Тарасенко зашел за стойку, показал рукой на зеркальную стену и стеклянные полки, тесно заставленные бутылками всех цветов и размеров. Колчин выбрал водку со льдом и апельсиновым соком. Тарасенко пил виски с содовой водой.
Исполняя роль гостеприимного хозяина и демонстрируя свой тонкий музыкальный вкус, он потыкал пальцем в пульт стерео системы. Из высоких колонок, расставленных по углам комнаты, поплыли легкие джазовые вариации на музыку из «Крестного отца». Тарасенко вытащил из холодильника лед, побросал его в стакан с широким днищем, щедро плеснул гостю водки, а сока набулькал всего на палец.
Сели в кресла у окна, выпивку поставили на прозрачный столик. Для затравки хозяин рассказал подряд несколько анекдотов, самый свежий из которых Колчин слышал года три назад. Между анекдотами Тарасенко делал паузы, отходил к стойке, подливал в стаканы спиртное. Закончив с анекдотами, он свернул на женщин. Колчин поддержал разговор.
– Да, с женщинами тут просто беда, – сказал он. – Я уже неделю в Праге, и за все это время встретил только одну интересную чешку. Остальные – как крокодилы.
– Тебе повезло, – усмехнулся Тарасенко. – Я тут живу четыре года. И за все это время не видел ни одной, слышь, ни одной интересной бабы. Ну, за исключением наших, русских или немок. Ты где остановился?
– В частном пансионе, – Колчин назвал адрес пансиона пани Новатны. – Будешь проходить мимо, загляни. Конечно, это не пятизвездочный «Палас Отель», но место тихо и, главное, очень, просто очень уютное.
Колчин вспомнил свой сырой, пропахший мышиным калом номер, душевую комнату и туалет в конце коридора, вспомнил холодную воду, едва сочащуюся из крана. И решил, что немного перегнул палку, переоценил достоинства пансиона.
– Пани Новатны? – переспросил Тарасенко. – Никогда не слышал.
На этом он закончил лирическую прелюдию к разговору и стал переходить к деловой содержательной части.
– Ну, как там сейчас? – спросил он. – Как в России?
– Красота. Осень, но погода теплая, грибы пошли.
Тарасенко выразительно поморщился, будто лимон проглотил. Чуть в стакан не плюнул.
– Брось. Я не об этом. Березки, елочки, дым отечества и прочее дерьмо. Я сыт этими соплями в сахаре. Я спрашиваю: как там, сейчас работать можно или…
– Можно работать, – кивнул Колчин. – Пока еще можно.
Тарасенко вздохнул, покачал головой.
– В свое время я допустил ошибку – уехал сюда. Все бросил. Просто испугался: двух моих друзей подстрелили за одну неделю. И у меня создалось впечатление, что я буду следующим.
– Жалеешь, что уехал? – спросил Колчин.
– Как сказать… Здесь, конечно, спокойно. Жизнь дешевая. Цены в три-четыре раза ниже, чем в Западной Европе. Главное, нет разборок и другого дерьма. Людей не мочат, как скот на бойне. Но большой настоящий бизнес остался там, в России. А здесь я выщипываю травку с газона, по которому до меня прошло целое стадо.
Травка с газона… Судя по обстановки квартиры, которую Колчин успел увидеть лишь мельком, по перстню из белого золота с природным алмазом в карат, украшавшим палец хозяина, Тарасенко любил прибедняться. – Поезжай обратно, – посоветовал Колчин.
– Уже поздно. Мое место занято. К черту, я не жалуюсь. Я сам выбрал такую жизнь. Ладно, давай о тебе поговорим. Чем собираешься здесь заниматься?
– Хочу вложить деньги во что-то беспроигрышное, – сказал Колчин. – Я слышал об одном человека, который ворочает здесь большие дела. И хотел бы с ним встретиться. Мужик лет сорока, серые глаза, приятное лицо. Он русский, но называет себя пан Петер. Может, ты его знаешь?
В тот момент, когда Колчин назвал имя Петера, Тарасенко пригубил свое пойло, но поперхнулся. Округлив глаза, поставил стакан на столик.
– Я не знаю, о ком ты говоришь, – прищурился Тарасенко. – Никогда не слышал о таком человеке.
– Брось. Один мой знакомый видел вас в ресторане «Три грации». Вот я и подумал: может, ты познакомишь меня с Петером? Я человек не бедный и в долгу не останусь. Я предлагаю деньги в обмен на информацию. Или услуги. Самые разнообразные услуги. У людей, которые сотрудничают со мной, нет в жизни серьезных проблем. Тарасенко стал сжимать и разжимать кулаки. Он завертелся в кресле, будто ощутил мягким местом сильное жжение. – Ты что, рехнулся? – спросил он. – Остуди голову, чувак. Выпей лимонаду и покорми в парке голубков. – Но мне нужен этот Петер…
Хозяин не позволил Колчину договорить: – Вот что, чувак, я дам тебе один совет. Бесплатный. Если ты когда-нибудь станешь интересоваться людьми вроде этого Петера, жизни на новом месте у тебя не будет. Усек? Все очень быстро и болезненно кончится. Тебе живому вырежут язык и, может быть, еще какой-то важный орган. Например, детородный. А потом замочат. Из твоей туши настрогают бифштексов и скормят мясо собакам.
– Ты мне угрожаешь? – не повышая тона, спросил Колчин. – Не советую. Последний человек, который угрожал мне, недавно вывалился из окна своей квартиры. У тебя ведь последний этаж? Высоко падать.
Тарасенко вскочил на ноги.
– Все, проваливай отсюда.
Колчин поставил стакан, встал, расстегнул две пуговицы пиджака. В дверном проеме уже возникла фигура телохранителя. Этот амбал никак не мог решить, что делать: то ли вышвыривать гостя прямо сейчас, то ли дождаться приказа хозяина.
– Я знаю про тебя больше, чем ты думаешь, – сказал Колчин.
– Гена, – крикнул Тарасенко к телохранителю. – Покажи этому человеку… Этому куску дерьма, где у нас выход. Проводи его, как ты умеешь…
Злость душила Тарасенко, ярость перехватывала горло, он даже не смог закончить фразу. Ни один человек в его доме не смог бы разговаривать с Тарасенко в подобном наглом тоне, предлагать ему деньги в обмен на информацию деликатного свойства. И уж тем более никто не смел ему угрожать. Колчина и телохранителя разделяли семь-восемь шагов, не более. Гена проявил нерасторопность. Он был уверен, что Колчин не совершит резких движений, вообще не посмеет пикнуть, рта раскрыть. Гена в хорошей форме, кроме того, он тяжелее этого хмыря килограммов на двадцать. Нахмурив брови, телохранитель сделал несколько шагов вперед, встал перед Колчиным, дернул вниз «молнию» спортивной куртки.
Запустил руку во внутренний карман, намереваясь выхватить пистолет. И в мыслях не было убивать незнакомца, пачкать руки кровью. Он хотел лишь приставить ствол к башке гостя, чтобы тот с испугу обмочил свои дорогие наглаженные брюки.
А дальше Гена выведет клиента на лестницу и там немного развлечет самого себя, а заодно уж преподаст гостю урок хорошего тона. Для начала влепит ему пару тяжелых пощечин, слегка придушит, сдавив узел галстука, как петлю. Затем поставит пару банок: залезет под рубашку, сожмет кожу на груди пальцами и резко повернет по часовой стрелке. Потом плюнет в морду. Наконец, возьмет за шкирку и так влепит ногой под зад, что этот наглец пересчитает носом все ступеньки.
