– Успеваю, – отозвался Ливанский низким придушенным голосом.
– В ушах и ходах носа имеется застывшая кровь в виде свертков, – Булкин снова согнулся в три погибели, ощупывая пальцами лицо старухи. – На левом виске возле ушной раковины кровоподтек лилового цвета, длинник расположен горизонтально. Не для протокола, кажется, ей кулаком в висок съездили или открытой ладонью. А поскольку сосуды слабые, старческие, образовался синяк. Рот раскрыт, слизистая губ синюшная, без повреждений. Язык в полости рта, там же сгустки крови в виде свертков. Из отверстий носа и уголков рта идут подтеки крови в сторону груди. На шее повреждения отсутствуют. Грудная клетка и живот без повреждений. Вот ещё что пиши. Левая височная и затылочная кости необыкновенно подвижны. При ощупывании определяется отчетливый хруст.
– Да, досталось старушке перед смертью.
Владыкин стоял над трупом, скрестив руки на груди.
– Почему ты думаешь, что ей досталось именно перед смертью? – поднял голову Булкин. – Возможно, как раз наоборот. Голову ей исколошматили молотком как раз после смерти. А убита старуха была одним ударом, вот этим самым. Между глаз. Возможно, преступник как раз не хотел выдать своего профессионализма. А для маскировки разнес старухе череп.
Владыкин и Ливанский снова переглянулись.
– Для маскировки, говоришь? – Владыкин хмыкнул. – Ты уж, Алексей Петрович, до конца разберись. Я напишу постановление о вскрытии, ну, чтобы именно тебя припахали на это дело. Тут опытный человек нужен. А то поручат вскрытие какому-то мальчишке, который напортачит так, что не расхлебаешь. Значит, по-твоему, он все кончил одним ударом?
– Весьма вероятно.
Булкин внимательно разглядывал изуродованное лицо трупа. Продолжая стоять на коленях, он повернул голову в пол-оборота к Ливанскому.
– Вот вам, молодой человек, известно, каким способом убивают свиней на мясокомбинатах, когда там вдруг вырубают электричество? Нет, не известно?
– Мне казалось, если на заводе или комбинате вырубают электричество, он останавливается, – Ливанский задумчиво почесал бровь кончиком ручки.
– Ни бойни, ни комбинаты, если отключат электричество, не останавливаются, – Булкин печально улыбнулся. – Нет необходимости прерывать производственный процесс. А свиней забивают так. Кстати, это весьма любопытно. Забойщик берет кастет и бьет свинью в переносье, между глаз. Только один точный удар – и готово. А человека можно убивать долго, если не знать, как это сделать быстро и относительно безболезненно, – Булкин показал пальцем на переносицу старухи Ангеловой. – Вот смертельный удар. А остальные повреждения, как я думаю, нанесены уже после смерти. Чтобы следствие не пришло к выводу, что действовал профессионал, – объяснил Булкин.
– Профессионал, в смысле, что за профессионал? – спросил Ливанский.
– Тот же забойщик скота, например, – ответил Булкин. – Человек, хорошо знакомый с предметом.
– Или врач, – заулыбался Владыкин, закончивший к этому времени строительство собственной версии убийства.
– Или врач, – согласился Булкин.
– Часто мотив убийства стариков все та же жилплощадь, – сказал Владыкин. – Недавно совсем молодого человека допрашивал, он искусствовед по образованию. Никак не мог дождаться смерти своей бабки и решил действовать самостоятельно. Прописал старушку на кладбище и сразу занялся ремонтом. Очень хороший ремонт сделал. Я даже себе адрес его мастеров записал. Сам ходил героем и даже хвастался своим приятелям, вот как я ускорил события. Он использовал бельевую веревку как удавку. Но в нашем случае мотив, кажется, не жилплощадь.
– У тети было очень много ценных вещей, – сказала племянница. – В свое время они с дядей много ездили по странам Ближнего Востока, были обеспеченными людьми. Некоторые драгоценности я хорошо помню.
– Завтра мы встретимся в прокуратуре, – сказал Владыкин. – Там и составим подробный список всех пропавших вещей, – Владыкин повернул голову к двери и крикнул. – Боря, ты там уже закруглился?
– Еще минут пять, – отозвался из кухни эксперт-криминалист, – и можете сюда переходить.
Владыкин опустился на корточки рядом с Булкиным, протянул руку к лицу трупа и стал ощупывать его кончиками пальцев.
– Да, кости лица, их отломки подвижны и трещат при нажатии. Надо распорядиться, чтобы её поскорее в морг отправили. А то через час она окончательно оттает и в комнате станет совсем сыро.
– Пока я не нужен, выйду на секундочку? – спросил Ливанский.
– Конечно, Юра, – кивнул Владыкин.
Поднявшись со стула, стажер вышел в коридор, всей грудью вдохнув тяжелого застоявшегося воздуха. Он прошагал в кухню, чувствуя, как под ногами трещит, разлетается по сторонам гречневая крупа.
– Что, совсем загоняло начальство? – спросил из-за спины копавшийся в кухонных полках эксперт-криминалист.
Ливанский не ответил. Он широко распахнул форточку, вдохнул свежего морозного воздуха. Как хорошо…
Ливанский сделал вдох, выдох и упал в обморок.
Глава 14
Ларионов сладко потянулся, расставив в стороны локти, и чуть не смахнул со стола недопитую чашку кофе и блюдце с бутербродом. Небо за окном светилось бездонной голубизной, ровный пласт снега на подоконнике отражал назойливо лезший в глаза солнечный свет. Утро выходного дня то ли закончилось, то ли ещё продолжало тянуться, не понять.
Он повалился спиной на диван и, с тоской посмотрев на телефон, вспомнил, что сегодня обещал позвонить теперешнему мужу своей бывшей жены Льву Петровичу Максименкову. Пора ответить «да» или «нет», соглашаться с его предложением или отказываться от него.
Два дня назад Ирошников, Ларионов и Максименков встретились в одном уютном заведении за ужином.
«Собственно, мне этот адвокат, твой добрый знакомый и почти что родственник, не предлагает ничего кроме тюремных нар и своего внимательного отношения к моему делу», – сказал Ирошников, когда, выйдя из ресторана, они с Ларионовым остались на улице одни.
Не совсем так. После первой рюмки, Максименков попросил Ирошникова подробно рассказать обо всех обстоятельствах дела. Когда Ирошников закончил свое тягостное повествование, юрист, заметно погрустневший, только и сказал: «М-да, ну и история», и надолго уткнулся в тарелку с рыбной закуской.
– Я не совершал этих преступлений, – сказал Ирошников, видимо, ждавший ободряющих слов.
– Это не имеет значения: совершал или не совершал, – поднял голову от тарелки Максименков. – Пока нет обвинительного приговора суда – вы честный человек. Но даже если вас осудят, можно бороться за вас и дальше.
– А подкупить судью или следователей, чтобы развалили это дело, ну, это в принципе возможно? – не подумав, бухнул Ларионов.
– Ты иногда такую чушь говоришь, – усмехнулся Ирошников, – что хоть сквозь землю проваливайся, лишь бы от тебя подальше.
