– Далеко отсюда?
– Верст двести. Поедем?
Колчин не ответил, тронул женщину за плечо, попросил воды, залить в радиатор.
– И мне бы еще кусок веревки.
– Удавиться? – оскалился Мамаев.
– В милиции отобрали ремень, – объяснил Колчин. – Теперь штаны спадают. Найдется?
Совкова молча кивнула головой и пошла на двор, Колчин увязался за ней. Мамаев, приладив половую доску на место, вернулся в большую комнату, сел за стол, вытащил из пакета толстую пачку денег, перевязанную ленточкой. Смахнул на пол горку риса, слюнявя пальцы, начал считать купюры, дважды сбивался со счета. И начинал заново. Когда хозяйка с Колчиным вернулись в комнату, на столе лежала стопка бумажных денег. Мамаев стоял возле люльки, прищурив глаза, пристально всматривался в лицо младенца.
– Когда родила? – повернув голову, спросил он.
– Уж три месяца.
– Надо ехать, – сказал Колчин. – Поторапливайся.
Совкова нервно терла чистые руки фартуком. Заметив деньги на столе, не могла оторвать от них взгляда. Мамаев ниже склонился над кроваткой, поправил мятую распашонку.
– Пацан? Сам вижу, что пацан. А ты случаем не нагуляла мальца от залетного шоферюги?
– Гришкин, – ответила Совкова.
– Вижу, что Гришкин. Теперь вижу.
Младенец мотал головой, пускал слюни и задирал кверху голые ножки. Мамаев улыбался, будто именно он, а не Гришка, доводился мальчику отцом.
– Ах ты засранец такой, – Мамаев сунул в крохотную ладошку свой указательный палец, красный, покрытый бородавками и царапинами. – Держи.
– Ну, долго ты еще? Нам надо ехать.
Мамаев выпрямился, шагнул к двери. Но неожиданно остановился, повернулся к Совковой.
– Ты вот что, – сказал он. – Не знаю, получится ли у Гришки вернуться сюда. В обозримом будущем.
– Его снова посадили? – Совкова опустила беспокойные руки. – Надолго?
– Не знаю, где он, – покачал головой Мамаев. – И когда вернется, не знаю. Влипли мы с этим Воловиком. Напрасно к нему подались. Ты заверни нам пожрать что-нибудь. А то живот урчит, как паровой котел.
Совкова нырнула в закуток за печкой. Чем-то загремела, вернулась с двумя кукурузными лепешками, завернутыми в серую марлю. Мамаев полез в карман, достал свою половину денег, бросил их на стол.
– Это ребенку, – сказал он. – Хотел своему пацану отправить. Но он у меня того… Он у меня уже взрослый.
Колчин открыл рот, чтобы снова поторопить Мамаева, но услышал сухой треск автоматной очереди. Выскочил на крыльцо. Ударила вторая очередь, длинная. Колчин прислушался, стреляли где-то рядом.
– К машине, – закричал он. – Садись за руль.
Колчин выскочил в калитку, открыл багажник «Волги», достал карабин. Залез на заднее сидение. Мамаев сел за руль, рванул с места.
* * *
Решкин примчался на площадь, где сходились три поселковые улицы, долго осматривался по сторонам, к своему удивлению не заметил ни одного человека. Посередине площади торчал одинокий столб, на макушку которого зачем-то присобачили ржавый репродуктор. Справа дом с плоской крышей, на двери которого пудовый навесной замок и вывеска "Поселковый клуб «Восток». Рядом с клубом низкая дверь в продуктовый магазин, больше похожая на крысиную нору.
По левую руку косенькая вывеска «почта», прибитая над дверью глинобитного одноэтажного дома. Толкнув дверь, Решкин вошел в тесное и душное помещение. За конторкой стена, сверху донизу завешанная полуистлевшими плакатами и афишами кинофильмов, выходивших в прокат лет пятнадцать назад. За деревянной конторкой русская женщина неопределенного возраста. Черный рабочий халат, газовый желтый платочек вокруг шеи. Почтальон изучала журнал с выкройками простенького платья. Она посмотрела на посетителя без всякого интереса и зевнула, широко распахнув пасть, полную железных зубов.
В пыльную витрину, выходившую на площадь, билась жирная муха.
– А у вас всегда так? – Решкин встал у конторки, уперевшись локтями в прилавок. – Так тихо?
Женщина равнодушно пожала плечами.
– А кому тут шуметь? Сейчас все на работах в поле. Народ возвращается, когда стемнеет.
– А клуб, смотрю, закрыт. Что фильмы не крутят?
– Фильмы крутили, когда я была еще молодая, – ответила почтальон. – Тут буфет был, даже пиво привозили.
Через пару минут выяснилось, что с почты можно сделать междугородний звонок, но ждать, пока соединят, придется долго, возможно, часа полтора, а то и все два. С телеграммами все проще, надо только текст написать.
– Тогда давайте два бланка, – кивнул Решкин. – Одну телеграмму в Москву, другую в Астрахань.
Не отходя от стойки, он опустил кончик перьевой ручку в чернильницу, с грехом пополам накарябал адрес астраханского УФСБ. Вздохнул, покусывая губу, стал по слогам разбирать каракули Колчина, выведенные на серой бумаге, испещренной газетным шрифтом.
– А вы откуда приехали? – подала голос почтальон.
За целый день сюда пришло пять или шесть посетителей, но все не по делам, а так, языком почесать. Последние два часа никто не заглядывал, это время почтальон одна высидела в жаркой будке с витриной, изучая выкройку и разговаривая сама с собой. Теперь хотелось переброситься словом с живым человеком.
– Случайно не от Дашмана путь держите?
– От какого еще душмана? – переспросил Решкин, отрываясь от телеграммы. – Не понял. Лично я никаких душманов тут не встречал, если не считать тех, что в милицейской форме.
– Это поселок такой, Дашман, – сказала почтальон. – У меня там муж работает до конца осени. Электриком временно устроился. Кошары для овец строят, нужно свет подвести.
– А, вот оно что. Нет, мы из Астрахани, – Решкин подумал, что неэтично называть себя во множественном числе, все-таки он не покойный Император всея Руси. – То есть я из Астрахани. По делу тут, землемер.
Решкин сердито глянул на разговорчивого почтальона, отвлекавшего от дела, обмакнув перо в чернильницу, склонился над бумагой. Периферическим зрением он уловил какое-то движение на площади. По другой стороне мимо магазина и клуба пробежал голоногий мальчишка в майке, зашитой между ног, за ним промчалась кем-то напуганная собака. Поднялась пыль, будто за домом проехала или остановилась машина. Решкин покрутил головой, стараясь понять, что происходит.
Он увидел человека в голубой рубахе и фуражке, человек высунулся из-за угла, сделав короткую перебежку, с разбега брюхом повалился на землю, спрятавшись за фонарным столбом. Выставил вперед ствол автомата, кажется, целил прямо в голову Решкину. Второй мент, низко пригибаясь к земле, побежал вправо, к магазину, миновав дверь, упал за деревянными ступеньками навсегда закрытого клуба. Менты не те, что остановили их на дороге, а затем заткнули в камеру с земляным полом. Эти местные, определил Решкин. С улицы что-то закричали, Решкин разобрал лишь слово «руки». Затем дважды пальнули в воздух.
