Книга Капкан на честного лоха, страница 46. Автор книги Андрей Троицкий

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Капкан на честного лоха»

Cтраница 46

Виталик поднял на незнакомую женщину голубые водянистые глаза, лишенные человеческого любопытства: «Здравствуйте». Климова подошла к столу, погладила мальчика по голове: «Здравствуй. Ты выпиливай, мы не будем тебе мешать».

Через минуту женщины вернулись в большую комнату, снова сели за стол. «Всю неделю я работаю на фабрике, – сказала Фомина. – А на выходные забираю его из интерната. Парень ходит в интернат для… Ну, там учатся дети, которые, как бы это сказать, отстают в умственном развитии. Он не дефективный. Просто некоторые предметы в обычной школе не усваивает. Ему нужно несколько раз повторить одно и то же. Учителей раздражает, что простые вещи до него медленно доходят. И мальчишки Виталика обижают. А сколько там? Сколько этих денег?»

«Тридцать тысяч долларов», – просто ответила Климова.

«Рублей?» – не поверила своим ушам Фомина. «Долларов, не рублей», – вздохнула Климова.

«Он убил кого-то за эти деньги?» – спросили Раиса Николаевна. «Нет, это деньги за доброе дело. Это честные деньги», – ответила Климова. Фомина недоверчиво покачала головой. «Странно. Такие деньжищи и за доброе дело. Добрые дела недорого стоят. И Урманцев никогда не делал добрых дел. И честных денег никогда не имел. От него одни неприятности. Он даже ребенка не смог сделать нормального».

Неожиданно Фомина всхлипнула, достала из кармана кофты носовой платок и спрятала в него покрасневший нос.

Дела закруглили под вечер. Когда вернулись в дом, Фомина написала расписку, что деньги получены и лежат на сберкнижке. Виталик, закрывшись в своей комнате, мучительно долго сочинял письмо отцу. Но письмо получилось совсем коротким и состояло всего из нескольких фраз. Мальчик поблагодарил отца за деньги и написал, что ждет его возвращения, вот и все.

Быстро стемнело. Фомина уговаривала Маргариту остаться ночевать, когда та отказалась, пошла на станцию провожать.

Мертвенным млечным светом горели фонари, две чужих женщины долго стояли на перроне, ожидая электричку. Говорить было не о чем, но Фомина, несмотря на просьбы Маргариты, почему-то не уходила.

Стояла, уткнувшись носом в платок, и всхлипывала. Наконец, поезд подошел, двери распахнулись. Уже в тамбуре Маргарита Алексеевна оглянулась. «Не знаю, откуда у него эти деньги. Но это был лучший его поступок за всю жизнь», – крикнула Фомина очень громко, боясь, что Маргарита не услышит её голоса.

Двери захлопнулись. Поезд медленно тронулся с места.

«Это самое лучшее, что он сделал в жизни», – снова крикнула Фомина. Женщина в черной искусственной шубе быстро шла за вагоном и махала платком. На её щеках блестели слезы.

* * *

На следующее утро позвонил Егор Островский и попросил Маргариту Алексеевну приехать к нему на работу после обеда.

Новый офис Островского разместился в старинном особняке в одном из тихих переулков рядом с центром. Егор Львович встретил Климову в приемной, проводил в свой кабинет, усадил за столик для посетителей, распорядился принести чая и печенья. Климова, как учил муж, вжившись в роль бедной просительницы, заглянула в пустые темные глаза Островского и про себя решила, что совесть этого человека уместится в спичечной коробке. Да и коробка, пожалуй, просторной окажется.

«Я слышал, что вы на днях вернулись из колонии, от Димы, – начал разговор Островский. – Как дела у нашего золотого мальчика?» Климова выдавила из себя пару слезинок и сказала ту полу правду, что велел сказать Дима: «Он в ужасном состоянии. Морально сломлен, просто раздавлен. Окончательно потерял надежду на свободу, на другую жизнь. Вы даже не представляете, в каких ужасных условиях содержат Диму. Это настоящая каторга. Ад на земле».

«Да, да, ему трудно, – рассеяно кивнул головой Островский. – Понимаю. А чем он живет? О чем думает? Скажем, шальные мысли его не посещают? Ну, мысли о побеге, например?» Климова, закрыв глаза, покачала головой: «Я же говорю, Дима морально сломлен, в этих условиях не способен сопротивляться обстоятельствам. Впрочем, оттуда не убежишь. Технически это неосуществимо. Строжайший режим, а вокруг на сотни верст гиблые для человека места».

Островский поспешно провел ладонью по лицу, стирая с губ непрошеную неуместную в этих обстоятельствах улыбку.

«Еще в тюрьме Дима обратился к богу, – продолжала Климова. – Он читает Библию. Всевышний помогает сносить земные страдания». Островский с трудом сохранял серьезное выражение лица. Хотелось рассмеяться заливисто, в голос, но он позволил себе лишь улыбку. «Ясно, он нашел духовную опору. Нашел, так сказать, свою дорогу к богу, – сдерживая смех, кивнул Островский. – Похвально. Очень похвально». «Когда нет иных утешений, приходится вспоминать о боге», – всхлипнула Климова.

«Между нами, все неудачники, все проигравшие находят утешение в вере, – ляпнул Островский, но тут же пожалел о своих словах, дал задний ход. – То есть, я не хочу сказать, что Дима неудачник. Просто он никогда не был богомольным человеком». Климова сделал вид, что не заметила последнего замечания.

«Часто думаю: чем я могу помочь Диме? Ему нужен адвокат?» – продолжил Островский. «Зачем? О пересмотре дела не может и речи идти, – сжала губы Маргарита Алексеевна. – Нужны деньги. Сунуть взятку тамошнему начальству, чтобы Диму перевели на хорошую работу. Библиотекарем или санитаром. Да и у меня, честно говоря…» «Что денег совсем нет?» – участливо спросил Островский, рассчитывая отделаться мелочным подаянием. «Ну, денег хватит, чтобы оплатить пару счетов из химчистки, – через силу улыбнулась Климова. – Хотела просить помощи у вас».

Когда разговор коснулся денег, Островский искренне загрустил. «Сейчас не лучшие времена, – он завертелся на стуле. – Можно сказать, отвратительные времена. Никакого бизнеса. Но я готов выделить некоторую сумму. Мы же лучшие друзья. И компаньоны, правда, бывшие. О какой сумме идет речь?» «Двадцать тысяч долларов для человека, занятого нефтяным бизнесом, это не очень много?» – спросила Климова.

Островский чуть не застонал, но, поразмыслив минутку, решил, что собственное спокойствие стоит куда дороже. «Нет, конечно, нет, – сказал он. – В смысле, это очень много. Но для лучшего друга я готов на все. Деньги вам привезут завтра. В первой половине дня. Только учтите: это мой последний взнос». «Спасибо. У вас золотое сердце», – сказала Климова.

Островский скромно опустил глаза, мысленно согласившись с этим утверждением. Когда Маргарита Алексеевна, решив, что разговор закончен, собралась уходить, поднялась из-за стола, Островский снова заговорил. «Прости за бестактный вопрос, но мы старые друзья, – сказал он. – Думаю, что я имею право это знать». «Что именно знать?» – Климова снова села на стул.

«Скажи честно, ты смогла простить Диму за то, что он променял тебя на дешевую потаскушку из кабака? – Островский опустил глаза. – Смогла простить ему то убийство? Разумеется, разговор между нами».

Маргарита Алексеевна пожала плечами: «Да, я все простила. Я старюсь забыть этот ужас. Хотя мне трудно». Позднее Маргарита Алексеевна пожалела о последних словах. Душевный разговор – это лишнее.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация