* * *
Павел Литвиненко в сопровождении трех помощников прибыл на таможенный пункт в то время, когда грузовики, которые он искал, уже пересекли границу.
Литвиненко велел водителю частнику ждать, выбрался из машины и осмотрелся по сторонам. Над степью занимался бледный рассвет. Таможенный терминал спал глубоким сном. Только дежурная смена из трех таможенников лениво досматривала кузов «ЗИЛа», следовавшего из транзитом из Туркменистана в Россию.
Два таможенника забрались в кузов, забитый виноградом и поздними грушами. Они топтались в кузове, лениво переставляя с места на место ящики с фруктами. Литвиненко коротко переговорил со старшим смены, сунул в его ладонь мятую купюру. Попросил заглянуть в журнал учета и регистрации, выяснить, проходили или нет в течение последних десяти часов в сторону Казахстана два «Урала».
Таможенник зашел в помещение терминала, вернулся через пять минут. Литвиненко был разочарован ответом. «Уралов» здесь не видели трое суток. За это время ни в ту, ни в другую сторону такие машины не проходили. Литвиненко вернулся к своим помощникам, сел на переднее сидение рядом с водителем
– Тут ловить нечего, – сказал он. – «Уралы» здесь не ночевали. И вряд ли появятся.
Литвиненко снова вышел из машины и долго нарезал круги. Теперь он понял: изначально было ошибкой переться сюда, на край земли, пытаясь поймать Каширина. Теперь нужно принять окончательное решение. Оставаться тут, в голой степи, ждать неизвестно чего… Этот вариант не грел душу. Значит, нужно возвращаться в Москву, искать концы там.
Выяснить, кто отправлял эти клятые грузовики, какой дорогой отправлял, где конечный пункт их маршрута. А там возможны варианты. Например, попробовать перехватить машины на полпути. Или дождаться их в конечной точке следования. Как поступить в такой ситуации?
Если в «Уралах» груз не контрабандный, они пройдут таможенную очистку. А если водители вдруг не захотят платить таможенный сбор, махнут через границу в объезд таможни? Через такую границу средь бела дня можно запросто провести стадо белых слонов – и никто ничего не заметит. А уж грузовикам проехать – раз плюнуть.
Литвиненко не чувствовал усталости после ночного перелета и долгой дороге в тесном салоне «Жигулей». Им овладел азарт охотника, идущего по следу раненой, уже близкой дичи. Казалось, он у цели нужно лишь сделать еще несколько шагов, еще шаг… Цель ускользала, но азарт не проходил.
Наконец, он принял решение. Два человека останутся здесь, будут ждать «Уралы» три дня. Дольше задерживаться нет смысла. Если грузовики появятся, Каширина не трогать. Выяснить у таможенников, куда по путевым листам идет груз. И тут же связаться с Литвиненко. А он отправляется в Москву. Если грузовики вышли из столицы, след остался. Остались люди, которые что-то знают.
Литвиненко сел в машину, объявил свое решение. Через пять минут «Жигули» мчались в обратном направлении, к Оренбургу.
* * *
В то время, когда Швабра вынашивала, живо представляла себе акт кровавой мести, в зоне видимости Каширина и Акимова появился какой-то поселок домов в тридцать. Это была центральная усадьба бывшего колхоза «Заря Востока», а ныне доживающая свой век захолустная дыра, населенная в основном брошенными и забытыми старухами.
– Вижу жилье, – сказал Акимов. – Сейчас наберем водички.
В машине, идущей следом, тоже увидели серые домишки, сложенные из самодельных блоков. Величко, томимый жаждой, сидел за рулем. Он радовался, что скоро напьется воды прямо из колодца. Такой студеной воды, чтобы зубы заломило.
– Что-то не видно колодца, – сказал он.
– Останови у крайнего дома, – ответил Рогожкин. – Я спрошу, где искать.
Вдоль поселка положили короткий отрезок асфальта, который весь истрескался и, занесенный песком, почти не был виден. Выехав на дорогу, Величко прибавил газу, обогнал грузовик Акимова.
…Где-то рядом послышался шум автомобильных двигателей. Видно, грузовик мимо катит, определила Вера. Припала к оконному стеклу, не мытому лет десять как. Только не грузовик, два грузовика. Здоровые машины. Давно таких не видела. Останавливаются возле ее покосившегося на сторону заборчика.
Из кабины первого грузовика выпрыгивает молодой парень, отодвигает калитку в сторону, идет по дорожке к крыльцу. Знакомая личность. И идет по-хозяйски, уверено. А, тот самый, что прошлой ночью ополовинил бутыль самогонки, сожрал рыбные консервы, трахнул Веру и перебил пластинки. Или не этот? Вроде этот.
Этот, этот, – убеждала себя Вера, разглядывая через стекло Рогожкина. И вот снова приперся, стыда нет. И еще дружков своих привез, халявщиков. Этот, точно этот, – продолжала уговаривать себя Швабра. Сволочь, кончилась для него халява. Вера взяла с загаженного стола длинный кухонный нож, недавно наточенный соседом кузнецом. Спрятала его за спину, шагнула к двери.
– Здравствуйте вам.
Рогожкин переступил порог, остановился рядом с рукомойником. Увидев нестарую женщину в кальсонах и солдатском ремне, он на секунду забыл о своем вопросе.
– Здорово, – сказала Швабра. – Давно не виделись.
– Давно, – машинально повторил Рогожкин.
Словом «давно» он подтвердил худшие догадки Швабры. Точно, этот самый, – решила она. Швабра кокетливо подтянула кальсоны.
– Мне бы водички, – сказал Рогожкин. – В радиаторы залить. И попить.
– Водички? – Вера улыбнулась змеиной улыбкой. – Это можно. А патефон послушать не хочешь?
Вера приблизилась к Рогожкину на расстояние метра. Кровь закипала в ее жилах. Какую же надо иметь наглость, чтобы припереться в дом, где ты нагадил нынче ночью. Поимел хозяйку, как паршивую овцу. Даже «спасибо» не сказал. И еще пластинки грохнул. Водички ему. Швабра до боли в суставах сжала рукоятку ножа.
– На фиг патефон, – сказал Рогожкин.
Сказал и едва успел увернуться от ножа, дернулся к двери. Вера взмахнула рукой. Лезвие пропело возле самого горла Рогожкина. Швабра отвела руку для нового, прицельного удара.
– Ты чего? – выпучил глаза Рогожкин.
Отвечать на вопрос Швабра не собиралась.
За секунду Рогожкин сумел оценить ситуацию. Резко выставил вперед левое предплечье, правой открытой ладонью ударил хозяйку по носу. От неожиданной боли, Швабра вскрикнула, выронила нож.
– Убивают, люди, убивают, – заорала Швабра так громко, что у Рогожкина заложило уши. – Помогите, убивают. У-би-ва-ют.
– Сука, заткнись, – прошипел Рогожкин.
– Убивают, люди, – прокричала Швабра поставленным еще в самодеятельности голосом. – Режут. Убивают.
– Кого же тут убивают, тварь? – Рогожкина трясло от злости. – Тут же меня убивают. Не тебя.
Швабра провела передислокацию. Отступила задом в противоположный от рукомойника угол, к газовой плите, схватила чугунную сковородку. И снова остервенело бросилась в атаку. Взмахнув своим орудием над головой, она уже была готова обрушить удар на непокрытую голову Рогожкина, но тот наклонился, нырнул ей под руку. Оказавшись сзади хозяйки, кинулся ей на спину, сделал удушающий захват.
