Книга Амнистия, страница 76. Автор книги Андрей Троицкий

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Амнистия»

Cтраница 76

Минут через двадцать Уварова, переодетая в строгий деловой костюм, серый пиджачок и темные брючки, снова спустится вниз. Она откроет свой «Рено Лагуна», сядет на водительское место, потому что по утрам любит сама водить машину. Охранник приземлится рядом с ней на пассажирское сидение. Домой Уварова, как всегда, вернется не раньше восьми вечера.

С окрестных деревьев к ногам Тарасова слетела стая из пяти голубей, птицы ждали подачки, но у раннего гостя не было с собой хлеба. Тарасов шуганул голубей и взглянул на часы.

Восемь пятнадцать. Обычно в это время Субботин пьет утренний кофе, хороший момент для душевного разговора. Тарасов вытащил из кармана трубку мобильного телефона, набрал номер Субботина. После третьего гудка, трубку взяли. Субботин тусклым голосом проблеял «слушаю».

– Это я, – сказал Тарасов.

Долгое молчание. Видимо, в эти мгновения Субботин вскакивает из-за стола, чтобы домашние не услышали разговора, бежит в свой кабинет, плотно закрывает дверь.

– Да, я слушаю, – говорит Субботин.

– До коих пор ты будешь испытывать мое терпение?

– Произошло недоразумение, – Субботин заикается. – Накладка вышла. Я хотел передать деньги. Хотел сделать по честному. Но начальник моей охраны… Это он во всем виноват. Он настоял, чтобы я набил чемодан резаной бумагой.

– Я хочу, чтобы ты уяснил для себя одну вещь, – Тарасов улыбается. – У тебя много родственников. И все они пока живы и неплохо себя чувствуют. Так вот, они живы только по одной причине. Я этого хочу. И ты жив, потому что я этого хочу.

– Я виноват, – голос Субботина стал плаксивым. – Но я верну деньги, когда скажешь. Я согласен на все твои условия.

– Это само собой. Но за свой последний фокус ты будешь наказан.

– Я прошу, – Субботин выразительно зашмыгал носом. – Я прошу, не делай ничего такого…

– Насчет денег жди моего звонка. Я сообщу тебе место и время. Но если ты выкинешь ещё один фокус, все твои близкие умрут. Один за другим. А последним будешь ты. Жди звонка. Кстати, теперь сумма, которую ты мне должен, возрастает. Вдвое. Делай выводы.

– Послушай, только послушай…

Но Тарасов уже не слушал.

Он убрал трубку в карман. Действуя леввой здоровой рукой, достал из спортивной сумки фотоаппарат с видоискателем, укрепленном на верхней панели, включил аккумулятор, установил автоматическую экспозицию. Он положил фотоаппарат на колени так, чтобы подъезд, из которого должна выйти Уварова попадал в фокус объектива и оставался в видоискателе. Вытащив из сумки свежую газету, положил её рядом на лавочку.

* * *

Субботин познакомился с Уваровой два года назад в Сочи. Уварова приехала на юга снять стресс после затяжного скандального развода со вторым мужем. Да, оба брака Уваровой распались по её собственной инициативе. В первом случае муж был слишком беден, во втором случае слишком стар. Так сказать, не справился с обязанностями. Видимо, Субботин, встретившийся на жарком пляже, та золотая середина между двумя первыми супругами. Еще не стар и вполне справляется, но уже вполне обеспеченный человек. У Субботина семья – но это не главная проблема.

Легковесный курортный романчик, как ни странно, не оборвался во внуковском аэропорту, переродился в долговременную связь. Возможно, Уварова – это последняя любовь Субботина. Трогательная и романтичная. А любовь стареющего мужчины все равно, что скоротечная чахотка. Схватит за горло и не отпускает до конца дней.

Субботин не скупой рыцарь. Квартира в престижном доме, автомобиль – его подарки. И это лишь то малое, что на виду. Субботин очень любит деньги. Это нормально. Так и должно быть.

Но баб он любит больше, чем деньги. Это верный признак душевного нездоровья.

Когда Тарасов задумывался о том, на чьи деньги жируют московские проблядушки, в душе закипала горячая ярость, пальца сами сжимались в кулаки. Если бы они знали, чьей кровью политы эти деньги. Впрочем, их аппетит все равно бы не испортился. А эта холеная лярва Уварова просто жрет деньги, хватает их ртом и задницей. И никогда досыта не нажрется.

Нет ничего проще, чем пристрелить эту дамочку, Катерину Уварову, прямо во дворе. А рядом положить телохранителя.

Или взорвать «Рено Лагуна» вместе с пассажирами, примагнитив к днищу адскую машину с электрическим детонатором. Или остановить лифт между этажами, из карабина насверлить в нем два десятка дырок. Или… Вариантов скорой насильственной смерти множество. Только выбирай. А когда выбираешь, не спеши.

Хлопнула дверь подъезда, Уварова улыбалась телохранителю, стоящему рядом. Тарасов несколько раз нажал кнопку фотоаппарата. Затем он спрятал камеру в сумку, отгородился газетой.

* * *

У театрального подъезда висело большое объявление. Несколько слов, написанные гуашью на листе ватмана: «Театр на гастролях». Локтев подергал запертую дверь, безрезультатно. Он прижал лоб к стеклу, вгляделся в полумрак фойе. Почти ничего не видно, подпирают потолок два мраморные колоны, наверх ведут ступени из серого гранита. А дальше темнота.

Локтев отошел от дверей, постоял на тротуаре, разглядывая равнодушные лица прохожих, спешивших по своим делам. Он приготовился к худшему: его пьеса не прошла художественного совета, она отклонена. Приговор окончательный, обжалованию в министерстве культуры не подлежит.

Он не приходил в театр уже две недели, даже не удосужился, не нашел времени позвонить главному режиссеру Герману Семеновичу Старостину. И вот теперь, когда театр уехал на гастроли, и никому нет дела до драматурга Локтева, он сам является в театр. Приспичило.

Локтев прошагал по тротуару сотню метров, завернул за угол, в узкий переулок. Он остановился перед служебным входом, подергал ручку массивной дубовой двери, тоже запертой. Затем нажал кнопку, укрепленную на дверном косяке. Звонка он не услышал, снова надавил кнопку, и так несколько раз. Когда Локтев уже собрался уходить, дверь неожиданно приоткрылась.

В проеме показалось острое старушечье личико.

Старушка распахнула дверь. На лацкане её синей униформы Локтев разглядел значок «Работник культуры». Теперь он узнал самую пожилую билетершу театра. Кажется, зовут её Ада Тимофеевна.

– Я драматург, Локтев моя фамилия.

Он не стал называть билетершу по имени отчеству, боясь ошибиться.

– Я вас помню, – кивнула старушка. – А я думала, мальчишки звонком балуются. Проходите.

Она распахнула дверь, пропустив Локтева в помещение. Старуха закрыла замок, спрятала связку ключей в карман форменной синей курточки.

– Все уехали, – сказала билетерша. – А вас что-то давно не видно.

Локтев, придумывая, что бы соврать, погладил ладонью лысую голову.

– Я болел, – сказал он первое, что пришло на ум. – Но не тифом болел. Простудился.

– А, вот оно что, – кивнула билетерша.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация