— Что, не слышу? — Стерн наклонился к Руслану. — Повтори еще раз. Погромче.
Парень собрал силы, набрал в легкие воздуха и выдохнул:
— Не стреляй... мне... в лицо. Моя мать... Она... Ей будет тяжело увидеть меня. Увидеть меня таким. С изувеченной мордой.
— Как скажешь, — сухо ответил Стерн и дважды выстрелил ему в сердце. Достал из кармана носовой платок, стер с браунинга отпечатки своих пальцев. Наклонился, вложил пистолет в руку Руслана.
Пусть менты разбираются, ломают головы, решая, что тут была за пальба и кто кого прикончил.
Стерн переступил через разлившуюся по полу кровавую лужу, поднялся по лестнице. Он вышел на крыльцо, встал под навесом. Оглядел двор: окна темные, вокруг никого. Только дождь барабанит по жестяному навесу, а вдалеке рычит экскаватор. И тощая бездомная собака бежит по двору, вытянув вперед длинную морду. Стерн вытащил из кармана бумажник, вынул деньги. Широко размахнувшись, закинул бумажник за гору ломаных ящиков. Спустившись с крыльца, вытащил носовой платок, намочил его в луже. И тщательно стер с рук пороховую гарь.
Скомкал платок, бросил его в грязь. Выйдя за ворота, побродил между домов, вышел на широкую Люблинскую улицу. Ремень тяжелой сумки тянул плечо, капли дождя попадали за шиворот, но Стерн не обращал внимания на эти мелкие неудобства. Путая следы, он все дальше и дальше уходил от места преступления. Только окончательно промокнув, решился поймать машину.
— Поедем в Сокольники, шеф?
— Садись, — без колебаний согласился водитель.
Стерн плюхнулся на заднее сиденье, поставил сумку на резиновый коврик. Только сейчас он почувствовал усталость.
Глава шестнадцатая
Москва, Ленинский проспект. 28 июля
Офис страховой фирмы «Дарт», где работала Елена Юдина, разместился недалеко от Садового кольца. Предъявив охраннику на вахте удостоверение офицера ФСБ, Колчин поднялся на второй этаж и заглянул в комнату номер двадцать два, которую Елена Ивановна Юдина делила с добрым десятком своих коллег.
Юдина занимала стол у окна, перед ней сидел пожилой мужчина в строгом костюме. Низко склонившись над столом, он под диктовку заполнял какую-то анкету или бланк договора. До обеда сотрудников оставалось пятнадцать минут.
Повертев головой, Колчин осмотрел интерьер унылой казенной комнаты. Серые столы из пластика, устаревшей модели компьютеры, белые стены, не украшенные ни календарем, ни плакатом. Служащие тоже какие-то серенькие, невзрачные, похожие на дрессированных мышек из уголка Дурова.
— Вы кого-то ищете, молодой человек? — строго спросила пожилая женщина в очках, сидевшая ближе других к двери. — Что вам нужно?
— Мне-то? Мне? Бухгалтерия нужна, — соврал Колчин.
— По коридору последняя комната, справа.
— Огромное спасибо.
Колчин закрыл дверь и отправился в курилку.
Через десять минут Юдина вышла из кабинета в сопровождении той самой женщины в очках, что объясняла Колчину дорогу в бухгалтерию.
— Елена Ивановна?
Колчин шагнул к Юдиной, остановился на ее пути, преграждая путь.
— Мне нужно с вами поговорить. По неотложному делу.
— Неотложными делами я занимаюсь в рабочее время, — нахмурилась Елена. — Приходите после обеда.
— Я тороплюсь. Дело касается вашего знакомого... Из Дербента...
Колчин осторожно взял женщину под локоть, но она вырвала руку, оглянулась, что-то шепнула сотруднице. Та пожала плечами, осуждающе покачала головой и заспешила в столовую.
Елена повернулась к Колчину.
— Так о чем вы хотите поговорить?
Колчин вытащил из кармана удостоверение, раскрыл его и показал Елене. Та усмехнулась.
— Ну и что? Все равно у меня обед.
— Елена Ивановна, вам все-таки придется со мной пошептаться. Даже если вы этого не хотите. Выйдем на улицу, сегодня погода хорошая. В противном случае...
— Что в противном случае?
— Наш разговор состоится в присутствии директора вашей фирмы, — ляпнул Колчин. — Или в казенном кабинете на Лубянке. Выбирайте. Одно из двух.
— Хорошо, пойдемте.
Квадрат московского двора со старыми тополями и чахлыми кустиками боярышника отделяли от Ленинского проспекта высокие сталинские дома. Сюда почти не долетал автомобильный гул, зато было слышно воркование толстых голубей, слетевшихся к помойке. Юдина и Колчин выбрали пустую скамейку возле детской песочницы.
Вчерашний дождь оставил после себя лишь мелкие лужицы, сегодня же чистое небо было густо-синим.
— Что я должна вам рассказать?
Елена вытащила из сумочки сигареты и не заметила зажигалку в руке Колчина, а рассеянно чиркнула своей.
— Мне нужно знать о Куприянове все. Все, что вы знаете о нем. Этот человек — опасный преступник.
— А вам не кажется, что отношения с этим человеком мое сугубо личное дело? Или, пардон, я отстала от жизни? Интересы Лубянки теперь распространяются и на постельные дела?
Колчин промолчал. Во внутреннем кармане пиджака лежали, упакованные в почтовый конверт, несколько цветных фотографий. Уезжая на встречу с Юдиной, он под расписку взял эти снимки в архиве ФСБ. Фотографии были сделаны в разные годы, в разных частях страны и не имели между собой никакой связи.
Молодой человек, с высунутым языком, лежит на ковре. Левый глаз вытек, а из правого глаза торчит рукоятка трехгранного напильника. Обнаженная женщина без головы на песчаном пляже. Труп в кровавой ванне... Старуха, распиленная на части...
Если Юдина и дальше будет огрызаться, придется действовать старым, испытанным методом. Колчин покажет женщине фотографии. И заявит, что вся эта ужасная мокруха, эта дикая расчлененка — дело рук ее любовника. Этот мерзавец убивал людей из самых низменных, корыстных мотивов. И лишь счастливое стечение обстоятельств, простое недоразумение, что сама Юдина не лежит бездыханной в деревянном ящике или не плавает в какой-нибудь безымянной речке.
Безусловно, Елена Ивановна безоглядно поверит рассказу офицера ФСБ, потому что фотографии — вот они. А на людей впечатлительных такие кровавые картинки действуют безотказно. Сначала Юдина испугается, до дрожи, до слез, чуть не до истерики. Потом попросит помощи и защиты. Потом заговорит так быстро, что не остановишь.
Но показывать этот жестокий фокус с карточками Колчину почему-то не хотелось.
— Я неудачно пошутила, — неожиданно сказала Юдина. — Простите.
— Я тоже пошутил насчет вашего допроса на Лубянке, — ответил Колчин. — У меня и в мыслях этого не было. Хотел поговорить по-человечески, без протокола. Этот человек, который выдает себя за Куприянова, чрезвычайно опасный тип. Наша беда в том, что мы о нем не знаем ничего или почти ничего. Даже имени не знаем. Понимаете? Поэтому любая информация о нем, которую вы сообщите, имеет огромное значение.
