надобности. Вот и этого бедолагу можно прихлопнуть одним выстрелом. Заряд картечи вырвет кусок позвоночника, и конец. Но Могила не успел нажать на спусковой крючок. Из-за спины выскочил Чалый с занесенным над головой огромным самодельным тесаком, собираясь рубануть по шее водителя, кончив волынку одним ударом. Но тот, истошно закричав, успел вжать голову в плечи, так что удар пришелся в левое плечо. Тесак глубоко воткнулся в ключицу, раздробив кость.
Водитель, продолжая кричать, повалился на землю, перевернулся с живота на спину. Чалый снова занес тесак над головой, ударил справа и слева, не разбирая, куда попадает. Водитель Рожков лежал на земле, обхватив ладонями окровавленную голову, и тихо постанывал.
– Я ведь на флоте служил, – немеющими губами прошептал он. – Терпеть должен. Только так… Суки… Суки… Только так…
Чалый отступил назад и сплюнул, решив, что дело кончено. С такими ранами долго не живут.
Глава 17
Радченко очнулся от дремоты и открыл глаза, услышав выстрел. Кажется, вокруг ничего не изменилось: темнота, степь, ветер. Он по-прежнему сидел на земле, прислонившись спиной к заднему скату грузовика. Но что-то происходило в двух десятках метров от него, с другой стороны машины, у костра. Дима упал на землю, перекатился со спины на живот и оказался под грузовиком.
Он увидел чьи-то ноги, обутые в запыленные сапоги, увидел серые полицейские брюки с тонким красным кантом и прополз вперед, увеличив угол обзора. Теперь можно было рассмотреть двух ментов в форме и двух незнакомцев в штатском.
Через мгновение он заметил и Поповича. Тот лежал в шаге от костра, корчился от боли, прижимая ладони к животу, и громко стонал. На долю секунды взгляды их встретились, и Дима увидел темные, похожие на оловянные пуговицы, глаза Макса, полные страха смерти.
Полицейский подбросил в огонь хвороста. Ветки затрещали, огонь поднялся к темному небу, и волосы Макса вспыхнули, тут же загорелась и рубашка. Кто-то засмеялся, а человек в сером плаще ударил Макса лопатой в шею. Запахло чем-то отвратительным; от этого запаха выворачивало наизнанку, голова кружилась, а руки слабели.
Радченко услышал еще один человеческий крик, который, казалось, разнесся по всей округе и распугал собак в ближней деревне. В клубах пыли по земле катался водитель грузовика Иван Рожков. Тот же мужчина в сером плаще склонился над ним и наносил беспорядочные удары здоровым тесаком, попадая по рукам, которыми Иван закрывал голову. Радченко подумал, что сейчас наступит его черед умирать. Он до сих пор жив лишь по нелепой случайности.
Еще плохо понимая, что надо делать, он пополз обратно, вылез из-под машины, в одну секунду перемахнул борт грузовика и оказался в темном кузове. Стал шарить руками в том месте, где днем Макс оставил пистолет. Ладони натыкались на какие-то тряпки. Вот мешок картошки, вот ящик с пустыми бутылками…
Голоса сделались громче, кто-то прошел вдоль машины, постукивая кулаком по кузову. Остановился, уцепился за борт, поставил одну ногу на железную скобу, другой ногой оттолкнулся от земли. Отдернул полог брезентового тента, заглянул внутрь:
– Эй, есть тут кто?
Радченко лежал на досках пола, медленно подтягивая ноги к животу и накрывая их брезентом, стараясь не дышать. Он подумал, что пистолет где-то здесь, прямо на этом месте.
– Я спрашиваю: есть кто? – гаркнул мужик. – Черт…
– Он там? – спросил Миша Могила.
– Ни хрена не видно, – ответил Чалый. – Фонарь нужен.
Он опасался залезать внутрь; возможно, кто-то прячется в этой темноте, и этот «кто-то» сжимает в кулаке рукоятку ножа или еще чего похуже. Чалый, обыкновенно человек осторожный и мрачный, теперь был весел. На впалых щеках играл румянец, он не замечал, что плащ и стекла очков забрызганы кровью. Вид и запах свежей крови всегда бодрили его, давали новые силы, дозу адреналина. Казалось, что сейчас все нипочем, что своим тесаком он порубит в лапшу хоть черта. Но природная осторожность брала свое.
Радченко уже нырнул под брезент, когда в руке Чалого оказался плоский фонарик. Блеклый световой круг прошелся по ящикам, мешкам, скользнул по брезенту.
– Тут, блин, и днем ни черта не увидишь, – проворчал Чалый. – Вот же, мать твою…
– Ты залезешь, в конце концов? – подошел к машине капитан Плющ и встал внизу. – Ну?
Чалый хотел обложить мента матом, но смолчал и послушно перекинул одну ногу через борт. Залезать в кузов было неудобно. Пришлось бросить тесак и фонарик на деревянный пол. Перекинув через борт вторую ногу, Чалый поднял тесак и включил фонарик. Ему показалось, что в дальнем конце кузова под брезентом что-то шевелится. Или это тень от ящиков дрожит в свете фонаря и кажется, будто под грубой тканью спрятался человек?
На дне души шевельнулся страх. Чалый крепче сжал деревянную ручку тесака и подумал, что это доброе оружие. Вес – полтора килограмма, лезвие широкое, как мачете. Можно отрубить противнику ногу или голову, надо только попасть точно в цель. Он сделал неуверенный шаг вперед, еще один…
Радченко, скрючившись, лежал на досках пола под брезентом и наугад шарил рукой вокруг себя. Заведя руку за спину, нащупал какую-то тряпку и горлышко пустой бутылки.
