– Фас.
Команда была отдана так тихо, что Тарасов, стоявший в двух шагах от Васильца, даже не услышал короткого слова.
Услышала собака. Берта сорвалась с места. В три огромных прыжка она покрыла расстояние до манекена. Со стороны казалось, что она даже не касается задними лапами земли, а мчится над ней, как живая ракета.
Собака взвилась в воздух, обнажив в полете страшный волчий оскал. Через долю секунды треснул, сломался деревянный шест, на котором был насажан манекен. Старая телогрейка, прикрывавшая манекен, рассыпалась в труху. Кусок печени исчез в горле Берты. Лысая голова манекена покатилась в сторону, в траву, к глухому забору. Берта села возле поверженного врага и облизнулась.
– Хорошо, умница, – заулыбался Василец. – К ноге. Когда я даю команду, она хватает человека, который находится ближе к ней. Скажем, если вокруг полно людей, она бросится на того, который находится ближе.
– Я уже понял.
– Наверное, если бы не ваша рука, – Василец показал пальцем на перевязанное предплечье Тарасова, – тогда вы ко мне не обратились?
– Если бы не рука, возможно, сам справился. Это простое дело.
– Бог все к лучшему делает, – вздохнул Василец. – Так хоть я на хлеб себе копейку заработаю. Да вот собакам на кости.
Берта, повиливая хвостом, сделала круг по двору и подбежала к хозяину. Тот открыл дверь клетки, пинком ноги загнал в неё собаку. Ожидая похвалы, Василец взглянул на Тарасова.
– Ну как, понравилось?
– Высокий класс. Но ведь это манекен. Сможет ли она вот так у живого человека голову отхватить? У живого человека? Есть разница, понимаешь?
– Запросто, сможет, – Василец хохотнул. – У этой суки челюсти, как пневматические клещи. Цап – и готово. Ей разницы нет, что манекен, что человек. Хотите, яйца оторвет, хотите голову.
– Профессионалу верю на слово. Вот твой объект.
Тарасов запустил здоровую левую руку во внутренний карман пиджака, вытащил и протянул Васильцу тонкую стопку фотографий. На верхнем снимке обзорный вид большого московского двора, лавочки с гнутыми спинками, старые тополя с потрескавшимися стволами, детская песочница. На заднем плане автомобили, припаркованные у подъездов. На других снимках одна и та же молодая белокурая женщина с короткой стрижкой выгуливает в этом же дворе серого пуделя.
Рядом с женщиной плечистый мужчина со скучающим видом смолит сигарету. Последний снимок в стопке – портретный. Только женское лицо. Василец долго мусолил, разглядывал каждую карточку. Наконец, вернул снимки Тарасову.
– Гладкая баба, – одобрил Василец. – А этот мужик, стало быть, её муж? Или охранник?
– Можно так сказать, – кивнул Тарасов. – Приставили к ней олуха. Никакой реакции. Дилетант, мальчишка. Собаку он, разумеется, пристрелит. Но это произойдет, когда все будет кончено. Хорошо её запомнил?
Тарасов ещё раз показал Васильцу портретный снимок белокурой женщины.
– С другой не спутаю. У меня глаз, как алмаз. Раз увидел – на всю жизнь память. Но её жалко, очень её жалко.
– Кого жалко? Бабу что ли?
– Не бабу, – поморщился Василец. – Баб много. Одной больше, одной меньше. Мне, старику, бабы без разницы. Берту жалко.
– Запомни главное: все должно выглядеть, как несчастный случай.
– А это и будет несчастный случай. Что же еще?
– Не доводилось раньше такую работу выполнять?
– Мне разную работу делать доводилось. Привык.
Василец загадочно усмехнулся. Чего спрашивать о пустом? Зачем в душу лезть? Он подписался сделать работу, значит, её сделает.
Тарасов смерил Васильца долгим задумчивым взглядом. Тарасов живо представил себе такую картину. Уварова вошла во двор гулять с пуделем. Телохранитель заметно отстал. Он вообще остановился, закрыл зевок ладонью. Полез в брюки за сигаретами и зажигалкой. Охранник смотрит в сторону.
Василец сидит на лавочке, рядом с ним зубастая Берта. Уварова метрах в пятнадцати от Васильца. Удобный момент, чтобы спустить Берту. Момент – лучше не придумаешь. Пудель гоняется за голубями и заливается лаем. Уварова что-то кричит своей собаке: «Фу, Джек, фу». Вот она приближается к Васильцу, она уже рядом.
Василец краем глаза наблюдает за Уваровой. Правой рукой он теребит Берту за холку. Уварова подошла к пуделю, намотав на руку поводок, замахнулась на собаку. Уварова наклонилась над Джеком. Василец последний раз гладит Берту. Он разжал губы, едва слышно он произнес: «Фас».
Берта совершает лишь одно движение. Оттолкнувшись от земли задними лапами, она взвивается в воздух. Раскрыла пасть в стремительном полете. Женщина успевает увидеть над собой лишь легкую тень. Уварова ничего не поняла. Она успела лишь слабо вскрикнуть.
Через секунду все кончено. Овчарка выгрызла Уваровой горло.
Пудель, похожий на маленькую овечку, поджал хвост, отбежал в сторону и заблеял по овечьи. Телохранитель выхватил из подплечной кобуры пистолет. Бах-бах бах… Он стрелял навскидку. И за пару секунд успел разрядить в Берту всю обойму. А затем хватает за шкирку старика, который не успел скрыться. Железными кулаками разбивает в кровь морду Васильца.
…Картина гибели Уваровой была такой явственной, что Тарасов даже тряхнул головой, чтобы отогнать её, как наваждение.
Нет, плохое дело он задумал. Василец готов на жестокую мокруху, лишь бы заработать. Он-то готов… Нет, это плохой вариант. Ненадежный, зыбкий. Черте что, а не вариант. Напрасно он все это затеял. Молодая красивая женщина не должна гибнуть, как животное. От зубов этой жуткой псины Берты. Не должна… Потому что не должна – и все. Женщина, пусть она и подстилка Субботина, не заслужила такую страшную смерть.
И Васильца наверняка заметут. Ниточка потянется к нему, к Тарасову. Нужно действовать по другому. По-умному нужно действовать, а не бросаться головой в омут. За несколько коротких мгновений Тарасов изменил решение, сломал весь свой план до основания.
Он открыл бумажник, протянул собаководу несколько крупных купюр.
– Нет, деньги после работы, – покачал головой Василец. – Вперед не беру. Когда сделаю – тогда и расчет. Мое правило.
– Не надо ничего делать. Я передумал.
Василец заморгал глазами, едва не раскрыл от удивления рот.
– То есть… То есть как, передумали?
– Вот так – передумал, – сказал Тарасов. – Все отменяется.
– Отменяется? – Василец жалобно шмыгнул носом. – А деньги тогда зачем даете?
– Деньги? Это чтобы ты навсегда забыл и меня и эту женщину. Навсегда.
– Понимаю. Вольному воля.
Василец с достоинством принял деньги из рук гостя, спрятал их в глубокий карман заляпанных кровью штанов.
* * *
В ожидании звонка от Тарасова Бузуев слонялся по квартире, не зная, чем бы себя занять. Одиннадцатый час утра, а телефон все молчит. Бузуев прошагал на кухню, приготовил чашку растворимого кофе, сел за стол. Жена, накануне вышедшая в отпуск, наполняла пластиковые плошки салатом и ещё какой-то несъедобной дрянью, которую успела приготовить. Затем она складывала провизию в сумку.
