– Я не убивал, – буркнул Мамаев. – То есть, когда я взялся за молоток, эти гаврики были уже того… Ну, почти готовы.
– Двойное убийство не квартирная кража, – сказал Колчин. – Седых и Мамаев приехали в поселок Восток, но надолго там не задержались. Нужно было найти более безопасное лежбище. У Седых был адрес Воловика. К нему на хутор друзья и перебрались. Но хозяин не собирался задаром кормить постояльцев, пришлось расплачиваться за гостеприимство. К тому времени Седых и Мамаев уже поняли, что попали в крутой переплет. Завернув на этот чертов хутор, они по существу превратились в холуев Воловика. Но отступать некуда. Седых – в далеком прошлом водитель грузовика, ему поручили съездить в Астрахань, купить подержанный «КАМАЗ» и вернуться обратно на машине. Воловик, державший на своем хуторе заложников, ждал указаний из Москвы. Когда «КАМАЗ» прибыл, Мамаев довел машину до ума. За день до нашего появления, Гребнев, связавшись с Воловиком по спутниковому телефону, приказ перевезти заложников в другое место.
– Это где-то в Калмыкии, – сказал Мамаев. – Но куда повезли мужика с бабой, я не знаю. В кабину с Седых сел дружбан Воловика, который должен показать дорогу, еще два человека в залезли в кузов. Стерегли заложников и ящики. Но по всем прикидкам выходит, что «КАМАЗ» должен остановиться на ночь в этих краях. Поспать нужно, разжиться водой. Гриша сказал: если будет оказия, заеду к Машке Совковой. И там оставлю тебе записку. Чтобы знал, где меня искать мое тело. Похорони по-человечески – вот последняя просьба. Гришка знал, что из этого рейса живым не вернется. Вот поэтому мы и едем в Восток. Может, там найдем записку или что.
– А как же цепь, на которой ты сидел в подвале? – спросил Решкин. – И туберкулез, которую подцепил в сырости и холоде?
Мамаев насупился и промолчал.
– Нет никакого туберкулеза, – ответил за Мамаева Колчин. – А ноги в шелудивые, потому что насекомые покусали. А он начесал до волдырей. Якобы цепь ему натерла. А я сначала почти поверил в сказку о бедном рабе. Но потом вспомнил все события в хронологическом порядке. Ведь Мамаев мог напасть на меня там, в подвале, но не рискнул. Он не представлял себе расклада сил, не знал, что творится наверху. Когда пальба стихла, подумал, что живых в доме кроме него никого нет. Воловик и все его люди погибли. Значит, остается шанс все концы повесить на мертвых. Раба пожалеют и отпустят на все четыре стороны. Поэтому он так рвался улететь с хутора на вертолете.
– Как же вы узнали все это подробности?
– Мамаев и рассказал. Не стал дожидаться, когда я спущу с него портки и поднесу к члену горящую зажигалку.
– А почему вы решили, что этот Седых поедет на грузовике именно на юг? – допытывался Решкин. – Он может поехать на север, например, в Москву.
– Они махнут на юг, – ответил Колчин. – Воловик перед отправкой проговорился, что путь лежит именно туда. Да и человеческая логика подсказывает, что тащить заложников на север нет смысла, слишком рискованно. Гребнев не тот человек, чтобы броситься в этот омут. Если найдется записка от Седых, считай, что мы сорвали джек-пот.
– Но я кое-чего не понимаю, – начал Решкин.
Колчин махнул рукой, мол, сейчас не до разговоров. Машина свернула с дороги в степь, помчалась вперед, оставляя за собой высокий шлейф песка и пыли. Колчин выключил радио, так и не дождавшись милицейской сводки, сбавил газ. На горизонте показались приземистые постройки. Кое-как слепленные, беспорядочно стоящие хибары с плоскими крышами. Видимо, это и есть Восток.
– Зря в объезд махнули, – вздохнул Мамаев. – Только время угрохали.
– Мы заедем к этой Машке ровно на пять минут, – сказал Колчин, через плечо обернувшись к Решкину. – Ты беги на почту.
– Она работает когда как. Чаще всего – до шести вечера, – вставил Мамаев. – Потому что там почтальонша аккуратная. Ты успеешь, если все сделаешь быстро. Это на центральной площади, прямо по улице. Не ошибешься.
«Волга» въехала в поселок, остановилась перед домом, на который показал Мамаев. Саманный забор с калиткой, сбитой из некрашеных досок. Ни номера, ни названия улицы. Впереди такие же дома близнецы, на дороге ни души. Колчин залез в бардачок, пошарив в нем, вытащил карандашный огрызок и вчерашнюю районную газету. Другой бумаги не нашлось. Подложив колено, накарябал текст, адреса и номера телефонов. Вырвав из газеты клок, вложил бумагу его в ладонь Решкина. Расстегнул портмоне капитана Урузбекова, сунул в руку пару купюр.
– Отобьешь две телеграммы, – сказал он. – Одну в Москву, другую в Астраханское управление ФСБ. Или позвонишь по междугороднему телефону и прочитаешь текст телеграммы. Хочу, чтобы ты понял: если все получится с телеграммой, за ними вышлют вертолет. Он появится здесь часа через полтора. К этому времени мы, возможно, уже будем знать, где находится твой Сальников с женой. Понял? Никакой связи с внешним миром у нас нет. Только эта клятая почта. Если не успеешь или не сможешь отбить телеграмму или позвонить, у нас мизерные шансы дожить до утра. Понял?
– Я что, совсем тупой?
Решкин вылез из машины, хлопнув дверцей, со всех ног помчался вверх по улице. Так рванул, что только ветер засвистел в ушах.
* * *
Колчин толкнул дверь и вошел в комнату. Худая простоволосая женщина в застиранном халатике, сидя за столом у окна, выходящего на задний двор, перебирала рис. В углу на тумбочке пищал радиоприемник, в люльке у стены беспокойно ворочался младенец. Женщина поднялась, вытерла фартуком руки, заложила ладони за спину и почему-то отступила на шаг, к самой стене. В глазах застыл плохо скрытый страх.
– Вы кто? – спросила Совкова.
Колчин поздоровался и шагнул в сторону, пропуская вперед Мамаева.
– Седых не заезжал? – Мамаев, перепрыгнув ступеньки крыльца, вбежал в комнату, встав на домотканый коврик, стал бешено вращать глазами. – Я спрашиваю, Гришка приезжал?
Совкова облегченно вздохнула: свои.
– А когда он должен был приехать? Я думала, вы вместе…
– Она думала, – передразнил Мамаев.
Сорвавшись с места, он кинулся в соседнюю комнату, запутался в цветастой занавеске, повешенной в дверном проеме. Сорвал ее с гвоздей, бросил на пол и сгоряча припечатал ногой.
– Черт, мать твою…
Влетев в спальню, отодвинул от стены продавленный диван. Перебравшись через него, оторвал плинтус, державшийся на одном гвозде. Вытащил кусок половой доски, все еще надеясь на чудо. Двери в поселке не запирают. Возможно, Гришка заскочил на минуту, когда его сожительницы не было дома. Заскочил, чтобы оставить записку. И уехал. Присев на корточки, Мамаев сунул руку вниз, вытащил целлофановый пакет с деньгами. Пошарил ладонью в темном тайнике. Ничего, кроме мышиного дерьма. Хозяйка пошла следом за гостем, молча наблюдая, как он что-то ищет под полом.
– Ни хрена, – вздохнул Мамаев. – Но есть еще одно место, где можно поискать.
– Что за место?
– На милицейской карте обозначены все колодцы. Возле одного из таких колодцев стоит ничейный домишко. Там на ночь иногда останавливаются проезжие шофера. Денег за постой платить не надо. Было время, когда мы с Седых почти месяц жили в той хибаре. Я так думаю, что он завернул туда.
