«Роль Гамлета ты не получишь нигде. Понимаешь? В любом, самом задрипанном театре тебе не дадут ничего приличного. Везде придется начинать с нуля. Везде придется доказывать, что ты не верблюд. И на это уйдут годы», – сказал директор. «Что ж, придется начать с нуля. Но только не в театре. Этим я сыт».
Директор пожал плечами и подмахнул заявление.
Тарасов ушел из театра. Он не болтался по пивнякам и не бездельничал. Он забыл дорогу на любительский ринг, но в спортзале бывал почти ежедневно. Режим тренировок пришлось изменить. Четыре раза в неделю посещал тир. Каждый день бегал по восемь километров по пересеченной местности. Затем душ. Затем сорок минут на прыгалках. Три минуты, полминуты отдыха, ещё три минуты… Снова душ.
К гантелям и штанге не прикасался, чтобы не набрать дополнительную мышечную массу. Впереди длинная дистанция, а лишние килограммы ни к чему – нагрузка на сердце.
Стояла ранняя карельская осень, на студеном ветру трепетали желтые листья, щелкали выстрелы карабина, сладко трепетало сердце… Оно выстукивало непривычные скорые ритмы. Сердце ждало скорых перемен.
Но к черту всю эту лирику, все эти желтые листья и сердечные мотивы. В задницу их. Тарасов знал, что к прежней жизни жалкого провинциального лицедея и спортсмена неудачника уже нет возврата.
Подобралась компания старых знакомых, все боксеры. На ментовском языке такая компания называется устойчивой преступной группировкой или бандой. Пусть будет банда. К черту все слова, все определения. Это были крутые парни, способные не мелочью заниматься, не чемоданы на вокзалах тырить, ни валютчиков шерстить. Это были ребята, способные на большие дела. Их мужество не выветрится, не рассосется…
Алтынов, Яновский и сам Тарасов – три фигуранта. Но Петрозаводск, хоть это и столица какой-то там гребанной республики по существу нищая чухонская глубинка. На весь город богатых людей по пальцам считать. В этой медвежьей дыре денег никогда не водилось и, надо думать, в обозримом будущем не заведется.
Перед отъездом Тарасов решил поговорить с больным отцом.
Он сел на его кровать: «Я договорился с одной женщиной. Она будет приходить сюда. Приготовит, постирает и вообще… Деньги я буду высылать каждый месяц. Сколько смогу». «А может, останешься? – отец говорил плохо, неразборчиво. – Я мечтал увидеть внуков. До того, как загнусь». «Мне нечего делать здесь, в этой дыре, – помотал головой Тарасов. – Мне все здесь осточертело. Прости. Как говаривал герой одного спектакля: или сейчас или никогда».
«Что ты задумал?» – спросил отец. «Я задумал начать нормальную жизнь. Всего-навсего», – сказал сын. «Максим, дай мне умереть спокойно. Не делай ничего такого, о чем потом придется жалеть», – кажется, отец готов был пустить слезу. Тарасов не ответил, разговор был закончен.
Друзья взяли билеты до Питера. Северная столица – город больших денег и больших возможностей. Там можно развернуться. Так они думали. Господи, какая наивность. Никто их в Питере не ждал, никто туда не звал. Помнится, жить пришлось в клопиной берлоге, снимая комнату у грязной и алчной старухи, похожей на процентщицу Достоевского.
Но неудобства быта легко сносить, когда знаешь, что впереди тебя ждут большие дела. А дела, как на зло, подворачивались не слишком крупные. Кажется, сначала был налет на салон меховых изделий или на филиал Сбербанка? Впрочем, какая разница?
Звучит, конечно, неплохо, даже весело: салон меховых изделий. Но это пустой звук. Да, риска было много, а навар мизерный. Самые дорогие шубы хранились в подвале, но Тарасов этого не знал. За полчаса до открытия салона спокойно вошли туда через черный ход, набили морды трем охранникам, стучавшим в домино. Затем положили персонал салона на пол и начали шмон.
По неопытности сняли вещи с кронштейнов в торговом зале. Дамскими шубками набили несколько объемистых баулов. Кожаные куртки и пальто вообще не тронули.
И вот главная ошибка. Они не спустились вниз, на склад, где в специальных холодильниках хранилась партия отборных канадских соболей. Короче, вышла лажа. Они взяли товар не первого сорта. А потом их обманул перекупщик. Дал какие-то копейки, а остальные вещи забрал якобы на реализацию. И благополучно смылся.
Больше других тогда заработал директор мехового салона. Да, это не лох, тертый перетертый мужик. Он быстро оценил ситуацию. До того, как вызвать милицию, директор вывез оставленные грабителями соболя и заховал их в надежном месте. А потом получил огромную страховку за якобы украденные вещи. Все списали на грабителей, как списывают убытки на пожар или стихийное бедствие. Впоследствии тот директор так раскрутился, что открыл ещё один или два салона меховых изделий. Вскоре его замочили питерские бандиты, которым этот навозный жук не доплатил какую-то мелочь. Все жадность…
Со Сбербанком вышло и того хуже.
Это вообще нищенский заработок, деткам на эскимо. Когда Тарасов вспоминал этот эпизод своей жизни, щеки жег огонь стыда. Что тут скажешь, чем оправдаешься: начинающие грабители. Они не знали, что по банковским правилам в кассе может храниться денег в пересчете на доллары, ну, не больше тысячи. Как только эта сумма набирается, деньги отправляют в хранилище.
Даже что такое хранилище они не знали. И времени не было туда спуститься. До прибытия милиции они успели взять только те копейки, которые лежали в кассе. Одно хорошо, тогда обошлось без крови. Как ни крути, людская кровь не водица.
Сбербанком дела не закончились. Ребята только раскумарились, только кулаки зачесались. Но карта не шла. Еще несколько вооруженных ограблений, но улов, по современным меркам, совсем жиденький. На прокорм.
Под Новый год Тарасов со своими парнями совершили налет на квартиру одного предпринимателя, в прошлом известного цеховика. Они зашли в квартиру, связали хозяина и заперли в ванной. Но на хате, как ни странно, не оказалось ни больших денег, ни ценностей.
Опять все то же: затарились кое-какой мелочью, золотишком и бытовую аппаратуру прихватили не понятно зачем. Видик подарили старухе хозяйке, чтобы та не стерла от злости последние зубы. Денег только на то хватило, чтобы рассчитаться с наводчиком за наколку.
И тут терпение кончилось, Тарасов сказал – стоп. Или мы делаем одно, но большое дело. Или вообще бросаем этот онанизм.
В то время Тарасов любил повторять: «Лучше я заживо сгнию в этом театральном болоте, на сцене областного театра, чем ещё раз так обосрусь». Они легли на дно и стали искать это большое дело. Но долгое время ничего не подворачивалось. Вообще ничего.
* * *
Как часто бывает, помог случай.
Один хрен по фамилии Маслюк, бывший инкассатор частной фирмы, вылетел с работы за пьянство и нанесение легких телесных повреждений техничке. Уборщица отказалась вытереть лужу, которую он по пьянке сделал в коридоре. Он затаил обиду на родную контору и, главное, остался без денег. Маслюк случайно познакомился с Тарасовым и объяснил ему, что к чему.
Фирма, из которой вытряхнули Маслюка, занималась перевозкой и инкассацией денег. В частности, перевозили зарплату для работников целлюлозного комбината. А этот комбинат – это же тысячи работников, целый город людей. Вот это и было то самое дело, которое долго и безуспешно искал Тарасов.
