– Послушайте, мы напрасно теряем время, – сказал Колчин. – Я майор внешней разведки. Совместно с ФСБ мы проводил операцию по освобождению заложников. Не имею права сказать больше того, что сказал. Главное – у нас очень мало времени. Каждая минута на счету.
На несколько секунд Урузбеков потерял дар речи, даже бросил ручку на стол. Он лишь хлопал ресницами, разглядывая физиономию наглеца, сидящего напротив него. Грязные волосы, запыленное лицо, похабная рубашка с голыми купальщицами под пальмой на пляже. Из-под рубахи виднеется майка, такая же грязная, со следами крови. Майор внешней разведки…
Возможно он шизофреник, сбежавший из закрытой психушки, куда его упекли до конца дней. Возможно, просто опасный бродяга. Но, скорее всего, бандит, совершивший мокрое дело, искавший место, где можно до поры до времени спрятаться и подождать, когда осядет пыль. Но за поясом у этого психа торчал восемнадцатизарядный пистолет П – 96 девятого калибра. Урузбеков слыхом не слыхивал о такой пушке, отродясь в руках такую дуру не держал. Возможно, в словах этого оборванца есть капля истины. Капитан отогнал вздорную мысль: офицерам ФСБ и внешней разведки в этих краях делать нечего. А пушка… Сегодня бандюки вооружены гораздо лучше сотрудников правоохранительных органов.
– Понимаю, что мои слова, моя одежда, вызывает у вас, мягко говоря, недоверие, – продолжил Колчин. – Но все можно объяснить. Я прошу лишь об одном одолжении: снимите телефонную трубку, свяжитесь с астраханским УФСФ, точнее с подполковником Федосеевым
– Ты в Калмыкии, а не в Астраханской области.
– Значит, утром мы пересекли административную границу. У меня нет карты, нет средств связи, – кивнул Колчин. – Калмыкия… Тем лучше. Нам сюда и надо. Дозвониться в соседнюю область, думаю, не проблема. Всего несколько минут вашего драгоценного времени, и все разъяснится. Прошу вас. Вы сразу поймете, вру я или говорю правду.
– Телефон на пашет, – Урузбеков поднял трубку аппарата, вытянул руку, чтобы Колчину было слышно, что гудка нет. – Линию обещали починить сегодня утром. Значат, починят к вечеру, не раньше. Но если бы линия была в порядке, я ни минуты не потратил бы на телефонную говорильню. Потому что без очков вижу, что ты пизди…
– Послушайте, я майор СВР. И прошу проверить мои слова.
– А хоть бы и так, хоть бы и майор, – сморщился Урузбеков. – Срать я хотел с высокой колокольни на таких умников из Москвы. Раньше я тоже работал в большом городе. Там я был лишь маленьким винтиком большой машины. А потом по недоразумению оказался здесь. Сначала мне не слишком понравилась эта вонючая дыра. А потом я понял, что в этом поселке я царь и бог в одном лице. Меня боится и уважает каждая собака в радиусе ста пятидесяти верст. Про людей уж я не говорю. Понимаешь? А жить можно и здесь.
Урузбеков потер большой палец об указательный, словно считал бумажные деньги.
– Но вы сотрудник милиции…
– Заткнись, придурок. Здесь свои законы, то есть мои законы. Если моя левая пятка захочет, от тебя и твоих дружков не останется даже пригоршни пепла. Хоронить будет нечего. Ни следственное управление МВД, ни ФСБ, ни одна спецслужба мира никогда не узнает, что ты проехал мимо этого поселка. И я не потерплю, когда какой-то залетный хер появляется на моей территории с оружием, да еще качает права. Если СВР проводит какую-то там долбаную операцию, должны первым делом меня поставить в известность. А теперь закрой пасть и отвечай на вопросы.
– О своих операциях СВР не ставит в известность капитанов милиции.
– Ты еще не заглох?
Урузбеков удивленно поднял брови и уставился на задержанного, желая услышать ответ. Колчин, уже сообразил, что все его объяснения и уговоры, пустая трата времени. Если повезет, через неделю его отправят в райцентр. Возможно, тамошний следователь прокуратуры не окажется законченным самодуром и придурком. Возможно, он даже свяжется с начальством Колчина, инцидент удастся замять. Но это случится только через неделю, не раньше.
– Я, кажется, задал вопрос.
– Вопрос? – переспросил Колчин. – Пошел ты в жопу, чертов мудила. Это мой ответ. А теперь занеси его в протокол.
Глаза капитана вылезли из орбит, он вскочил на ноги. Кресло на колесиках откатилось к стенке. Капитан сорвал со стены дубину, накинул ремешок на запястье. Он широко размахнулся, целя в шею человека, сидящего через стол от него. Колчин, сорвавшись со стула, отступил в угол тесного кабинета. Дубина, описав в воздухе полукруг, врезалась в вентилятор, сбила его сто стола.
– Галиджинов, – капитан заорал так, что уши заложило. – Прапорщик, немедленно сюда, с наручниками. И Юсупова зови.
Глава двадцать седьмая
В дверном проеме на секунду показалась испуганная физиономия прапорщика. И тут же исчезла. Видно, наручников при себе у Галиджинова не оказалось. Капитан выбежал из-за стола, понимая, что зажатому в углу человеку деваться некуда. Через зарешеченное окно на улицу не сиганешь. Капитан успел пожалеть, что начал допрос, не заковав задержанного в наручники. Ясно, ему бы и ноги следовало пристегнуть к табурету.
– Руки на стол, сука, – заорал он. – На стол руки… Кому сказал?
Но Колчин не выполнил команды. Капитан, сделав пару шагов вперед, занес дубину, зажатую в правой руке, себе за спину, собираясь вложить в удар вес собственного тела, с маху опустить палку, как кувалду, на голову этого ублюдка. Одним ударом выбить из него дух, а повезет, и мозги. Но дальнейшие события развивались так быстро, что капитан потерял нить происходящего. Колчин шагнул вправо, уходя с траектории удара. Наклонившись, захватил ногу капитана в области подколенного сгиба, рванул ее вверх. Одновременно левой рукой ударил его под нос, толкнул в грудь корпусом. Рука опустилась, ремешок дубины соскользнул с запястья.
Капитан спиной повалился на рабочий стол, оттолкнулся от столешницы локтями, пытаясь подняться. И получил такой удар коленом между расставленных ног, что от боли потемнело в глазах. Капитан буквально взлетел со стола и нарвался на встречный удар кулаком в лицо. Из сломанного носа кровь брызнула на незаполненный бланк протокола. Колчин ухватил Урузбекова за волосы и дважды припечатал затылком об угол стола. Мир поплыл перед глазами, капитан выплюнул выбитый зуб. И в следующее мгновение получил удар ребром ладони по горлу. Урузбеков высунул язык, глотая воздух широко раскрытым ртом, схватился руками за горло, разорвал ворот рубахи, словно именно тугой ворот не давал дышать. Колчин вытащил пистолет из кобуры капитана, забросил оружие на высокий пыльный шкаф.
– Стоять, к стене.
Толкнув дверь ногой, в кабинет влетел прапорщик, сделав пару шагов вперед, остановился, стараясь правильно, как учили в милицейской школе, оценить ситуацию. Капитан с пунцовым лицом лежал на столе, рвал ворот рубашки, подбородок в крови, нос съехал на бок, изо рта вылез фиолетовый язык. Напавший на капитана уголовник стоит спиной к двери. Галиджинов бросил на пол две пары бесполезных наручников, за которыми бегал в ружейную комнату, передернул затвор автомата, положил палец на спусковой крючок. Правая рука дрожала от напряжения, палец на спусковом крючке вибрировал, будто его дергали за нитку.
