Сегодня утром ни свет, ни заря Субботина разбудил звонок из милиции: нашли автомобиль «Вольво», полностью сгоревший, в багажнике труп неизвестного мужчины. В течение дня нужно подъехать по такому-то адресу. Он и не предполагал, что милиция сработает так оперативно. И машина, оставленная где-то у черта на рогах, в области, у заброшенного карьера скоро найдется. Хорошо хоть он застраховал «Вольво».
«Мне, наверное, нужно опознать труп?» – спросил Субботин. «Нечего там опознавать, – ответил милиционер. – Мало что осталось от человека. Эта работа для медицинских экспертов. Нужно уладить формальности». Вот, милиционеры сломали ему день.
Наверняка «уладить формальности» – это часов на пять, а то и дольше.
* * *
Субботин заехал на работу, отдал несколько коротких распоряжений, выпил у себя в кабинете чашку кофе и спустился к машине. Через сорок минут «Мерседес» Субботина остановился во дворе того самого дома, где совсем недавно жила Уварова.
Когда въезжали в арку, навстречу попалась машина «скорой помощи». Субботин ступил на тротуар и, не обратил особого внимания на то, что у дальнего подъезда стоят две милицейские машины, а посередине двора собралась большая группа людей, в основном старушки. Воздух был пропитан запахом горелой резины и ещё какой-то дряни. Но Субботин не задержался во дворе ни одной лишней секунды, он спешит, ему было не до пустяков.
Поднявшись на шестой этаж, долго названивал в нужную дверь, но никто не открыл. Было слышно, как с другой стороны двери царапается, тихо поскуливает пудель Джек. Субботин выругал себя за то, что не взял ключи от квартиры Уваровой. А свою любовницу выругал за то, что та слишком долго задерживается на работе. Ведь обещала: я только туда и обратно. Наконец, терпение кончилось, он сбежал вниз по ступенькам, вышел из подъезда.
И только тут, второй раз наткнувшись глазами на толпу во дворе, на милицейские машины, он понял: случилось что-то плохое, что-то ужасное. Сердце сжалось и затрепетало в груди. Он приблизился к собравшимся посередине двора людям. Тронул за плечо ближнюю к себе пожилую женщину.
– Скажите, что произошло?
– Машина взорвалась, – старуха плюнула изо рта шелухой от семечек. – Так бабахнуло… Женщина молодая насмерть. И еще, кажется, мужчина.
– Так вы говорите, машина взорвалась?
– Взорвалась. А женщина молодая насмерть. Вся обгорела. Я видела, как её доставали из машины. Вся черная, как горелое полено. Я на первом этаже живу, так у меня стекло в кухне вылетело. Разбилось стекло.
– Как же, женщина насмерть? Как же так?
Субботин тряхнул головой и подумал, что вылетевшее из окна стекло для старухи куда важнее гибели молодой женщины. Субботин ещё не понял, о какой именно женщине идет речь. Только теперь пришла эта страшная мысль.
– Насмерть женщина, – продолжала старуха. – В машине и погибла. Сгорела. И в крематорий вести не надо.
Старуха покачала головой и перекрестилась. Субботин отказывался верить ушам. Старуха сунула в рот семечки.
– Та женщина все по утрам с собакой гуляла. Говорят, вот из того подъезда.
Старуха обернулась и показала пальцем на тот самый подъезд, из которого только что вышел Субботин.
– Сволочи, – неизвестно кого выругала старуха. – А женщину только что на труповозке увезли. В морг или куда…
Субботин уже не слушал. Он протолкался вперед. Женщины стояли кругом, обступив трех милиционеров. Лейтенант высокого роста в форменной милицейской безрукавке снимал показания со свидетелей, и что-то чирикал в раскрытом блокноте.
В центре людского круга черный обгоревший остов автомобиля. Субботин с трудом угадал в этом жалком остове «Рено Лагуну». Возле сгоревшей машины на асфальте темные пятна, то ли разлившаяся солярка, то ли запекшаяся кровь. Глаза Субботина затуманили слезы. Показалось, что прямо сейчас, у всех на глазах он упадет в обморок. Краски мира изменились. Серенькое утро сделалось красным, будто бритвой по глазам полоснули.
Он выбрался из скопления людей. Дойдя до «Мерседеса» на непослушных ватных ногах, рухнул на заднее сидение.
– Поехали в контору, – сказал Субботин водителю.
Водитель увидел в зеркальце отражение лица Субботина и испугался этого незнакомого серого лица.
* * *
Приехав в свой офис, Субботин отпустил водителя, велел секретарше ни с кем его не соединять.
– Могут звонить из милиции, – сказал он. – Насчет угнанной машины. Скажи, меня нет на месте.
– А что машина нашлась? – секретарша удивленно выпучила глаза.
– Нашлась, но лучше бы не находилась.
Он заперся в кабинете, снял пиджак, принял лошадиную дозу снотворного. Он запил лекарство водкой, сделав большой глоток прямо из горлышка полутора литровой бутыли. Затем лег на кожаный диван и накрылся шерстяным пледом. Долго надрывался оставленный на столе мобильный телефон. Но Субботин уже спал мертвым сном и не слышал никаких звонков.
Он открыл глаза, когда сгустились сумерки. Сон не принес ни облегчения, ни успокоения. Лишь тяжесть в голове. Желтый свет вечерних фонарей проникал в кабинет сквозь не зашторенное окно.
За окном гудели машины, торопились пешеходы, жизнь продолжалась. Эта жизнь была отвратительна Субботину, отвратительна во всех её проявлениях. На противоположной стороне улицы загорелась вывеска ночного кабака. Красные неоновые блики заплясали по стенам кабинета.
Субботин поднялся с дивана, зажег свет и выглянул в приемную. Никого. Секретарша, видимо, недавно ушла, оставив на столе список людей, звонивших шефу в этот день. Субботин, не глядя на имена, скомкал бумажку и отправил её в корзину. Вернулся в кабинет, глотнул водки и упал в кресло.
Сейчас Субботин чувствовал себя не молодым мужчиной, а больным разбитым стариком со склонностью к инсульту. Телефон зазвонил, едва Субботин устроился в кресле и водрузил ноги на письменный стол. Ничего важного. Всего лишь жена справлялась, когда он сегодня вернется с работы. Субботин ответил, что, возможно, задержится.
Сейчас не хотелось ни с кем разговаривать, не хотелось видеть никого из людей, тем более жену. Он решил вернуться домой позже, когда супруга отойдет ко сну. Едва он положил трубку, телефон разразился новой звонкой трелью. Он поднял трубку и сказал «але». Голос Тарасова был печален и тих.
– Извини, что в такую тяжелую минуту беспокою тебя по плевому денежному делу, – сказал он.
Долгая пауза. Субботин придумывает, что бы ответить, но слов нет.
– Я, разумеется, в курсе, – сказал Тарасов. – Знаю, что случилось. Печально, что я могу сказать… Молодая женщина, полная сил и бескорыстной любви, вдруг скоропостижно скончалась. Как говориться, могла бы жить. Если бы имела более умного любовника.
Тарасов цокнул языком. Все слова, весь гнев и весь его страх застряли в горле Субботина. Всего богатства русского языка не хватило, чтобы выразить разрывавшие душу эмоции. Даже отборная матерщина в таких случаях слабовата…
