– И мне приятно, – улыбнулся Плющ.
– У нас к тебе, капитан, небольшое дело. Нужна помощь.
– Всегда готов. Чем могу, как говорится.
– Дело, можно сказать, простое. – Чибис кивнул Бобу, чтобы принес чего-нибудь закусить. – Не стану темнить, сразу выложу всю правду. Один житель вашего села, некий Фазиль Нурбеков, позаимствовал чужую вещь. Ты не волнуйся, капитан, это всего-навсего тетрадка, а не антикварная ценность. Память об одном хорошем человеке. Да, простая тетрадка в кожаном переплете. И хранит ее Нурбеков, надо думать, не в сейфе, а где-нибудь в своем барахле. Помоги вернуть ту тетрадку, капитан.
Плющ, озадаченный странной просьбой, думал долго. Дом Нурбековых он знал неплохо, до недавнего времени в отсутствие хозяев даже захаживал туда. Однажды всю ночь проспал на хозяйской кровати, широкой, как степь, и мягкой, как пух диких уток. Он почти год состоял в близких отношениях с красивой и совсем юной женщиной, которая убиралась в доме, стирала, поливала цветы. Звали ее Айзия, что означает «лунное сияние».
Месяц назад красавицу сосватал один парень из соседнего села, и она дала бравому капитану от ворот поворот. А Плющ пообещал бывшей любовнице, что через отказ заниматься с ним сексом она еще огребет столько неприятностей, что до дому донести не сможет. А жениха из соседней деревни он устроит на отдых в тот сарай, где держат преступников. Пусть парень посидит пару недель на хлебе и воде. Авось поумнеет и жениться передумает. Но выполнить обещание Плющ не сумел, слишком много дел навалилось.
– Проверить, конечно, можно, – сказал он после затянувшегося молчания, подсчитывая в уме, какую цену назначить за эту услугу. – Это будет трудно, но возможно. Свадьба на носу. Вот когда все из дома уйдут…
– Вот и хорошо. – Чибис разлил водку по стаканам. – Вот и ладно. Проверь хорошенько, а уж я тебя не обижу. Кто со мной работает, всегда при деньгах.
Грач дремал в юрте на ватном одеяле, сквозь сон слыша чей-то смех, чужой голос. Он окончательно проснулся, когда внутрь кто-то вошел. Это Чибис откинул войлочный полог, сел на подушку и сообщил, что в стойбище приехал мент из поселка, затем рассказал много интересных вещей.
Оказывается, адвоката Радченко ищут повсюду, хотят повесить на него убийства людей и поджег грузовика. И пусть ищут, если больше заняться нечем. Что уж совсем невероятно, даже смешно, – американка собралась замуж за местного парня, какого-то Галима. Но главное, что Плющ, похоже, знает, где дневник. Мало того, он готов отыскать тетрадку и привезти ее сюда. За скромное вознаграждение. Здешние менты большими деньгами не избалованы, поэтому с ними приятно иметь дело.
– А теперь пойдем, – закончил Чибис. – Расскажешь, как та тетрадка выглядела. Во всех подробностях. А то еще притащит чего-нибудь не то, что нужно. Потом разбирайся.
Глава 22
Дорис выключила свет в комнате, но не задернула занавеску и дверь оставила открытой. Ближе к ночи она вытащила из-под матраса небольшой джутовый мешок, найденный вчера во дворе возле загона для овец. В мешке уже лежало все, что удалось собрать для побега: несколько кусков хлеба, литровая бутылка с водой и пара яблок, зеленых и твердых. Да еще уместились кое-какие мелочи из чемодана: спортивные тапочки на кожаной подошве, тонкая болоньевая куртка без подкладки, трикотажная кофточка и пара носков. Ночи холодные, ветреные, без этих вещей уходить нельзя.
Какое-то время она тихо лежала в темноте. Был слышен скрип двери, это старуха, копавшаяся в летней кухне, вернулась в дом и закрылась в своей комнате. Скоро она уснет. И можно будет выполнить все, что задумано.
Дорис села на койку и стала смотреть в окно. В бесконечной глубине ночного неба полная луна сеяла свой свет. Степь и гряда холмов у горизонта казались сказочно красивыми, какими-то хрупкими, стеклянными. Но эта красота обманчива, мимолетна. Лишь выглянет солнце и дунет ветер, от картинки не останется следа: станут видны покосившаяся будка сортира, загон для овец, сколоченный из почерневших досок. По степи полетит пыль, а голубые дали поменяют цвет на серо-желтый.
Время тянулось медленно. Дорис сидела на кровати и волновалась, чувствуя, что сердце бьется тяжело, а губы сделались сухими. С другой стороны стены, во дворе, дежурили два ее охранника. Они не переговаривались между собой, только изредка перебрасывались короткими тихими репликами и смолили самокрутки.
Временами Дорис казалось, что она не отважится на побег, а если отважится, ее затея кончится плохо. Собаки поднимут лай, прибегут охранники, и всё. Но это ее последний, возможно, единственный шанс на свободу; упустить его – все равно что умереть. Если она не сделает этого сейчас, то не сделает никогда.
Она решительно поднялась с кровати, взяла мешок с тряпками и едой, прокралась вдоль длинного коридора, удивившись, что половицы не скрипнули под ногами. Через большую комнату и темные сени добралась до входной двери, отодвинула засов и, затворив за собой дверь, вдохнула запах горьковатой полыни и холодного ветра.
Из будки, гремя цепью, вылезла старая собака с желто-черной шерстью и глухо зарычала. Дорис бросила ей кусок вяленого мяса, проскользнула через калитку на дорогу и побежала по пустой темной улице. План побега, простой и ясный, родился сам собой. Если нельзя уйти через окно, можно выйти из дома через дверь. На заднем дворе коротают время до утра оба охранника. Один из них должен дежурить у двери на улицу, но ему скучно. И хочется с кем-то поговорить, вот он и торчит на заднем дворе, зная, что в случае чего залает собака. Но пес стар, ленив и вечно голоден. Ему не хочется лаять, ему хочется есть.
Через пять минут Дорис оказалась на окраине села, а еще через час достигла холмов, что были видны из окна, перемахнула через них и пошла дальше. Каждый шаг приближал ее к свободе.
Она одолела подъем на косогор и оглянулась. За спиной лежала степь, залитая лунным светом. Справа – кусты с мелкими восковыми листьями и колючками на ветвях, слева – бесформенная груда камней. Грунт под ногами твердый, ноги не проваливаются в песок. Впереди лежала равнина, голая и плоская, ни камней, ни деревьев, ни кустов, укрыться можно только за ближними холмами, но они далеко. В лунном свете кажется, будто их верхушки, прочертившие по ночному небу ломаную линию, посыпаны голубоватой сверкающей солью.
Наручные часы показывали половину четвертого ночи. Из дома Дорис выбежала два с половиной часа назад. И с того момента шла так быстро, как только могла. Иногда бежала, а когда наваливалась усталость, снова переходила на шаг. Ее хватятся только к утру. Старуха поднимается в шесть, и в половине седьмого она заглянет в спальню Дорис. Так было каждое утро.
Но до половины седьмого еще уйма времени, утром она будет далеко отсюда и наверняка успеет выйти к асфальтовой дороге, по которой должны ходить машины. Попутный грузовик или легковушка подберут ее, довезут до города. Точнее, небольшого городка, больших населенных пунктов поблизости, кажется, нет. А там… Что будет там, Дорис точно не знала, но почему-то была уверена, что в чужом городе не пропадет.
