– С этим не торопись.
Таран пребывал в раздумье, он сам мастак соврать, но тут все больно складно склеивалось. Надо бы задать несколько уточняющих вопросов, но это позже.
– Пока поработаешь здесь, – сказал Таран. – А тот Петрушин, которого ты ищешь, если он действительно живет под этим именем, никуда не денется. Умереть никогда не поздно. Чего смотришь? Наливай чаю. И печеньем угощайся.
Радченко плеснул в кружку заварки и кипятка, робко потянулся к печенью, когда в палатку ввалился тот самый хмырь, что привел его сюда. Он снял карабин с плеча и словно готовился стрелять.
– Начальник, у нас, кажется, проблемы. Из камышей вышел какой-то членосос. Стоит на месте и машет рукой. Кричит, чтобы мы не стреляли.
– Что за хрен? – В вотчину Тарана забредали люди, но это случалось редко. И для этих бедолаг хозяин всегда находил миску супа и тяжелую работу. Он хлебнул крепкого, без сахара чая, больше напоминавшего чифирь, повесил на губу папироску и прикурил. – Разберись с ним. Спроси, кто, откуда и так далее.
– Он со старшим говорить хочет. Лет тридцать на вид. Долговязый. По замашкам вроде блатной. Без оружия.
– Выйди и жди у палатки, – приказал бугор Радченко.
Таран поднялся, сунул под ремень пистолет и вышел.
Дима вышел следом, отошел в сторону и присел на пустой ящик из-под консервов.
* * *
На дальней оконечности песчаной косы он видел долговязого парня, похожего на восклицательный знак. Он просто стоял и пускал дым – дожидался бугра – и сплевывал под ноги. Радченко подумал, что все самые недобрые предчувствия и тайные страхи, в которых он сам себе не признавался, о которых не хотел думать, сбываются. Пока этим страхам еще не суждено оформиться в конкретные мысли и образы, но шестым чувством, если оно есть у человека, понимаешь: люди, убившие Тихонова, не остановились. Они искали Радченко – и нашли его на краю земли, в гиблом месте, где-то в центре болот и топей.
Тарахтел дизель, заглушая человеческие голоса. Повар, топтавшийся возле кухни, бросил все дела и стал наблюдать за Тараном и незнакомцем. Истопник Гречко сидел на пороге кухни и чистил картошку, он бросил взгляд на Радченко. Когда Дима помахал ему рукой, истопник плюнул и отвернулся. Охранники с ружьями и карабинами наперевес вылупились в широкую спину своего хозяина и застыли в напряженном ожидании. Даже тот хмырь, что пилил дрова на пару с Петрушиным, отложил пилу и зарядил двустволку.
* * *
Незнакомец представился Павлом Шестаковым, краснодарским авторитетом, которого привело сюда одно неотложное дело. Когда наступила очередь представиться Тарану, он назвал свое имя и кликан и добавил:
– Человек я в этих краях новый, работаю на одного бизнесмена, а краснодарскую братву почти не знаю.
Таран смотрел на Шестакова прищуренными глазами, поглаживал подбородок, решая про себя, что за хмырь свалился на его голову. Вроде бы не фраер, но и на блатного не похож. Авторитет… Здесь, на болотах, тот в авторитете, у кого ствол под рукой.
– Ну, что за дело?
Шест отвечал кратко. Здесь, в лагере, скрываются два парня, которые зарезали нескольких женщин в Краснодаре. И показал фотографии Радченко и Петрушина. Их ищут менты, и братва тоже ищет. И хочет разобраться с этими мразями до того, как разберутся менты. Для убедительности Шест добавил к рассказу несколько штрихов, исключительно ради красного словца и любви к художественному слову. Дескать, в Краснодаре состоялся воровской сходняк и тех убийц решили прибрать – словом, их приговорили. Если Таран не хочет ссориться с местными уважаемыми людьми, лучше отдать ублюдков по-хорошему. Потому как другого просто не дано. Приговор, как говорится, приведут в исполнение в любом случае.
– С каких это пор братва стала заниматься ментовскими делами? – Таран выплюнул окурок. – Вроде как у вас своих забот много.
– Я тебе толкую, что так решили на сходняке. – Шест не любил тупиц, которым простые вещи надо объяснять по нескольку раз. Он тоже выплюнул сигарету и тут же прикурил другую. – Так решили и так будет.
– Ну, чего там решили, я не знаю… – На скулах Тарана заиграли желваки. – И когда тех баб резали, я свечку не держал. Из краснодарских я знаю Тофика Хазиева. Если он придет сюда или кинет маляву и подтвердит твои слова. Ну, тогда без вопросов, – эти ребята твои.
– Хазиев – лаврушник, – сказал как плюнул Шест, у которого с кавказцами сложились напряженные отношения. – Он был коронован за бабки.
– Мне плевать, – ответил Таран. – Хазиев – в законе. А вот тебя я вижу первый раз. И отродясь ни о каком Шесте не слышал.
– Еще услышишь. – Шестаков только усмехнулся. – Я сказал: без этих приятелей мы отсюда не уйдем. Вокруг мои парни с пушками. У тебя нет выбора.
Радченко, сидевший у палатки хозяина, издали наблюдал за Тараном и его собеседником и обдумывал план дальнейших действий. План никак не складывался. Вот камыши, до них всего двадцать метров. Можно рвануть в заросли, а там как повезет. Шанс на спасение, пусть призрачный, пусть мизерный, остается. Радченко тут же поправил себя: если уж уходить, то вместе с Петрушиным. Но художника отсюда на аркане не вытащишь: он стал свидетелем расправы над мужиками, что решились на побег. Сам их хоронил. Пожалуй, драпануть у него кишка тонка. А если повезет уйти с оружием? А если этот длинный парень пришел по какому-то своему делу? И базар вовсе не о Радченко? О чем сейчас говорит бугор?
Десятки безответных вопросов жгли душу. Но ответов не было.
* * *
Радченко видел, как бугор, резко повернувшись, зашагал обратно. Он шел молча, глядел себе под ноги. Остановился, поднял взгляд на одного из охранников и отдал короткое распоряжение, слов не разобрать. Охранник вскинул ружье и поймал на мушку Шестакова, прикурившего очередную сигарету. Таран двинул дальше. Мышцы под тельняшкой напряглись, будто он воз за собой тащил. Морда мрачная, кулаки крепко сжаты. Радченко поднялся навстречу.
– Зайди, – коротко бросил бугор.
Радченко робко последовал за хозяином. Остановился на пороге палатки, наблюдая, как бугор присел к столу, вытащил бутылку с разведенным спиртом и, набулькав полстакана, прикончил свое пойло в один глоток. И даже не закусил, только поморщился и плюнул на пол. Сделал несколько шагов к Радченко, который успел встать вполоборота к Тарану и расставить ноги. Кулак со скоростью пушечного ядра вылетел откуда-то из-за спины и врезался в верхнюю челюсть. Радченко не успел моргнуть глазом, как оказался на полу. Он поднял руки, чтобы защитить лицо. Бригадир упал на него, расставив ноги, сжал бедрами грудь, попытался снова всадить кулак в лицо, но попал в предплечья.
– Значит, невесту твою изнасиловали? – прохрипел Таран. В его глазах пылал дьявольский огонь, будто перед лицом держали яркую лампочку, свет которой отражали расширенные зрачки. – И надругались? Так было дело?
Кулак пробил защиту, но Радченко подставил под удар лоб.
