Два дня назад около девяти вечера у подъезда остановился «седан-лексус», через пять минут Людович в компании охранника спустился к машине. Поехали на другой конец города, на окраину Варшавы, где на тихой улице в старом двухэтажном доме разместился благотворительный гуманитарный фонд «Приют милосердия». Людович приехал на место без четверти десять. На пороге гостя встретил распорядитель фонда Ежи Цыбульский.
Через несколько минут огонь в окнах первого этажа погас. На втором этаже света не зажгли. Значит, беседа проходила в подвале. В половине двенадцатого ночи на пороге снова появились Цыбульский, Людович с охранником и человек среднего роста, кавказского типа. Машина агентов, которые вели наблюдение за фондом, стояла на противоположной стороне улицы, приблизительно в ста метрах от входа в здание.
Съемка велась автоматической камерой, с использованием длиннофокусного объектива с высокой разрешающей способностью и специальной фотопленки. Кроме того, была предпринята попытка записать разговор при помощи направленного микрофона.
Запись получилась, но толку от нее мало. Собеседники обменялись рукопожатиями, несколькими общими, ничего не значащими фразами. Людович с охранником уехал домой на «лексусе», кавказец сел в темный «мерседес», в котором его ждал водитель. Изображение на фотографиях, сделанных одним из агентов, получилось довольно размытым. Иначе и быть не могло, снимали на темной, плохо освещенной улице. Но после компьютерной обработки, уже в Москве, снимки довели до приличного качества.
Колчин, внимательно рассмотрев снимки, мысленно согласился с пани Кшижевской. Людович выглядел плохо, гораздо старше своих пятидесяти семи лет. Сутулый худой человек в мешковатом костюме стоит на крыльце, одной рукой держится за перила, другой опирается на палку. Высокий шишковатый лоб, большая лысина, обрамленная редкими волосами, изборожденное глубокими морщинами лицо.
Личность кавказца, стоящего с ним рядом, установили по фотографиям. Им оказался некто Зураб Лагадзе. Возраст — сорок с небольшим, определенных занятий не имеет. Получил образование в Москве, некоторое время жил в Грузии, потом перебрался в Европу, учился в Англии, там же получил вид на жительство. Поддерживает связи с чеченцами, проживающими в Западной Европе, а также с их спонсорами в Саудовской Аравии, Судане и Турции. Преступлений на территории России не совершал, а раз так, то оснований объявлять Лагадзе в розыск по линии Интерпола, требовать его экстрадиции в Россию нет.
По оперативным данным разведки, фонд «Приют милосердия» официально занимается благотворительной деятельностью. Здесь якобы собирают пожертвования на нужды чеченских беженцев. На самом же деле фонд — не что иное, как крыша для вербовки наемников, профессиональных убийц, готовых заработать деньги на чужих смертях.
Во время первой чеченской войны от добровольцев не было отбоя. В армию так называемой республики Ичкерия приходили записываться антироссийски настроенные польские студенты, однако они получали от ворот поворот. Здесь покупали профессиональных солдат, а не пушечное мясо. В ту пору фонды и гуманитарные миссии, оказывающие поддержку чеченским сепаратистам, плодились по всей Европе, как кролики.
В «Приюте» размещалась и радиостанция, пропагандирующая идеи фундаментального ислама. Во время второй чеченской войны поток наемников здорово поредел. А позже, когда чеченским боевикам дали по зубам регулярные армейские части Российской Федерации, и совсем иссяк. Заглохла и исламистская радиостанция. Большинство гуманитарных организаций «по поддержке „свободолюбивого чеченского народа“ самораспустились. Однако варшавский „Приют милосердия“ продолжает коптить небо.
Не исключено, что именно там планируются и готовятся террористические акты на территории России.
Впрочем, эта информация пока вызывает сомнения, поскольку получена из сомнительных источников и нуждается в серьезной проверке. Уже несколько лет подряд фондом руководит некий Ежи Цыбульский, собрать полную информацию о котором пока не успели. Известно лишь, что он холост, живет замкнуто, очень скромно, экономя каждый злотый, хотя за свою работу в фонде, видимо, получает приличную зарплату. Друзей не имеет, а идеи фундаментального ислама ему до фонаря.
Колчин закрыл папку. Из полученной информации выходило, что Людович вошел в контакт с исламскими террористами.
Генерал Антипов принял Колчина в пятнадцать тридцать.
Усадив Колчина за стол для посетителей, Антипов, бледный и осунувшийся, занял рабочее кресло, распечатал пачку сигарет и по громкой связи распорядился принести в кабинет два стакана крепкого кофе. Колчин молчал, дожидаясь, когда начальник перейдет к делу. Ждать долго не пришлось.
— Сегодня ночью состоялось большое совещание, — сказал генерал. — Присутствовало все наше начальство и соседи из ФСБ. Операция у нас общая, поэтому каждый вопрос решаем не волевым порядком, а коллегиально. На это тратим времени втрое больше, чем до2лжно тратить. А дни утекают, как песок сквозь пальцы...
— Но хоть что-то путное решили?
Антипов, казалось, не услышал вопроса.
— Дела наши обстоят не блестяще. Стерн объявлен в розыск, но что толку? Милиция и ФСБ могут искать его и год и два, как повезет. Надеемся на лучшее: Стерн остался один и озадачен только тем, как удрать из страны. Впрочем, это наиболее оптимистичный, благоприятный сценарий развития событий, поэтому сразу вычеркиваем его. И будем исходить из худших вариантов. Из того, что в Россию для совершения громкого террористического акта просочились несколько профессионалов, о которых мы ничего не знаем. И руководит ими Стерн. О котором мы тоже ничего не знаем.
Когда в кабинет вошел капитан Расторгуев, в штатском костюме, Антипов оборвал рассказ. Капитан поставил один стакан с кофе перед генералом, второй стакан перед Колчиным и молча вышел из кабинета, плотно закрыв за собой двойные двери.
— Я прочитал твои рапорты, составленные об этом Людовиче... — Генерал зазвенел ложечкой по стенкам стакана. — Эти рапорты читало самое высокое начальство. Вплоть до... — Генерал указал пальцем вверх. — Действительно, версия, что Людович находится в деле, — самая убедительная. Он консультирует террористов, наводит их на какой-то объект или объекты. Похоже, они затевают что-то чрезвычайно серьезное. Причем в самом скором времени.
— Похоже на то, — кивнул Колчин.
— А у нас нет ни одной зацепки, кроме этого Людовича, чтоб его разорвало! Кстати, я знаю, что ты хочешь сказать.
Колчин пожал плечами, в эту минуту он ничего не хотел говорить. Он размышлял о том, что Людович — хороший инженер-строитель, специалист высокого класса, но человек наивный до крайности. Домработница рассказывала, что пан Людович чего-то ожидает, не пропускает ни одного выпуска новостей из России. Ясно, чего он ждет, — известий от Стерна, то есть громкого террористического акта. И одновременно — своей гибели. От Людовича избавятся, как от лишнего свидетеля, едва Стерн выполнит задание.
— Ты хочешь сказать вот что, — погрозил пальцем Антипов. — Пока будут существовать люди, обиженные обществом, государством, вроде этого Людовича, у террористов будет много добровольных и активных помощников. Ты ведь это хотел сказать?
