– Как здорово. Я подозревала знала, что ты настоящий романтик. А вся твоя крутизна – показная. Почему ты мне никогда не давал посмотреть в телескоп?
– Ты не выражала желания, – пожал плечами Олейник. – Вот вернусь обратно, как раз звездопад будет в самом разгаре. Тогда посмотришь на звезды вместе. Кстати, через телескоп можно делать фотографии. У меня наверху есть несколько альбомов с карточками. Сам снимал и обрабатывал на мощном компьютере. Тот большой телескоп, что стоит наверху, я выписал из Германии. Сделан по моему заказу. Особые линзы, плюс разные электронные навороты.
– Обалдеть можно, – вздохнула Марина.
– Я открою тебе все тайны, ну, когда вернусь, – пообещал Олейник и развел руки по сторонам, показывая руками на стеллажи, заставленные книгами. – Половина моей библиотеки – книги по астрономии. Я их со школы собираю. А самая дорогая та, что отец подарил.
– Твой отец наверняка был знаменитым ученым? – Марина завертелась на кресле. – Астроном или бери выше? Председатель академии самых умных наук?
Олейник повернул к Марине стоявшую на столе фотографию в рамочке. Из-под стекла на женщину глядел человек с вытянутым усталым лицом, узкой полоской усов и большим хрящеватым носом. Железнодорожная фуражка с темным околышком, китель, похожий на офицерский. На носу косо сидят очки в пластмассовой оправе. За их стеклами водянистые глаза кажутся неестественно большими.
– Он всю жизнь проработал на железной дороге, как сейчас бы сказали: руководитель среднего звена. Мотался по всему Советскому Союзу, в быту был неприхотливый, как верблюд. Человек не от мира сего. Его единственное увлечение – это звезды. Отношения с друзьями, с женщинами – это отдельная история. Полная маразма, бытовой неустроенности. Копеечный быт. Впрочем, кажется, друзей у него и не было. Так, только товарищи по работе. Зато было две семьи. Одна в Москве, а вторая в Ташкенте. Каким-то макаром он ухитрился жениться на узбечке. Завел сына Фарада, фамилия у него по матери Батыров. Если живешь в тех краях, русскую фамилию носить не рекомендуется. Брат младше меня на три года. Кстати, отец и ему сумел привить любовь к астрономии. Тоже купил телескоп и всякое такое, книжки, атласы звездного неба. Так отец и катался по стране. Вся жизнь прошла под стук колес. И умер в поезде, во время очередной командировки. На какой-то богом забытой станции.
Олейник подумал, что наболтал лишнего, много такого, о чем не позволял себе разговаривать никогда и ни с кем. Он раздавил в пепельнице окурок и замолчал.
– А ты часто встречаешься с братом? – спросила Марина.
– Уж не помню, когда виделись. Ну, что между нами общего? Он какой-то темный провинциал. Никогда не ставил перед собой высоких целей и задач. И не умел их добиваться. Даже в больших городах бывает редко. Наверняка сейчас пасет в каком-нибудь колхозе баранов. Впрочем, я его судьбой никогда особо не интересовался. А он моей. Мы слишком разные люди.
Марина хотела что-то спросить, но Олейник захлопнул книгу, давая понять, что душевная беседа окончена. Поднялся из-за стола и сказал, что идет в ванную. И неплохо бы составить ему компанию, плескаться одному сейчас не хочется. Ведь они увидятся только через несколько дней, а это долго.
Таймураз ничего не понимал в системе глобального ориентирования, прибор GPS, похожий на трубку мобильника, что отдал ему Зубов, просто электронная игрушка. Тайм знал пески и степи, знал караванные тропы и еще он знал, что прямая дорога из пункта А в пункт Б не всегда самая короткая. Он ехал не быстро и не медленно, давал крюка, объезжая холмы, глубокие овраги и впадины. Двигатель гудел ровно, едва слышно. Так можно было путешествовать до бесконечности, потому что это сплошное удовольствие. В машине есть радио, проигрыватель и еще кондиционер. Только эти штуки не работали, или просто Тайм не понял, как ими пользоваться.
Он дважды останавливался, расправлял на коленях карту, смотрел на часы и на солнце, высчитывая, далеко ли он от цели. Когда Тайм остановился в третий раз и посмотрел на солнце, он понял, что прибыл на место. Впереди возвышался пологий склон холма, слева низина в зарослях колючих кустов и высохшей под солнцем осоки. Тайм погнал машину в низину, оставляя за собой глубокий заметный на травяном покрове след. Этот след не спрячешь в карман, его не заметет песком. Но делать нечего, другого места, чтобы оставить джип все равно не найти. Зато Зубову сверху будет хорошо видны ровные полосы на траве и машина, сюда он и посадит самолет.
Таймураз вытащил с заднего сидения рюкзак с какое-какой мелочью, поверх привязал скатанное шерстяное одеяло. Надел пояс с патронташем и чехлом для ножа, что снял с Суханова. Оставил тюбетейку в салоне джипа, слишком в ней жарко. Смочил водой тряпицу, завязав узелки на углах, прикрыл голову, чтобы солнце не припекало. Осталось сделать выбор, решить, что взять с собой: снайперскую винтовку или карабин. Тайм не умел пользоваться снайперским прицелом, но это не беда, можно использовать открытый прицел. Винтовка тяжелее карабина, но у нее длиннее ствол, следовательно, лучше бой. Взвесив все «за» и «против», Тайм выбрал карабин. Мешок с тротилом – это не муха, в него попадешь легко и прицельные устройства тут без надобности.
Он сложил карту, сунул ее в накладной карман рюкзака, повесил на плечо карабин и пошел вверх по склону. На полпули остановился, бросил взгляд за спину, чтобы еще раз полюбоваться своей машиной. Красотища. Жаль такую вещь продавать. Но и оставлять ее никак нельзя. Тачка слишком приметная, если на нее положит глаз какой начальник или мент со звездочками на погонах, – ни денег, ни машины Тайм не увидит. Он почти добрался до вершины холма, когда заметил крупного суслика. Тот стоял на задних лапах и наблюдал за человеком с интересом, без страха или враждебности. Тайм тоже остановился, глотнул воды из фляжки. А когда вытирал губы, зверек пропал из вида. Тайм глянул на часы, решив, что самолет уже совсем близко, на подлете, и ускорил шаг. Он мог бы идти быстрее, но ноги болтались в чужих ботинках, готовые выскочить из них. Пришлось остановиться, туже затянуть шнуровку.
Тайм сразу облюбовал место, которую следовало занять. Холм неровный, с мелкими впадинами и ложбинками, в них удобно прятаться, но это не позиция для стрелка. Зато есть почти ровная площадка, откуда удобно сделать прицельный выстрел. Ты будешь виден снизу, но, по большому счету, это значения не имеет. Тайм остановился, посмотрел на дом под жестяной крышей, на летнюю веранду, кухню и надворные постройки. Все точно, как описал Зубов. До колодца на глазок как раз метров триста, а вот большой гараж и загон для лошадей – тут прибавляй еще метров пятьдесят, не ошибешься. Внизу ни души, только над кухней чадит высокая железная труба и лошади бродят в своем загоне.
Он сбросил с плеч рюкзак, снял ремень карабина и уже хотел опуститься на колени и залечь. Но тут из-под навеса, что рядом с кухней выбежал человек, сбросив с плеч тулуп, поднял кверху ствол карабина и выстрелил. Все произошло так быстро и неожиданно, что Тайм не сразу понял, что стреляли в него. Второй выстрел, пуля просвистела над головой. Чтобы принять решение оставалась одно короткое мгновение. Третий выстрел. Тайм вскинул руки, по неосторожности отбросил карабин слишком далеко от себя и боком повалился на землю.
