– Куда дел портфель с деньгами? – крикнул Семен тонким голосом. – Куда?
Тимонин глотнул воздуха и только закашлялся в ответ. До сих пор он не смог понять, чего от него хотят. Семен замахнулся для нового удара, но кулак не попал в цель. Тимонин вскинул ноги, оттолкнулся подметками ботинок от столешницы. Со стола полетели на пол недопитые бутылки, стопки, металлический чайник, вареная картошка и прокисшие огурцы. Стул качнулся назад, не удержавшись на двух ножках, а дядя Коля выпустил веревку, шагнул в сторону, и Тимонин рухнул на пол. Гнутая спинка стула треснула, рассыпалась на части. Упав на спину, он сдернул с себя веревку, попытался встать, но на его грудь уже навалился Семен. Дядя Коля тоже рухнул вниз, ногами прижал к полу правую руку Тимонина, схватился за левую. Семен слева ударил Леонида кулаком в шею.
– Где портфель?! – заорал дядя Коля.
Тимонин набрал в грудь воздуха, словно запасался им впрок, опасаясь скорого удушья, но ничего не ответил.
Тогда дядя Коля запустил одну руку в карман штанов, вытащил финку, передал ее Семену. Тот приставил нож к горлу Тимонина, провел острием по коже, сделав надрез, и Леонид тихо застонал. Семен еще крепче прижал лезвие к его шее и прошипел:
– Последний раз спрашиваю, куда дел портфель? Лучше скажи.
Саша Боков, немного бледный и притихший, лежал на кровати в номере «Интуриста», симулируя сердечную боль, и смотрел в потолок. Девяткин сидел на стуле рядом с кроватью и листал газету. Полчаса назад из гостиничного номера ушел врач «Скорой помощи», преклонных лет дядька с седой бороденкой. Он осмотрел Бокова, послушал сердце, измерил давление и только затылок почесал.
«Серьезных отклонений я не вижу, но нижнее давление повышено. Почки надо проверить. Кроме того, легкая сердечная аритмия. Ничего страшного, но оставайтесь в постели еще пару часов». – «Пару часов?» – переспросил Боков, именно эти слова он и хотел услышать. Врач кивнул, потрепал его по голове: «Вам, молодой человек, нужно вести активный образ жизни, укреплять сердечную мышцу. Займитесь лечебной физкультурой». – «Я об этом только и думаю, – соврал Боков. – О лечебной физкультуре».
Дав совет, врач закрыл чемоданчик и, сопровождаемый бесцветной молчаливой медсестрой, удалился. Девяткин приготовился к ожиданию, стащил с себя рубаху и брюки и отгородился от мира газетой.
– Ладно, подождем немного, – сказал он. – Два часа – ерунда. Но, вообще-то говоря, ты должен был сразу предупредить насчет здоровья. Что оно у тебя того… оставляет желать.
– Раньше не жаловался, – ответил Боков. – Неожиданно сердце прихватило. С кем не бывает?
– Со мной, например, не бывает, – строго произнес Девяткин.
– А что это у вас за шрам на руке? Как после ожога.
Боков высунул из-под одеяла руку и показал пальцем на голое плечо Девяткина.
Девяткин бросил газету на подоконник.
– Мы с твоим начальником Леней Тимониным вместе служили в Краснознаменном Среднеазиатском военном округе. Спецназ ВДВ. Наша часть находилась на юге Казахстана. Оттуда нас забрасывали в командировки в Афганистан и обратно. Ну, разбомбить какой-нибудь кишлак, сопроводить колонну с важным грузом или снайперов. Когда только начинал службу, был «салагой», сделал себе татуировку. Крылышки, под ними три буквы – ВДВ. Дурацкое фраерство.
– Почему дурацкое? – удивился Боков. – Татуировки сейчас в моде. А татуировка ВДВ – символ мужества.
– Символ непроходимой тупости. Один наш приятель с такой наколкой попал в плен к душманам. Позднее я своими глазами видел его труп. С этим парнем сделали такое, что меня наизнанку вывернуло. Душманы не любили десантников. Короче, я вывел татуировку кислотой.
– Из соображений безопасности?
– Точно. Не хотелось мучительной смерти.
– А у Тимонина я татуировки не видел, – заметил Боков.
– Он не хотел татуировку. Он даже дембельский альбом не делал. Кому, говорит, я его стану показывать? Родных у меня нет. «Телкам» на гражданке?
– А вы альбом делали?
– Еще какой, – засмеялся Девяткин. – У меня был самый роскошный альбом в части. Ладно, Саша, вижу, что сумел пробудить в тебе интерес к жизни. Значит, с тобой все в порядке. Жить будешь. Вставай, пора ехать.
– Но ведь двух часов еще не прошло.
– В таком случае я еду один, – отрезал Девяткин. – А ты оставайся тут. Лечись и поправляйся.
Боков застонал, встал с кровати.
– Вот и умница, – обрадовался Юрий и стал снова одеваться.
Через четверть часа они вышли из гостиницы, дошагали до автомобильной стоянки. Девяткин сел за руль, Боков развалился на заднем сиденье.
Тимонин лежал спиной на полу и не мог пошевелиться. Гостеприимный дядя Коля утвердился коленями на его левой руке, правую сжал двумя ладонями, словно стальными обручами, не давая Тимонину и пальцем пошевелить. Дородный Семен сидел на груди, одной рукой ухватив Тимонина за волосы, другой прижимая к горлу острый клинок финки.
– Скажи, мил человек, куда ты портфель засунул? – Дядя Коля взял новую, жалобную нотку. – Скажи, тебе все равно эти деньги теперь без надобности.
Семен оторвал руку от волос Тимонина, размахнулся и открытой ладонью влепил ему пощечину. Удар получился таким мощным, будто к Семеновой ладони привязали свинцовую пластину. Леонид провалился в глубокий темный колодец, но ненадолго. Через минуту он пришел в себя от нового удара.
– Ну, милый, говори, – пел дядя Коля. – Скажи по-хорошему. Самому себе сделай облегчение.
– А то будем тебя немножко того, – подхватывал Семен. – Будем немножко тебя резать.
– Да, придется, – Попов говорил с усилием, кряхтел, прижимая руку Тимонина к полу. – Больно умирать будешь. А портфель мы все равно найдем.
Леонид увидел над собой искаженные злобой лица дяди Коли и Семена и, понимая, что скоро конец, прошептал:
– Портфель в курятнике лежит, в углу.
– Что? – не понял Семен.
Нож в руке дрогнул, надрезал кожу на шее Тимонина. Попов встрепенулся, сказал Семену, чтобы держал крепче, вскочил на ноги и, выбежав из дома, бросился на задний двор, к курятнику.
Семен еще крепче надавил коленями на грудь Леонида. Казалось, ребра под этой тяжестью потрескивают, как сухие дрова в печи. Тимонин больше не стонал, не пытался сбросить с себя противника. Он просто лежал с закрытыми глазами, надеясь, что бог, может быть, подарит ему еще один, последний шанс спастись.
Попов открыл дверь в старый курятник. Темно и пусто, пахнет гнилой сыростью, откуда-то с потолка падает похожий на снег сухой помет. Кинувшись в угол, он стал хватать и отбрасывать в сторону годами копившиеся здесь истлевшие тряпки, масляную ветошь, треснувшие банки.
Вот и портфель, в самом низу. Господи, надо было еще прежде догадаться заглянуть в курятник. Рукавом рубашки Попов стер с портфеля куриное дерьмо, расстегнул замок. Сердце забилось ровно и сладко. Он пощупал пальцами твердые, как кирпичи, пачки денег, вдоль и поперек схваченные резинками, закрыл замок, схватил портфель за ручку и выбежал на двор.
