10 августа звенит последний звонок. Меня выпустят из санатория в полдень, напротив зонной вахты автобусная остановка и магазин. Жди меня на остановке, если не будет дождя. Купи и привези спортивный костюм, кроссовки, какую-нибудь рубашку или что.
В Малаховке жить не стану. Возможно, заберу свои «Жигули» и сразу же уеду. На днях получил маляву от одной заочницы, ждет. Она заведует производством в одной питерской столовой. При этой девочке я пока буду в шоколаде, а потом что-нибудь подвернется. Заранее благодарен. Кстати, добираться сюда из Москвы меньше суток.
Твой непутевый сын Сева».
Дальше следовал постскриптум: число и месяц, адрес колонии, подробная инструкция, как доехать до места на перекладных. И еще обещание по выходе на волю устроить крепкую пьянку.
Засунув письмо в конверт, Стерн слюной подклеил его, затем надел шорты, майку, парусиновые тапочки и отправился в магазин. Василич уже выгрузил из «Газели» доски, пенопласт и пленку, измерил габариты кузова рулеткой и собирался приступать к делу.
— Уже собрался? — бодро крикнул Василич из кузова.
Стерн на секунду остановился, недобро глянул на хозяина.
Теперь этого мудака лучше не выпускать за пределы участка. Сам себе могилу вырыл. Язык без костей, любому собутыльнику брякнет, что постоялец его хранит в доме целый арсенал. И еще что-нибудь от себя приплетет.
— Собрался, — сквозь зубы процедил Стерн, вышел за калитку и опустил письмо в почтовый ящик. Постоял с минуту, приоткрыл калитку.
— Тут письмо в ящике лежит, — крикнул он хозяину.
— Письмо? — то ли обрадовался, то ли смутился хозяин. — Ладно, сейчас достану...
Глава двадцать вторая
Москва, Сухаревка. 30 июля
Лидия Николаевна, старшая сестра Людовича, по мужу Тягунова, пенсионерка, вдова, детей не имеет. В прежние времена заведовала канцелярией в главке, несудима, на учете в психдиспансере не состоит. Проживает в двухкомнатной квартире в старом пятиэтажном доме. Вот, собственно, то немногое, что удалось узнать об этой женщине.
Боясь, что не застанет Тягунову дома, Колчин обрадовался, когда услышал в трубке ее голос. Но еще оставалась опасность нарваться на вежливый отказ от встречи. Или отказ не слишком вежливый. Представившись ответственным работником Государственного комитета по строительству, Колчин сказал, что есть совершенно срочный неотложный разговор, который нельзя доверить телефону.
Добившись приглашения в гости без излишних уговоров, Колчин заскочил домой, на Симоновскую набережную, принял душ. И долго копался в шкафу, выбирая, что надеть, чтобы произвести впечатление крупного чиновника, способного принимать самостоятельные решения. Колчин остановил выбор на сером летнем костюме, однотонной светло-голубой рубашке и темном с электрической искоркой галстуке. По дороге он купил коробочку шоколадных конфет и торт.
Дверь Колчину открыла женщина лет шестидесяти, высокая, худая, как доска, с острым безвольным подбородком и аккуратно уложенными седыми волосами. Колчин протянул хозяйке гостинцы, чем сразу же завоевал ее расположение.
— Что вы, не стоило так тратиться, — запричитала она.
Скинув ботинки, Колчин прошел в комнату, давно не знавшую ремонта. Присев на стул, Колчин снова повторил, что занимает должность начальника управления капитального строительства на транспорте, а к Тягуновой его привело неотложное дело.
— Я помню, — кивнула Тягунова. — Вы все это по телефону сказали.
Женщина принесла гостю чашку бледного теплого чая, поставила на стол вазочку с дешевой карамелью и печеньем. Хотела разрезать торт, но Колчин остановил ее.
— Совсем не ем сладкого.
Он сделал глоток безвкусного чая и начал свой рассказ. В настоящее время начато масштабное строительство и реконструкция объектов железнодорожного транспорта. Министерство путей сообщения силами своих подрядных организаций с задачей не справляется, поэтому помогать путейцам будет Госстрой. Речь идет не только о возведении новых зданий вокзалов, но и создании всей сопутствующей инфраструктуры. В частности, железнодорожных депо, трансформаторных станций и множества жилых объектов. Обновление, а точнее сказать, возрождение транспорта — сейчас едва ли не приоритетная государственная задача, которой подчинены...
Тягунова вежливо, но безучастно кивала, теребя беспокойными пальцами пуговку на платье, и все не могла понять, какое отношение к ней, скромной пенсионерке, имеют грандиозные государственные планы. Однако прерывать речь большого начальника своим наивным вопросом не осмелилась. Только сказала:
— У меня брат строитель...
— Я ведь как раз о нем и пришел поговорить, — приступил к делу Колчин. — Ваш брат — высококлассный специалист, еще не стар. У нас затеваются грандиозные строительные проекты, десятки объектов под ключ. Короче говоря, ознакомившись с послужным списком Евгения Дмитриевича, я решил на это масштабное дело поставить его. А это очень большие деньги...
В следующие минуты выяснилось, что начальником строительства со всеми вытекающими Людовичу стать не суждено. Скоро четыре года, как он уехал в Польшу на постоянное место жительство. Последний раз звонил сестре три месяца назад, в день ее рождения. Сказал, что нашел хорошую работу, снял квартиру в центре Варшавы. Словом, брат на жизнь не жаловался.
— И все-таки я бы хотел связаться с Евгением Дмитриевичем, — настаивал Колчин. — А вдруг он согласится! Ведь у вас есть его телефон и адрес?
— Нет, — покачала головой Тягунова. — Нет ни адреса, ни телефона.
— А письма, он присылает вам письма?
— Нет, он звонит по телефону. Не часто. Но, кажется, где-то завалялась новогодняя открытка.
Тягунова встала, долго копалась в ящиках комода. Наконец вернулась к столу и протянула Колчину открытку. Цветная фотография костела Святой Анны, а на обратной стороне несколько строк рукописного текста. Людович поздравлял сестру с католическим Рождеством. Штемпель варшавского главпочтамта. Обратного адреса нет.
— Спасибо. А нет ли у вашего брата близкого друга? Человека, который знает, как разыскать Евгения Дмитриевича.
Колчин положил открытку на стол. Тягунова, не зная, чем помочь молодому, очень симпатичному мужчине, кусала губу, перебирая в памяти полузабытые имена старых друзей брата.
— Пожалуй, из московских приятелей Евгения никого не вспомню, — покачала головой Тягунова. — Поймите, его жизнь сплошные командировки. Гоняли человека с места на место, туда, где строили какой-то объект. Он устраивался в новом городе, жил там два или три года. А потом новая командировка. Евгений не часто бывал в Москве. Последнее место его работы — Пермь. Евгений провел там два с половиной года, строил там какой-то цех на оборонном заводе.
— Да-да, я в курсе, — протянул Колчин, вспоминая «объективку» Людовича. — Я знаю.
