– Слушаю. Слушаю. Ой. Трубку положили.
Она виновато посмотрела на Лебедева, вставшего рядом.
– Если надо, перезвонит, – ответил старлей. – Будем ждать.
Хозяйка снова уселась на кухне и склонилась над кастрюлей, когда ожила коротковолновая рация.
– Я Жасмин. – Оперативник, дежуривший на улице, говорил хриплым простуженным баритоном. – От станции в сторону дома движется человек в синем плаще и кепке. Прошел палатку. Лица не видно, воротник плаща поднят. Рост чуть выше среднего. Идет медленно, озирается. Похоже, наш кандидат.
– Понял, Жасмин, – ответил Девяткин. – Следуй за ним. Дистанцию держи. Отбой.
* * *
В дверь постучали тихо. Хозяйка, уже стоявшая в темном коридоре, спросила, кто пришел, и, услышав покашливание, юркнула в спальню и закрылась с внутренней стороны. Девяткин встал справа от двери. Лебедев, зажав пистолет в левой руке, правой повернул замок, потянул ручку на себя.
– Темно тут у вас, – сказал человек и робко шагнул вперед, держась рукой за косяк. – Ни фига не…
Девяткин налетел сбоку, повис на спине мужчины, заломив руку ночного гостя за спину. Лебедев бойцовским приемом свалил незнакомца с ног. Все было кончено через три секунды. Браслеты защелкнулись на запястьях мужчины, когда тот еще не успел испугаться. Вспыхнула лампочка под потолком, в сени ввалились еще два оперативника с улицы. Человека перевернули на спину.
– Ты кто такой? – Девяткин с досады плюнул в ведро с водой. – Ну хрена молчишь?
– Я только… Только я…
По сеням поплыл запах десертного вина и пива. Человек обрел дар речи, когда его обыскали и перевернули с живота на спину. Судя по документам, звали мужчину Сергеем Мерзляевым, от роду сорок два года, проживает в Москве. По его словам, выходило, что на площади у трех вокзалов, где он иногда околачивается в поисках случайного заработка, к нему подвалил прилично одетый мужчина, представился Игорем. Сказал, что командированный, снимает комнату в Раменском. Завтра утром уезжает из Москвы, а дел еще вагон. Надо бы съездить по адресочку, забрать чемодан с барахлом. Хозяйке он позвонит, чтобы не возникло недоразумений. А за пустяковую услугу отстегнет хорошие деньги. Игорь выдал Мерзляеву аванс и обещал заплатить еще вдвое, когда тот вернется с чемоданом. Место встречи – кафе возле трех вокзалов.
– Через полтора часа он ждет меня. – Лежа на полу, Мерзляев щурился от яркого света и шмыгал простуженным носом. – Я ничего не нарушал. Простое одолжение.
Телефон зазвонил через четверть часа. Какая-то женщина, представившись Мариной, спросила, с кем говорит. Убедившись, что у телефона именно хозяйка дома, девица спросила, не заходил ли за вещами господин Мерзляев.
– Был, уже уехал, – дребезжащим голосом ответила Никифорова. – Только что за порог вышел. Очень торопился. Взял чемодан и пошел.
– А почему вы отдали ему чужие вещи без разрешения? – строго спросила Марина. – Под суд захотела, дура старая?
Хозяйка, растерявшись, что-то промычала, вопросительно глянула на Девяткина. Но тот только плечами пожал.
– Я спрашиваю: почему вы отдали чужие вещи какому-то проходимцу? – повторила вопрос Марина, потом неожиданно рассмеялась, будто ее кто-то пощекотал за пятку, и бросила трубку.
Девяткин перемотал ленту магнитофона, дважды прослушал бестолковый диалог и помолчал минуту.
– Ничего, парни… – Девяткин хотел найти какие-то ободряющие слова, но ничего такого в голову не приходило. – Все не так уж плохо. Хотя… Хотя хуже некуда.
* * *
Звонок в управление раздался в послеобеденный час, когда от жизни не ждешь ничего плохого. Сняв трубку, Девяткин, только что вернувшийся из столовой, выслушал несколько коротких фраз и промычал в ответ что-то невразумительное. Его роман с работницей шашлычной входил в кульминационную завершающую стадию, но на этот раз звонила не Зоя. Поднявшись, Девяткин снял с вешалки плащ и вслух отметил, что накрапывает дождь – и это, кажется, надолго.
– Не Зоя? – спросил старлей Лебедев. Со скуки он перечитывал протоколы уголовного дела, которое давно списали за неперспективностью, подвижек по нему не ждали. Поэтому осталось получить подпись руководства и сдать бумаги в архив.
– Как ты догадлив, мой друг. На почве любовных неудач у тебя открылась удивительная прозорливость. Я бы сказал, умение предугадать и предвидеть недоступный простому смертному человеку ход событий.
– Это вы к чему?
– К тому, что ты собрался выучить наизусть этот фолиант, покрытый пылью столетий. С чего бы это?
Девяткин секунду выбирал между кепкой и шляпой, и остановил выбор на последней: случай обязывает. В шляпе и новом французском плаще он больше похож на сыщика, а не инженера или клерка. Сегодня он должен выглядеть на все сто. И если не обращать внимания на неновые ботинки и слегка потертое кашне, высший бал он заслужил.
– И после долгих мучительных раздумий, бессонных ночей и саморазрушительной умственной работы назовешь имя убийцы. Или убийц.
– Почему бы и нет?
– Потому что ты фигней страдаешь весь день. И на тебя глядя, страдают другие люди. Например, я.
– Вы просто срываете на мне злость. – Лебедев был оскорблен в лучших чувствах. – Из-за этого чертова дома в Раменском, куда не явился Перцев, вы готовы… Готовы вы…
Старлей толком не знал, к чему готов его непосредственный начальник, поэтому замешкался, подбирая слова.
– Я готов взять эту макулатуру и врезать по твоей светлой башке так, чтобы мозги сначала опустились до уровня таза, а потом на место поднялись, – ответил Девяткин. – Конечно, эти полумеры вряд ли помогут. Но все же лучше, чем ничего. На наш отдел с утра повесили два свежих трупа, а он беллетристику изучает. Другого дела не нашел.
Пыхнув дымом, Девяткин спустился вниз по лестнице, прикидывая, как лучше добраться до Театра эстрады. Проще всего взять служебную машину. Но это вариант так себе, уровень ниже среднего: если женщина приглашает на встречу, нет ничего дурее, чем приехать на служебной тарахтелке. Он уже вышел на Петровку, когда подумал, что напрасно взял сигареты. В нижнем ящике стола лежат хорошо прокуренная трубка и банка с хорошим табаком. Женщинам нравятся запах табака и мужественные мужчины в шляпах.
* * *
Девяткин и Дунаева встретились возле театра и прошлись вдоль набережной.
– А вам не кажется, что осень в Москве все время разная? – Ольга Петровна казалась грустной и задумчивой. – И каждый день по-своему неповторим?
– Да, наверное. Унылая пора. Как писал классик.
Девяткин не понимал, чего ради его позвали сюда. Если потрепаться насчет природы и неповторимости каждого дня, для этого лучше подобрать более подходящее время. Желательно после работы. Впрочем, он чувствовал, что Дунаева скажет что-то важное. Не надо ей мешать, не надо перебивать, не надо лезть с вопросами.
