Бареш шел медленно, переваливаясь, как гусак, отягощенный возрастом и важными мыслями. Через минуту он скрылся в конторе. Еще через пять минут на японской малолитражке к «Аметисту» подъехал последний служащий, невысокого роста молодой человек в клетчатом пиджаке.
Хорошо, что вчерашний день пришелся на воскресенье. После тяжкого труда, загула в ресторане и ночи любви с секретаршей Бареша, Колчин позволил себе небольшой отдых. До позднего утра валялся на двуспальной кровати в квартире Милы Фабуш. Поднявшись в полдень, пил кофе на кухне.
Женщина занимала небольшую скромно обставленную квартиру в районе новостроек. Если смотреть из окна, с высоты десятого этажа, кажется, будто очутился в московском Митино или в Бутово. Вот только женщина, одетая в халатик из искусственного шелка, почему-то говорит по-чешски.
«Ты был великолепен», – сказала Мила ночью. В эту минуту Колчин лежал на спине и смотрел в черный потолок. Ты был великолепен… Возможно, Фабуш переоценила способности Колчина. Возможно, одинокой женщине просто не с чем сравнивать. Ну, нет достойного примера, да и все… Но звучит красиво: ты был великолепен. Почему же от русских женщин он никогда не слышал этих слов? Минут пять Колчин ломал голову над этим вопросом, прислушивался, ожидал, когда Мила заснет.
На утро, покончив с кофе, он вышел в прихожую, взял с зеркала барсетку, вернулся на кухню, вытащил женские часики на золоченом браслетике, упакованные в продолговатый футляр. Колчин раскрыл коробочку, достал часы, шагнул к Миле: «Примерь-ка эту штучку». Мила округлила глаза, поцеловала Колчина в губы, надела на запястье часы. «Прелесть. Настоящие швейцарские часы. У меня никогда не было роскошных вещиц вроде этой. Господи, зачем такие дорогие подарки?». Колчин подумал, что часы действительно стоят немых денег. Эти часы и другое оборудование он получил накануне от Ярослава Пачека. В корпус часов вмонтирован «жучок».
Дождавшись когда уляжется первая радость, достал из барсетки застекленную черно-белую фотографию в золотистой пластмассовой рамке, поставил ее на стол. На карточке можно было разглядеть кудрявого ребенка лет семи в коротких штанишках и матросской курточке, прижимавшего к своей груди плюшевого утенка с оторванным носом. На заднем плане темнела то ли мятая занавеска или то ли оконная штора. Трогательный снимок. Мила взяла карточку, приблизила ее к глазам: «Что это за ребенок?»
Колчин не имел представления, что за ребенок на фотографии. Карточку в рамке он получил от Пачека. Золотистая рамка скрывала два специальных «жучка» и антенну.
«Попробуй догадаться», – загадочно улыбнулся он. «Неужели это ты?» – умилилась Фабуш и снова поднесла снимок к глазам. Колчин сидел на стуле с видом именинника, принимавшего поздравления: «Точно. Это я в возрасте… Э-э-э… Дай бог памяти. Э-э-э… Вспомнил, в возрасте семи лет. Будешь смотреть на карточку и меня вспоминать. Поставь ее на свой рабочий стол в конторе».
«Да, с тех пор ты сильно изменился, – Мила покачала головой, взглянула на Колчина, силясь найти хотя бы отдаленное, мимолетное портретное сходство. – А у тебя нет более свежей фотографии?»
«Понимаешь, это семейная реликвия, вроде как талисман, – Колчин подпустил в голос немного дрожи, будто это объяснение стоило ему некоторых душевных усилий. – Когда была жива мама… Когда она еще была жива, фотографии стояла у изголовья ее кровати. И спасала от бед и болезней. Ну, порчу отводила и все прочее. Мама умерла именно в тот день, когда сослепу поставила фотографию в другою комнату, на комод. Если карточка будет стоять рядом, тебе обязательно повезет. Найдешь клад, выиграешь в лотерею или выйдешь замуж по любви».
«Что ж, звучит заманчиво», – сказала Мила.
Довольный собой, Колчин допил кофе. Он хотел сполоснуть чашку, подошел к мойке, отвернул кран. Но поток воды оказался слишком сильным. Чашка выпала из мокрых пальцев и раскололась надвое. «Ой, как жаль, – Мила собрала осколки и бросил их в мусорное ведро. – Очень жаль». Колчин чуть не обиделся. Только что женщина получила от него дорогой подарок, а переживает из-за грошовой чашки с золотым ободком. Он засобирался, сказав, что сегодня еще нужно повозиться с бумагами.
В пансионе пани Новатны царило прежнее уныние и запустение. Хозяйка, не скрывая брезгливой гримасы, бросила перед постояльцем на стойку ключ с деревянной биркой. «Вы, пан Баянов, не успели приехать, а уже нашли себе приключение с продажной женщиной?» – Новатны осуждающе покачала головой. Колчину стало не уютно под этим пронзительным взглядом. Он не стал врать и отпираться. «От вас ничего не скроишь, пани Новатны. Беда в том, что я слишком влюбчив», – Колчин потупил взгляд.
«Берегитесь. Женщины доведут вас до беды. Большой беды», – выдала мрачный прогноз хозяйка. Колчин только руками развел, изображая смиренную покорность перед волей судьбы. «Молодость, молодость», – пропел пан Вацлав, показавшись из-за женской спины. То ли он осуждал болгарина, то ли восторгался его прытью. Скорее всего, второе. Пан Вацлав и сам был не против ступить на тропу греховного коммерческого секса, но доходами пансиона распоряжался не он, а супруга.
Хозяйка немного смягчилась, взяла с постояльца пятьдесят крон и выдала ему чистое полотенце.
Колчин поднялся наверх, перекинул через руку махровый халат, который купил по дороге, отыскал дверь в мужскую комнату. Минут десять он, натирая тело мылом, стоя под струйкой воды, скорее, холодной, чем теплой, едва сочившейся из душа. Когда Колчин намылил грудь и спину, душ фыркнул, выпустил из себя воздушные пузыри, вода больше не лилась, а капала. Колчин стал обтирать мыльное тело полотенцем.
Когда эта экзекуция кончилась, Колчин всерьез разозлился на хозяйку. В конце концов, за свои доллары он должен получать хотя бы минимум удобств, хотя бы горячую воду, а не мудрые советы пани Новатны. Захотелось надеть новый халат, спуститься вниз, встать перед стойкой, за которой сидит пани Новатны. И пристрелить хозяйку. Выпустить в это бессердечное существо всю пистолетную обойму. А пану Вацлаву просто набить морду. Желание было настолько сильным, что Колчин едва справился с собой.
Колчин провел в грузовом отсеке «Фольксвагена» полтора часа, слушая пустые разговоры служащих «Аметиста». Кажется, жители большого города и туристы совершенно не интересовались покупкой автомобилей, пересев на общественный транспорт.
За все это время в конторе появился единственный постоянный клиент, торговец удобрениями. Он стал жаловаться Барешу на застой в делах и просить об отсрочке по платежу за машину, купленную еще в начале лета. Бареш не уступал, но и клиент не сдавался, напирая на то, что, возможно, возьмет еще один пикап, если сбросят цену и дадут отсрочку по старому платежу. Судя по всему, этот человек давно отравлял существование Бареша, выпрашивая новые скидки и отсрочки. Наконец, продавец удобрений что-то выторговал и ушел, довольный своей коммерческой хваткой.
Судя по шагам, Бареш проводил гостя до порога, закрыл за ним дверь и простуженным голосом рявкнул: «Чертов навозный жук. Кретин. Что б тебе всю жизнь торговать удобрениями».
Колчин номер конторы, включил магнитофон. Когда трубку сняла секретарь Мила Фабуш, хриплым неузнаваемым голосом попросил пана Бареша по личному делу.
