– А как вы узнали эту тайну?
– Первый раз я услышала о Дорис от отца. Иногда он вдруг становился разговорчив и кое-что мне сболтнул, остальное я сама поняла без лишних слов. Так вот, во время нашей встречи Дорис сказала, что хочет написать книгу об отце. Но я в тот день была не в настроении, и разговора не получилось. Позже я хотела попросить прощения у Дорис, но не знала, где ее искать.
– Это дело поправимое, найдете, – сказал Девяткин. – Вас проводить до метро?
– Спасибо. У меня машина за углом.
Девяткин попрощался и неторопливо пошел вдоль аллеи. Лена прикурила еще одну сигарету. Когда спичка погасла, Девяткин уже скрылся из вида.
Эпилог
Как-то перед Новым годом Девяткин позвонил в адвокатскую контору, где работал Дима Радченко, и добродушно спросил:
– Давно не виделись. Как сам? По-прежнему защищаешь воров и бандитов?
– Я бы их с удовольствием ловил, – ответил Радченко. – Добывал доказательства, проводил следственные действия и так далее. Но за это слишком мало платят. Вы по делу или как?
– Хотел поговорить за жизнь.
– Просто поговорить? – удивился Радченко. – Значит, есть повод?
– Я тебя во сне видел. Будто сидишь ты в зале судебных заседаний, но не на месте адвоката, а в клетке, где сидят обвиняемые. И вид у тебя кислый. По ходу понятно, что тебе светит тюремный срок, и не пустяковый, а очень даже серьезный. И статьи у тебя тяжкие. Вот тебе и повод для встречи.
– У вас бывают вещие сны? – осторожно поинтересовался Радченко.
– К сожалению. Давай так: через полтора часа в том же месте, где виделись в прошлый раз.
В ресторане было довольно много посетителей. Девяткин развалился на стуле и, прихлебывая пиво, любовался длинноногой красавицей за соседним столиком, листавшей меню. Девушка откидывала за спину пряди светлых волос, рассеянно поглядывала на Девяткина, даже улыбалась.
Он выпил вторую кружку пива, отдающего дубовой бочкой, съел салат и подумал, что жизнь, при всех своих изъянах и неудобствах, – хорошая штука. Особенно в день зарплаты, и особенно если к этой зарплате добавили премию. К тому же впереди два выходных, которые можно использовать с удовольствием и не без пользы для здоровья.
Радченко, опоздавший на полчаса, протянул руку. Девяткин пожал ее, не вставая с кресла, и поманил официанта.
– Тут хороший стейк, – сказал он. – Советую.
– Как приготовить? – спросил официант, нависший над столом.
– Хорошо прожарить.
– Мы, кажется, хотели какой-то сон обсудить, – нетерпеливо заговорил Дима.
– Это уже не сон. В уголовный розыск поступила ориентировка из Казахстана на одного парня, похожего на тебя, – сказал Девяткин. – Он терроризировал целый район. Убийства, поджоги, запугивания… Нагнал такого страху на мирных граждан, что теперь они вечерами на улицу без ружья не выходят. Называл себя Адвокатом.
– Лучше бы уж Палачом… Есть фотография того убийцы?
– Только словесное описание, – покачал головой Девяткин. – И выполненный на его основе рисунок. Главные свидетели его злодеяний убиты. Ты в тех местах, в Северном Казахстане, не был в середине июля?
– Как раз в это время я отдыхал в Крыму, в палаточном лагере под Симферополем. А потом переехал в другое место. Ночевал в частном доме. У меня есть квитанции об оплате стоянки, где я оставлял мотоцикл. Есть чеки с заправок. Хозяева дома могут подтвердить, что я – это я. Да и что мне делать в Казахстане?
Девяткин скорее обрадовался, чем огорчился.
– Я тоже так подумал: чего тебе там делать? Ну, разве что природой любоваться в компании какой-нибудь женщины. Американки, например… Они любят всякую экзотику. Американку зовут Дорис Линсдей. Искусствовед, работает в Нью-Йорке. Говорят, симпатичная.
– Дорис я знаю. – Хлебнув пива, Радченко почувствовал себя бодрее. – Мы оказывали ей юридическую поддержку, когда она приезжала в Москву. Хотела писать книгу о покойном режиссера Сергее Лукине. Ей надо было уладить кое-какие формальности.
– Будем считать, что я тебе поверил, – кивнул Девяткин. – Те документы из Крыма, чеки и квитанции, смотри не потеряй. В жизни любая бумажка может пригодиться. Но это так, к слову. Я попросил встретиться вот почему. Последнее время занимался расследованием гибели Лукина и его друзей. Убийство режиссера организовал некий Муратов, бывший мент. Недавно был суд, он отказался от всех показаний, что дал в ходе следствия. Но присяжные признали Муратова виновным в убийстве. Не удалось доказать эпизоды вымогательства с его стороны и злоупотребление служебным положением. Кроме того, нашлись смягчающие обстоятельства. В итоге он получил всего восемь лет колонии.
– Наверное, у него был хороший адвокат.
– Да, хороший дорогой адвокат, точнее, целых три. Но Муратов недолго радовался. Он сидел в одиночной камере Бутырской тюрьмы, ждал отправки в колонию. Он ведь бывший мент, поэтому его содержали отдельно от других заключенных. Короче, ночью контролер нашел его мертвым. Муратов удавился. Привязав кальсоны к решетке, встал на стол и подогнул ноги.
– Ему помогли залезть в петлю? Те же контролеры следственного изолятора? Или он, так сказать, сам проявил инициативу?
– Провели расследование. Вроде бы все чисто, претензий к контролерам нет. Но ты же знаешь, как трудно в этом мире найти правду… Игорь Грач, приемный сын Лукина, – авторитет в уголовном мире. Он человек влиятельный и небедный. Возможно, восемь лет лагерей за убийство отца показались ему слишком малой платой. Кто знает…
– Печальный случай.
– И еще хотел сказать… В квартире Лукина мы проводили обыск. В кладовке под полом нашли тайник. Ни денег, ни ценностей там не было. Только письмо, адресованное той самой Дорис, твоей знакомой. Лукин написал его, но по какой-то причине не отправил. Кстати, как Дорис себя чувствует?
– Отлично, – ответил Радченко. – Собирается замуж. Церемония состоится в декабре после Дня благодарения. Короче, жизнь идет. У Дорис растет ребенок… Ну, от первого мужа. То есть не от первого… Впрочем, это уже неважно, от кого ребенок. Важно, что мальчик здоровый и крепкий. Что еще за письмо?
– Прочитай. Это просто объяснение в любви. Благодарность за то, что Дорис подарила Лукину лучшие моменты его жизни. Что он всегда будет ее помнить и так далее. Если считаешь нужным, перешли письмо Дорис. Если нет… Короче, сам реши.
Девяткин положил продолговатый незапечатанный конверт на край стола. Радченко вытащил тетрадный листок в клеточку, исписанный с одной стороны крупным почерком.
– Не нужно ей этого читать, – сказал он. – Лукин не отправил письмо, значит, для этого была причина. И у себя оставить не могу. Дневники человека, его письма не должны валяться где попало. Иначе жди неприятностей. Лучше уж их сжигать, чем хранить.