Глава семнадцатая
Подмосковье, Малаховка. 28 июля
Стерн увидел калитку в глухом двухметровом заборе, открыл ее и по узкой тропинке прошел в глубину дачного владения. Остановился, огляделся по сторонам. Перед ним был рубленый одноэтажный дом с застекленной террасой и мансардой.
Дом давно не знал ремонта, фундамент осел, резные наличники на окнах покосились, крыльцо тоже. По правую руку — сарай, тоже старый, сколоченный на скорую руку из подручного материала: горбыля, неструганых досок и кусков ржавой жести. Рядом с сараем — пустая собачья конура.
Из гаража доносились какие-то тихие скребущие звуки, будто там внутри кто-то водил ножовкой или напильником по куску металла. На участке не видно ни грядок, ни парников, трава некошеная. Высокие березы вперемежку с соснами, пахнет смолой, а тишина такая, что за два километра слышен звук электрички, уходящей в Москву.
Стерн подошел к сараю, постучал костяшками пальцев по дереву, толкнул дверь. Помещение освещала пара ярких ламп. За верстаком стоял среднего роста пожилой мужчина в матерчатом фартуке на голое тело и рукавицах. Зажав в тисках кусок дюймовой трубы, он работал ножовкой.
— Бог в помощь, — сказал Стерн. — Я по объявлению. Ну, которое висит на столбе у станции. Это вы сдаете полдома?
— Да, сдаю. Хотите осмотреть фазенду?
— Затем и пришел, — кивнул Стерн.
Мужик скинул фартук, бросив его на верстак, снял рукавицы, вытер ладони тряпкой. Тряхнул руку Стерна.
— А я вот все по хозяйству колдую. Зовут меня Сергей Васильевич Ватутин. Можно просто Василич.
— А я Куприянов, Игорь.
— А по батюшке как?
— Можно и без батюшки, — разрешил Стерн.
С первого взгляда возраст хозяина было трудно определить. Щеки и подбородок заросли сивой неровной щетиной, седые немытые волосы стоят дыбом. Нос и морщинистые щеки в склеротических прожилках. Хозяину можно было дать лет шестьдесят, а то и все семьдесят с гаком.
Дом оказался довольно просторным, с городскими удобствами, но запущенным, грязным и сырым. Стерн долго топтался в ванной комнате, разглядывал свое отражение в зеркале, мутном, засиженном мухами, пускал из крана воду.
— Есть и горячая вода. Только надо колонку включать.
Внизу три комнаты, одна проходная и две изолированные, и веранда. По шаткой деревянной лестнице поднялись в мансарду. Здесь, видимо, не жили годами, большая верхняя комната с пола до потолка завалена всяким хламом. Тряпками, картонными ящиками, поломанной мебелью. Когда спустились вниз, Стерн из любопытства обследовал даже погреб, вырытый самим хозяином. Добротный, с бетонными стенами, погреб больше напоминал бомбоубежище. По стенам — множество стеллажей, заставленных пустыми трехлитровыми банками.
Когда осмотрели последнюю комнату, хозяин задал свои вопросы.
— А вы один или с семьей?
— Один, — ответил Стерн. — В Москве слишком шумно. Вот я и решил...
— Это хорошо, что один, — обрадовался Василич. — Я тоже не люблю шума. Бабы бегают, дети орут. Сопли, понос... Кстати, одному и дешевле. Если бы вы с семьей — дороже получилось. Выбирайте любую комнату. Можете хоть две занять. Я-то сплю на веранде.
Стерн решил, что дом ему подходит. За сегодняшнее утро это уже третий адрес, по которому побывал Стерн. Пожалуй, это лучший вариант из тех, что довелось увидеть.
— Хорошо, остаюсь, — сказал он.
Стерн выбрал изолированную комнату с окнами на калитку. Дверь запирается на врезной замок. Обстановка почти спартанская. Железная кровать с хромированной спинкой, крашенный под дуб фанерный шкаф, обеденный стол на рахитичных ножках. На столе большая банка с позеленевшей водой, в которой со дня на день непременно расплодятся головастики. Цветные застиранные занавесочки на окнах, над кроватью репродукция картины «Княжна Тараканова», пришпиленная кнопками к доскам стены. Благодать. Мечта вольного переводчика.
Стерн поставил на пол большую спортивную сумку, задвинул ее ногой под кровать.
— Я работаю переводчиком, в основном сижу дома, — объяснил он. — Копаюсь с техническими текстами. Один-два раза в неделю езжу в свою контору отвезти готовую работу, взять новые бумаги.
— А, вон оно как...
Василич удивленно покачал головой. Возможно, хозяина удивило то, что на свете существует такая работа, где нужно бывать не каждый день, а всего-то пару раз в неделю. А денег платят столько, что можно дачу снимать.
— Видать, хорошо заколачиваете? — поинтересовался Василич.
— Таким людям, как я, зарплату не платят, — терпеливо объяснил Стерн. — Зарплату в привычном смысле слова. Но если работа сделана хорошо, на совесть, получаю прилично... Главное, я жилец тихий, аккуратный. У вас со мной хлопот не будет.
— Хочется надеяться, — кивнул хозяин и добавил: — Я ведь тут совсем один. Прежде работал в аэропорту Быково, на разгрузке. Но оттуда турнули по сокращению, а другой работы нет. Жены у меня нет, померла пять лет назад. А сын геолог. Завербовался в экспедицию на Урал. Один кукую...
— Понятно.
Стерн скинул пиджак, повесил его на спинку стула.
— А как по этой части? — Василич щелкнул себя пальцем по горлу.
— Только по праздникам.
Хозяин выглядел разочарованным. Видимо, в его обособленной жизни недоставало не только аккуратного жильца, но и доброго собутыльника.
— Короче, двести долларов в месяц, — объявил цену Василич. — Дешевле здесь, в поселке, вы все равно не найдете. Оплата вперед.
Стерн посмотрел в лицо хозяину, седые брови которого хмуро сошлись на переносице. Ясное дело, торговаться не имеет смысла. Этот не сбросит ни гроша.
— Договорились.
Стерн достал бумажник и отсчитал деньги.
На новом месте Стерну не спалось. Ночь выдалась ясной и светлой, наполненной звуками и невидимым движением. Ночь как ночь. Она всегда таинственна и коварна, как улыбка китайца.
На темно-синее звездное небо вползла луна, круглая, как прожектор, и залила дачный поселок тревожным светом. На траве отпечатались черные ломаные тени сосен, прозрачная листва берез беспокойно зашумела в вышине. За высоким глухим забором зажглись фонари, издалека доносился лай собак, шум пригородных электричек. Стерн ворочался на железной кровати и все никак не мог найти удобную позу. Над ухом назойливо жужжал комар, в комнате было душно и сыро.
Василич на веранде включал и выключал радио, гремел бутылками, двигал с места на место что-то тяжелое. В конце дня он зашел в комнату нового жильца, предложив ему отметить прописку в Малаховке. Стерн сунул хозяину денег, Василич исчез часа на полтора, хотя до ближайшего магазина было рукой подать. Вернулся уже во хмелю, с сумкой, в которой что-то звенело.
