Марина торопилась в больницу к своей матери. Эта трогательная забота о заболевшей родственнице действовала Бузуеву на нервы. Тещины болячки его волновали меньше всего на свете. Он подумал и заявил, что в больнице, между прочим, кормят. Жена только хмыкнула в ответ и продолжила собирать сумку. Марина на секунду оторвалась от своего занятия.
– Может, подвезешь меня?
– Да, вот сейчас прямо все брошу и поеду тещу кормить. С ложечки.
– Но мне тяжело с сумками. Две пересадки делать.
– А мне машину гонять попусту? – парировал Бузуев. – Что твоя мать при смерти, чтобы я машину гонял? Тогда почему я не видел её завещания?
– Ты совсем на деньгах помешался.
Марина поставила в сумку термос с чаем, села к столу и стала пудрить носик. А Бузуев вспомнил, что накануне жена должна была получить в институте отпускные.
– Ты вчера получила за отпуск?
– Получила. Но сегодня я иду к дантисту. Договорилась на счет коронок на задние зубы.
– И за частные уроки получила?
– Да, со мной рассчитались за девять занятий.
– Это хорошо, что рассчитались, – настроение Бузуева резко поднялось. – И много получилось?
– Не очень, – голос жены сделался тусклым.
– Ну, неси все сюда.
Бузуев потер ладони одна о другую.
– Неси. Сосчитаем.
Марина раскрыла сумочку. Выложила на стол деньги из кошелька. Бузуев взял деньги, дважды пересчитал их, вздохнул. Действительно, не густо. Он спрятал деньги в карман.
– Я же договорилась с дантистом.
Марина посмотрела на мужа глазами побитой собаки.
– Пошел к черту твой дантист. Так ему и передай: пошел к черту.
Бузуеву понравилась собственная шутка, и он рассмеялся. Марина вскочила из-за стола, подхватила сумки и хлопнула входной дверью. Бузуев сделал ещё чашку кофе. Разговор с женой утомил взрывотехника, не мешает взбодриться.
Мобильный телефон все молчал. Ладно, сейчас он пойдет в гараж, поставит новые тормозные колодки, а трубку прихватит с собой.
Бузуев прошел в комнату, надел старые джинсы и грязноватую рабочую рубашку. Но сборы прервал звонок в дверь. Кого ещё черт принес? Эти неожиданные звонки в дверь всегда действуют на нервы. Бузуев отправился в прихожую, посмотрел в глазок. С другой стороны двери пожилой мужик в шляпе вытирал нос платком.
– Кто там? – спросил Бузуев.
– С почты, извещение, – ответил Журавлев.
– Какое извещение?
Бузуев не ждал извещений, денежных переводов или телеграмм. Если теща вдруг надумает скончаться, из больницы позвонят по телефону.
– О денежном переводе. Примите и распишитесь.
Кто бы мог направить ему денежный перевод? – спросил себя Бузуев. Может, в воинской части спустя полтора года вспомнили о нем и выслали денежное довольствие, не выплаченное за два последних месяца службы?
Как же, от них дождешься, они пошлют довольствие. Догонят и ещё раз пошлют. Но руки сами уже отпирали замок. Заинтригованный Бузуев распахнул дверь. Плотный пожилой мужчина шагнул в прихожую. А дальше произошло невообразимое.
Откуда– то снизу, как чертик из коробки, выскочил Локтев, тот самый Локтев, которого не удалось заживо сжечь в пансионате «Сосновая роща». Бузуев не успел ни удивиться, ни испугаться. Бузуев остолбенел. Челюсть сама собой опустилась вниз. В эту отвисшую челюсть Локтев со смаком всадил тяжелый кулак. Бузуев, услышав внутри себя странный хруст, он отлетел к стене. И получил ещё один удар в лицо. Стукнулся о стену затылком. Не осталось ни мгновения, чтобы поднять вверх предплечья, защитить лицо от ударов.
Перед глазами рассыпался салют из фиолетовых звезд. Что-то взорвалось в голове. Но это был не орудийный залп. Это Локтев навернул взрывотехника по шее, всадил кулак в грудь, в область сердца. Локтев развернулся и ударил противника по зубам открытой ладонью. Бузуев охнул, схватился за ушибленные ребра. Тут же получил в живот, затем в печень.
Он охнул, сполз по стене вниз.
* * *
Бузуев лежал на полу лицом кверху. Он чувствовал, как с разбитых губ по капле сочится в рот густая сладко соленая кровь. Открыл смеженные веки и увидел перед собой темное пистолетное дуло. Над ним стоял пожилой мужчина, назвавшийся почтальоном, и Локтев.
Старик улыбнулся доброй улыбкой и открыл рот:
– Вставай, тварь, тебе не больно.
С этими словами старик и пнул Бузуева каблуком ботинка в бедро.
Бузуев сообразил, что долго разлеживаться на полу не в его интересах. Он поднялся на карачки, боязливо озираясь, то на Локтева, то на старика в шляпе, встал на ноги. Он хотел спросить, что дальше ему делать.
Но Локтев опередил вопрос, стволом пистолета он показал в сторону кухни. Бузуев прошел по коридору, сплевывая себе под ноги слюну пополам с кровью.
– Не на кухню, в ванну иди.
Локтев сзади больно ткнул его пистолетом.
Войдя в ванную, Бузуев глянул в зеркало. Оттуда на него смотрела окровавленная, перекошенная физиономия. От подступившего страха лицо сделалось бледным, каким-то чужим. Он, испугавшись самого себя, опустил глаза.
– Вымой морду, – сказал Локтев.
Бузуев отвинтил вентиль крана, сполоснул лицо и прополоскал рот от крови. Он хотел взять полотенце, он сзади ему сунули в руки туалетную бумагу. Бумага рвалась, расползалась в мокрых руках.
– Теперь намочи тряпку и вытри в коридоре свою кровь и плевки, – процедил сквозь зубы Локтев.
Напуганный до смерти Бузуев покорно выполнил приказание. Сопровождаемый Локтевым, он смыл с паркета следы крови, сполоснул тряпку под струей воды и, отжав, бросил на прежнее место, в ведро.
– Иди на кухню, – сказал Локтев. – Садись за стол. И руки чтобы я видел.
Локтев снова так ткнул Бузуева пистолетом, что тот не сдержал стон. Он с руками, поднятыми вверх, переступил порог собственной кухни так осторожно, будто ступал по минному полю. На столе лежал белый лист бумаги и шариковая ручка. Старик с пистолетом в опущенной руке стоял у окна.
– Садись, – сказал Локтев. – Бери ручку.
Бузуев осторожно присел на краешек стула. Он почувствовал, как ствол пистолета уперся в затылок.
– Вы меня убьете? – спросил Бузуев.
Он не хотел задавать вопросов, вообще не хотел ничего говорить, это слишком опасно. Можно одной глупой фразой вывести из себя врагов и схлопотать пулю в затылок. Но слова сорвались с языка помимо воли, сами собой. Ему не ответили.
– Бери ручку, – повторил Локтев. – И пиши под мою диктовку.
Бузуев взял ручку и снова положил её на стол. Пальца тряс колотун.
