Он поднялся, подошел к женщине и, коротко размахнувшись, влепил ей пощечину. Марта вскрикнула, на глазах выступили слезы. Буряк вцепился ей в руку, сильно сжал запястье, левой рукой вытащил из кармана выкидной нож. Щелкнула пружина, лезвие блеснуло в свете лампы.
– Ты сделаешь то, что тебе говорят, – прошептал Буряк. – Иначе плохо кончишь. Я лично достану тебя хоть из-под земли. И вот этой рукой порежу морду. Когда выпишешься из больницы, съедешь с этой квартиры, потому что нечем будет платить за нее. Станешь работать в районе порта, на улице. За десять марок отсасывать в подворотнях у пьяных моряков. Потому что ни днем, ни на трезвую голову, на тебя никто не позарится. Поняла?
Женщина заплакала. Покраснели глаза, опустились уголки губ, потускнул макияж. На лбу и щеках проявились морщины. За одну минуту лицо Марты осунулось и постарело сразу на десять лет.
– И еще одна вещь, – продолжил Буряк. – У тебя есть сын. Он живет на родине, в Кракове, у твоих родителей. Хороший такой мальчик, шустрый. В школу ходит, мамочке письма пишет и катается на велосипеде. Жаль, если вдруг с ним что-то случиться. Например, под машину попадет. Поняла?
Буряк с силой тряхнул Марту за руку. Женщина кивнула головой. Слезы катились по щекам, оставляя за собой темные полосы. Буряк убрал нож, вытащил из кармана и вложил в вырез блузки бумажку с номером телефона.
– Когда Яночка придет к тебе, выйдешь в соседнюю комнату и позвонишь по этому телефону. Спросишь Гюнтера. Скажи только пару слов: он здесь.
Буряк отпустил руку женщины, вернулся к кровати, захватил сумку и ушел не прощаясь.
Глава третья
Прага, Центральный вокзал. 10 октября.
Утром Колчин проводил Донцова на вокзал. Поезд подали на перрон за четверть часа до отправления, Донцов сам нес чемоданчик, держа его в здоровой левой руке. Правая рука была забинтована по локоть, но повязка не видна под рукавом плаща. Он неплохо выглядел. Неплохо, для человека, три дня назад получившего пулевое ранение.
– Как самочувствие? спросил Колчин.
– Об этом не думай, – Донцов поставил чемодан и прикурил сигарету. – На мне такие царапины зарастают быстрее, чем на собаке.
– Может быть, скоро увидимся. Удачи тебе.
– Тебе удача тоже не помешает, – ответил Донцов.
Донцов бросил окурок под колеса, поднял чемодан и вошел в поезд. В купе на шесть сидячих мест он оказался единственным пассажиром. Заняв место у окна, Донцов открыл чемодан, вытащил сегодняшнюю газету. Но чтение не пошло. Странно, но Донцов немного волновался, будто документы были не в порядке. Через пять минут состав дернулся, стал плавно набирать ход. Кончилась платформа, потянулись привокзальные постройки, склады, трансформаторные будки, бесконечные заборы.
Позевывая, Донцов смотрел через стекло на унылый осенний пейзаж и думал о том, что порнографический журнал «Шери» не сегодня, так завтра попадет в руки Яночки. Этого здорового накаченного амбала удастся убрать с дороги, даже не применяя к нему мер физического воздействия. Донцов вспомнил бывшего русского разведчика, известного под псевдонимом Пасечник. Во время своего пребывания в Италии этот человек растратил казенные деньги, которые должен был передать нелегальному резиденту.
Пасечник закрутил короткий бурный романчик с певицей из ночного кабаре и опомнился, когда в карманах уже гуляли сквозняки. Он испугался ответственности и не придумал ничего лучшего, как сперепугу переметнуться на сторону врагов. Последний раз Пасечника видели в тот момент, когда он заходил в американское посольство. Позже выяснилось, что ту ночную певичку из кабаре сами американцы и подложили Пасечнику. Женщина была лишь инструментом перевербовки нашего агента. Но сути дела эти нюансы не меняли. Бог с ними с растраченными деньгами и с побегом этого ущербного человека.
Важно другое: за покровительство одной из западных спецслужб он заплатил слишком высокую цену: разболтал то, о чем должен был молчать даже в день страшного суда, сдал агентов нелегалов. Пасечник некоторое время жил сначала в Италии, затем в Западной Германии и добраться до него там представлялось делом крайне сложным. Наружное наблюдение, охрана в доме, сложная система сигнализации и так далее.
Пасечника погубила его страсть к чтению. Еще в Москве, получая скромную зарплату, он отказывал себе во всем, экономил на спичках и ухитрился собрать большую библиотеку. В Германии, где у Пасечника завелись деньги, он снова занялся собирательством книг. На этот раз его интересовал не литературный ширпотреб, а библиографические раритеты. Пасечник мечтал заполучить редкое издание «Дон Кихота» начала века в кожаном переплете, иллюстрированное гравюрами одного безвременно забытого французского художника. Заказал эту книгу у знакомого букиниста. Через три недели букинист выполнил заказ, Пасечник в сопровождении своих «сиделок» отправился в лавку, получил книгу. Принес ее домой, заперся в кабинете, стал разглядывать иллюстрации, слюнявя указательный палец. А под вечер вдруг почувствовал себя плохо. Страницы книги были обработаны синтетическим ядом, не имеющим вкуса, запахи и цвета, который всасывается в тело через поры кожи и через слизистую оболочку губ и языка. Приглашенный врач не смог определить причину и характер недуга. Пасечника поместили в больницу.
Еще через неделю мучительных страданий он скончался от неизвестной болезни, приведшей к остановке сердца. Только через четыре дня после его смерти эксперты химики из контрразведки добрались до раритетной книги, угадали в ней причину болезни Пасечника. Фолиант долго, но безуспешно исследовали в специальной лаборатории. Догадки, не подтвержденные экспертами анализами, так и остались на уровне догадок. Химикам не удалось идентифицировать ни яд, которым были пропитали страницы, ни его состав, ни механизм действия. Яд являлся неустойчивым соединением и полностью терял свои свойства через двое суток после того, как вступал в контакт с воздушной средой.
История с Пасечником уже успела покрыться толстым слоем пыли и обрасти мхом, с тех пор много воды утекло, а химия шагнула далеко вперед, яды нового поколения действуют избирательно и изощрено. Яночка… Он полистает журнал, почувствует недомогание, слабость, ломоту в суставах и легкое головокружение. Первые признаки простуды или гриппа. Но это лишь начало. Что самое важное – Яночка временно утратит волевые способности и оборонительный инстинкт, сделается мягким и податливым, как расплавленный пластилин.
В этом состоянии ему можно задавать любые вопросы и получить на них правдивые искренние ответы. Донцов просто придет в его гостиничный номер и поговорит с Яночкой, что называется, по душам. Без угроз и насилия, потому что в насилии в данном случае нет никакого смысла. Задаст вопросы, получит ответы. Затем Донцов поступит так, как поступают все туристы, посещающие Гамбург: он купит памятный сувенир, бутылку, в которой запечатана пластмассовая модель парусника. И навсегда исчезнет из города.
Яночка проживет еще три-четыре дня и скончается от острой почечной недостаточности, которая повлечет остановку сердца. Опытные врачи, интенсивная терапия окажутся бессильными, потому что уже на второй день пациент впадет в коматозное состояние, а в мозгу начнутся необратимые процессы распада белковых соединений.
