Книга Крестная дочь, страница 41. Автор книги Андрей Троицкий

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Крестная дочь»

Cтраница 41

Спиной он привалился к колесу повозки и, чувствуя тепло костра, думал о том, что здесь в этой голой степи, если укрыться от ветра, чувствуешь себя нормально. Как на побережье Средиземного моря в бархатный сезон. Не хватает каких-то жалких мелочей: девочек в бикини, бархатного сезона. И, собственно, самого моря. А так жить можно.

– Если попадем в райцентр, поедим по-человечески, – Зубов лежал на земле под телегой и боролся с мучительной изжогой. – Найдем самый дорогой кабак и закажем все самое лучшее и самое свежее. Конечно, если в этом городке есть кабак. Ну, на худой конец сгодится и столовка.

Суханов провел пальцем по стенкам пустой банки, облизал его и закинул жестянку подальше.

– Знаешь, я последнее время кое о чем много думал, – проговорил он. – Взвешивал, сопоставлял, сомневался. И во время нашего перехода эти мысли меня не оставляли в покое. Короче говоря, я пришел к однозначному выводу: яичница без помидоров – это не яичница. Сплошное недоразумение, хрен знает что.

– А я бы ее заразу и без помидоров съел, – ответил Зубов. – И даже без соли.

Он подумал, что до районного центра переть еще сутки, если, конечно, путешествие не растянется на неопределенную перспективу. На заднем правом копыте лошака треснула подкова, и он захромал. А Суханов все чаще стал заходиться кашлем, он отхлебывал из флакона микстуру, что прихватил из Москвы, и кашель немного успокаивался. В любом случае, хоть пешком, без лошака, они дойдут до цели. Это вопрос времени. Тот старик аксакал из поселка сказал, что в райцентр солдаты отвезли двоих. Раненого бандита и русскую женщину, незнакомую. Видно, что пришлая. Здешние женщины не носят штанов и светлых пиджаков. Кажется, баба серьезно ранена. Когда ее несли на носилках к грузовику, она была без сознания, лицо залито кровью. Лена, скорее всего, в больнице. Когда доберутся до места, они выяснят, что можно сделать для Пановой. А сейчас загадывать наперед нет смысла.

– Слышь, к нам, кажется, гости едут.

Зубов перевернулся на живот, выполз из-под телеги. Подняв воротник куртки, и стал наблюдать, как от холмов к ним приближалась машина, издали она казалась похожей на бегущего муравья, поднимавшего за собой облако пыли. Через пару минут «уазик», гнавший на всех парах, притормозил в десяти метрах от повозки. На пыльном кузове можно разглядеть синюю полосу и надпись, сделанную по трафарету белой краской «буровая».

– Вроде геологи, – сказал Зубов.

– Как бы не так.

Суханов потуже затянул пояс халата и поправил на голове тюбетейку. С заднего сидения вывалился здоровенный мужик в козьем полушубке и высоких сапогах. Вроде как русский, но морда такая грязная, что можно принять за негра. В руках он сжимал ружье шестнадцатого калибра. Направляя стволы то на Суханова, то на Зубова, подошел ближе, остановился и коротко скомандовал.

– Руки, молодые люди.

Следом за ним появился узбек в куцем пиджаке и черных штанах, туго обтягивающих кривые ноги профессионального наездника. Последним показался русский мужик, одетый в тельник в голубую полоску и форменные галифе. За несколько метров от него несло цветочным одеколоном. Вакс был вооружен пистолетом Макарова, за голенищем сапога торчал нож с коротким скошенным клинком и наборной плексигласовой рукояткой.

– Кто такие? – строго спросил он, приблизившись к Суханову.

– Переселенцы, – ответил за него Зубов. – Идем на юг.

– Я не тебя спросил, хоккеист, – Вакс ткнул Суханова стволом в грудь. – Ну, переселенец, хрена ты вылупился как параша?

Суханов понуро попустил голову и что-то буркнул себе под нос.

– Ты чего там бормочешь, тварь? – Вакс выставил ухо вперед. – А ну, погромче.

Не дождавшись ответа, размахнулся и влепил кулак в левую скулу незнакомца. Суханов боком повалился на землю, прижал одну руку к животу, второй защитил голову. Вакс, подскочил к нему, отставив ногу, навернул носком сапога по ребрам, снова ударил. Обернулся к Таймуразу и сказал:

– Этот хоккеист плохо отозвался о таджиках.

– А ты чего таджик? – спросил Таймураз.

– Не таджик… Но какая разница.

Вакс ткнул незнакомца каблуком в колено, тот застонал от боли, продолжая закрывать лицо рукой. Пожалуй, так об эту тварь все ноги отобьешь. Вакс кивнул Богату, здоровому мужику в тулупе, словарный запас которого стоял из пяти десятков слов, большей частью матерных, но и эти слова он употреблял редко и неохотно. Богат бросил Ваксу двустволку, что держал в руках, сам вытащил из-под ремня пистолет, направил ствол на Зубова. Тот, подняв ладони до уровня плеч, равнодушно таращился на горизонт или поднимал взгляд к небу. Будто надеялся, что сам господь выглянет из облаков и протянет руку помощи, мускулистую и волосатую. Надежда была так себе, совсем слабая и, похоже, этот русский понимал, что дело пахнет могилой. И этот запах ему сильно не нравился.

Вакс взял ружье за ствол обеими руками и прикладом въехал Суханову в бок. Удар был несильный, Вакс только разминался, соображая, куда бы еще ударить, чтобы вышло побольнее. В лицо или по ребрам? Еще не отошедший после вчерашней попойки, хотя пил меньше других, он слишком долго принимал решение. А когда принял, ударил в бок.


Карим вышел во внутренний двор больницы, присев на крыльце, выкурил сигарету и вернулся обратно в корпус, темным коридором добрался до кладовой, где хранил свои вещи. Он пнул ногой мешок с тряпьем больных, поступивших за последние две недели. Здесь же лежали вещи Пановой, якобы ушедшие на дезинфекцию. Интересно, за каким чертом ей понадобился грязный пиджак и штаны? Не хочет ли она намылить лыжи из больницы? Такой сценарий в планы Карима не входил, он сильнее ударил по мешку с одеждой, отфутболив его в дальний темный угол кладовой. А сверху бросил пару пустых коробок.

Свет в больницу давали на час-полтора, обычно с девяти вечера, но сегодня врубили пораньше из-за того, что здесь разместилась солдатня. Ток пустили слабый, лампочки едва светили. Он вытащил из сумки фонарь и опустил в карман халата несколько леденцов в цветных бумажках. Заперев дверь, двинул в другое крыло здания, вошел в палату, на двери которой висела табличка «Неврология и психиатрия». Растолкал девчонку лет тринадцати, дремавшую на койке у окна, посветил ей в лицо фонариком, чтобы быстрее просыпалась. Сунул в руку леденцы.

– Пойдем, Айгуль, – другие пациентки не спали, но Карим по привычке разговаривал шепотом, он поманил девчонку рукой. – Тапочки надень.

В коридоре он взял Айгуль за руку и довел до служебного выхода, вывел на пустой внутренний двор. Карим оглянулся, возле освещенных ворот курили солдаты. Он сплюнул и прибавил шага. Когда по тропинке прошли через заросли барбарисовых кустов, девчонка тихо заплакала.

– Не скули, – Каким включил фонарь, чтобы не споткнуться в темноте. – Я тебе еще конфет дам. Потом, позже. Понимаешь меня?

Айгуль была одета в длинную байковую рубашку, и хотя на дворе было еще не холодно, ее запястье, зажатое в ладони Карима, дрожало. Через минуту вышли к хижине на другой стороне больничного двора. Через единственное окно, заклеенное газетами, пробивался едва заметный свет. Раньше здесь хранились истории болезни, но пару лет назад кто-то все вывез из больницы, пустил бумагу на растопку печей, а помещение некоторое время пустовало. В домике было две тесных комнатенки и две двери, одна выходили в темный переулок, другая на больничный двор.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация