– А что я должен буду делать, если поеду вместе с вами?
– Ничего. Просто сидеть в кабине. Если ты откажешься, получишь четыреста баксов за перегон машины. Плюс деньги на обратную дорогу. Мы скажем друг другу «до свидания». И расстанемся друзьями. Решай.
Каширин подумал, что он попадает из одной переделки в другую. Из огня, да в полымя попадает.
– Я не хочу возвращаться, – он покачал головой.
– Значит, остаешься?
Каширин молча кивнул.
– А как быть с двумя парнями, которые сопровождают нас в «Жигулях»?
Акимов полез за пазуху и вытащил толстый кожаный бумажник.
– Вот. У меня есть деньги. Скопил за пять лет честной работы на господина Гецмана. Попробую купить его «быков».
– А если они не согласятся?
Акимов пожал плечами.
– Тем хуже, – сказал он. – Разумеется, для них.
* * *
Администратор гостиницы Гущин, нынешним вечером переживший смерть через повешение, живой и относительно невредимый сидел на голых досках пола в углу комнаты.
После того, как парень в темном костюмчике по имени Сережа Коробов выбил из-под ног Гущина стул, произошло нечто странное. Гущин не повис на веревке. Он задом грохнулся на пол. На голову Гущина упал крюк, вбитый в потолок всего лишь на сантиметр, посыпалась сухая штукатурка.
Литвиненко ржал так долго, что судорогой свело живот. Он согнулся пополам, отошел к двери, продолжая смеяться. Парнишка, выбивший стул, тонко хихикал. Когда веселье закончилось, руки Гущина связали за спиной, отволокли его в угол комнаты. Проволокой привязали предплечья к стояку отопления. Связывая руки, Литвиненко и молодой человек поочередно били Гущина то кулаками, то коленками по лицу.
От побоев нос Гущина распух и совершенно перестал дышать. Рот сделался резиновым, язык плохо слушался. Гущин часто сглатывал кровь пополам со слюной. Но почти не испытывал боли. Во время неудавшегося повешения Гущин обмочился, но теперь он не терзался и мучительным стыдом за свою невольную слабость. Им овладела полная апатия и безразличие.
– Ты меня слышишь? – Литвиненко влепил Гущину увесистую пощечину. – Слышишь?
Гущин тупо кивнул.
– Давай по-хорошему, – неожиданно предложил Литвиненко. – Считай, ты свободе. Мы сейчас же тебя отпустим. Даже извинимся за беспокойство. Если хочешь, велю простирнуть твое мокрое белье. А ты честно ответишь: где Каширин?
Гущин думал долго. Он поднял голову, но опять почти ничего не увидел. Яркая лампочка слепила глаза. Две темные тени нависали над Гущиным. Чего они ждут? Ответа? Гущину захотелось показать Литвиненко распухший кровавый язык. Или голую задницу.
– Я не знаю, где Каширин.
Литвиненко надел на правую руку перчатку, развернулся, съездил Гущину по шее и по зубам. Парнишка пнул Гущина носком ботинка в грудь. Гущин охнул. На этот раз больно, даже слезы выступили на глазах. Литвиненко повернулся к своему молодому помощнику.
– Сергей, принеси фартук и молоток. Не хочу по уши перепачкаться в этом дерьме.
Парнишка вышел из комнаты, но тут же вернулся. Литвиненко скинул на руки молодого человека стеснявший движения плащ, развернул черный клеенчатый фартук, закрывавший ноги до самых ботинок. Завязал за спиной веревочные тесемки.
Он поднял молоток и не слишком сильно, но расчетливо ударил Гущина по голой лодыжке. Из разбитой ноги брызнула кровь. Свет в глазах на минуту погас. Гущин взревел от боли, завертелся на полу. Литвиненко переложил молоток из руки в руку.
– Я повторяю вопрос…
– Можешь не повторять, – Гущин плюнул кровью.
– Ладно, тебе насрать на собственную жизнь. Тогда вспомни о своей дочери от первого брака. Сейчас девчонка заканчивает школу, в институт собирается. Нет, нет, не думай, ничего такого… Твоя Вера останется жива. Но, как это ни прискорбно, станет инвалидом. Ну, например, лишится обеих ног. Или рук. Это я тебе обещаю. Ты мне веришь?
– Верю
– И правильно. Людей перед смертью не обманывают. Себя ты не пожалел. Пожалей дочь. Тебе дочь жалко?
– Жалко.
– Она хорошо учится. Наверняка поступит в институт, на заочный или вечерний. В какой-нибудь паршивый вуз, куда даже инвалидов принимают. Будет, безрукая, готовить домашнее задание, тыкая носом в клавиши компьютера. Или наоборот. Руки останутся целы. Но в аудиторию ее будут ввозить в инвалидном кресле. Ни подружек… Ни женихов… Возможно, ко всем бедам, она еще и ослепнет. Тогда вообще не сможет учиться. Мир, полный мрака…
– Хватит херню пороть, – рявкнул Гущин.
* * *
Сейчас Гущин не перестал чувствовать боль в разбитой молотком лодыжке. Он вдруг услышал, как какая-то струнка, тонко зазвенев, лопнула в груди. В самой сердцевине души.
Возможно, он был плохим отцом. Был, потому что теперь о самом себе можно упоминать лишь в прошедшем времени. Живым из этой комнаты он все равно не выйдет. Но дочь…
Он даже не помнит, когда видел ее последний раз. Нет, помнит. В конце позапрошлого лета они вместе с дочерью отдыхали в подмосковном доме пансионате. Кажется, на три дня там проскучали. От скуки даже занесло на «Праздник воды», который проходил на озере Сенеж. Гущин еще сказал дочери: «Есть в этом что-то языческое, что-то величественное: Праздник воды».
Но бедное действо ничего общего не имело с язычеством и тем более величием. Более чем прозаично. Играет попсовая музыка. По настилу причала мечется Нептун не с трезубцем, а с какой-то дубиной в руке. Его зеленая борода то и дело отклеивается, сползшие плавки открывают бледную задницу. Но Нептун был достаточно пьян, чтобы не замечать такие мелочи.
И еще вспомнилась толпа русалок, жалких, худосочных девок в купальниках, едва прикрывавших интересные места. А дочери весь этот дешевый балаган понравился. Почему? Теперь Гущин этого не узнает.
– Каширин нашел себе работу, – сказал Гущин. – В триста десятом номере останавливался какой-то парень, по паспорту Юрий Алексашенко. Его имя вы можете узнать по карточке регистрации. Этот парень предложил Каширину работу.
– Так-так, – Литвиненко, боясь пропустить слово, согнулся над Гущиным. – Говори дальше. Что за работа?
– Нужно перегнать пару грузовиков в Казахстан, в Чимкент. Обещали хорошо заплатить. Но дело не в деньгах. Каширин боялся, что его грохнут. Как грохнули его жену. Он боялся. Он хотел уехать. Все равно куда.
– Что за грузовики? С каким грузом? Кто их отправлял?
– «Уралы». Что за груз – сам Каширин не знал. Они выехали вчера поздно вечером. Поедут через Оренбург. Где-то в том районе пересекут границу. Больше я ничего не знаю.
– Умница.
Литвиненко потрепал Гущина по голове, по слипшимся, мокрым от пота волосам. Затем он скинул с себя фартук, сложил его и передал молодому человеку. Снова потрепал Гущина по голове, достал из-за брючного ремня пистолет.
