Тимонин вгляделся в темноту лестницы, уходящей в подвал. В нише на стене он заметил электро рубильник и выключатель. Дернул ручку рубильника вверх, надавил пальцем красную кнопку выключателя. В подвале загорелось несколько тусклых лампочек, осветились лестничные ступени, светлые стены в ржавых разводах протечек.
Минуту Тимонин колебался, решая, возвращаться ли ему назад или попробовать выбраться из здания через подвал. Он остановил выбор на последнем варианте.
Подвал, сообщавшийся под землей с какими-то хозяйственными постройками, оказался куда длиннее самого здания больницы и напоминал собой кривой узкий коридор, конец которого терялся где-то в полутьме водяных испарений. По стенам и потолку коридора проходили трубы разного диаметра, местами проржавевшие, сочившиеся влагой, пускавшие пар.
Тимонин долго брел по подвалу, переступая через черные лужи. Наконец, он уперся в кирпичную стену. Но это не был тупик, коридор поворачивал в сторону под углом девяносто градусов. Это ответвление вело к административному зданию больницы.
Пройдя шагов двадцать, Тимонин остановился. Слева от себя он обнаружил некий аппендицит, комнатку метров в шесть, лишенную окон. Под потолком светилась голая лампочка. Вдоль стены расставили деревянные козлы, положили на них несколько досок, сверху бросили тюфяк. Получилось нечто вроде кровати.
На этом ложе, подогнув колени к животу, подложив под голову свернутую робу, лежал лохматый мужик в голубой майке и брезентовых штанах. Возле кровати валялись пустые бутылки из-под портвейна, стояли резиновые галоши и ящик со слесарным инструментом. Противоположную от самодельной кровати стену украшали несколько плакатов с голыми красотками, большая многоцветная репродукция картины Васнецова «Грачи прилетели» и непристойная надпись, выполненная красной краской из распылителя.
Мужик заворочался во сне, сладко застонал и прошептал: «Маруся». Затем он запустил пятерню в лохматую шевелюру и с настроением почесался. Видимо, спящего водопроводчика одолевали эротические сны и бытовые насекомые. Тимонин не стал тревожить отдыхающего человека. Полюбовавшись на небогатое убранство комнатенки, пошел дальше. Однако ему не пришлось проделывать весь путь до конца. На середине тоннеля он остановился под окном, без стекол и решеток.
Вырубленное под самым потолком окно оказалось узким, как крепостная бойница, но ловкому человеку пролезть можно. Тимонин притащил два пластиковых ящика из-под бутылок, на которые он натолкнулся по дороге сюда, поставил ящики один на другой. Поднял портфель на уровень лица, установил его на трубе.
Вскарабкавшись на ящики, поставил ногу на трубу. Крякнул от напряжения, переместил на ногу тяжесть тела. Потянулся рукой вверх, чтобы зацепиться за кирпичи.
Но тут гладкая подметка ботинка соскользнула с сырой осклизлой трубы. Тимонин взмахнул в воздухе руками, словно огромная птица, готовая взлететь. Но полетел не вверх, а вниз. Фуражка соскочила с головы. Тимонин перевернулся в воздухе. Он грохнулся грудью на бетонный пол, ударился лбом о нижнюю трубу и потерял сознание.
* * *
Валиев и Магомет Нумердышев поднялись на второй этаж больницы. Перед тем, как двинуться вперед, выглянули в коридор. Запах нашатыря и ещё какой-то дряни, полутьма. Лишь над письменным столом, на другом конце коридора, склонилась женщина в белом халате, видимо, дежурная медсестра.
Валиев вышел из-за угла, через несколько секунд он дошагал до стола Сомовой. Медсестра сняла очки, закрыла журнал «Крестьянка», прищурив глаза, поднялась со стула. Из-за света настольной лампы она в первую минуту не разглядела тех, кто идет по коридору. Решила, что двое военных, целый день торчавших возле постели полковника, почему-то надумали вернуться.
Валиев шел первым. За ним неторопливо следовал Нумердышев, тащивший на плече сумку с оружием.
Сомова поняла, что перед ней не военные, а какие-то посторонние люди, кавказцы. Медсестра, женщина не робкого десятка, за годы работы в больнице видевшая разные виды и умевшая общаться с трудными людьми, не подумала испугаться. Она уже открыла рот, чтобы задать свой вопрос, но Валиев опередил её.
– Как наш герой? – бодрым голосом спросил он. – Как его самочувствие?
Сомова, не понявшая, о каком именно герое речь, на секунду замолчала. Возможно, перед ней какая-нибудь шишка из районного управления здравоохранения? Или, на ночь глядя, кого-то из центральной больницы принесло? Начальство не часто заворачивало в маленькую больницу на городской окраине. Но раз такое дело, раз беда с этим вертолетом, надо быть готовой к любым визитам. Даже визитам из области.
– Герой? – переспросила Сомова.
Нумердышев спокойно поставил сумку на пол, зашел за спину сестры.
– Герой, конечно, герой, – улыбнулся Валиев.
– А, Тимонин, – догадалась сестра. – Кажется, он спит. Я ещё не заглядывала в четырнадцатую палату.
Было видно, как в неярком свете настольной лампы заблестели обнаженные в улыбке белые зубы бригадира. Сестра стояла лицом к Валиеву. Нумердышев потерялся где-то в темноте коридора.
– А вы, простите, кто? – спросила Сомова.
– Я-то? – переспросил Валиев. – А ты чего, сама не видишь? Я Красная Шапочка.
– Что вы тут, что вам тут на…
Она затревожилась, но не успела даже сформулировать вопрос до конца.
Подкравшийся сзади Нумердышев заткнул тяжелой, как лопата, ладонью открытый рот сестры. Другой рукой вцепился ей в волосы, дернул голову на себя. Валиев шагнул веред, выхватил из кармана заточку. Это была примитивная, сработанная из трехгранного напильника заточка с деревянной рукояткой и коротким двенадцатисантиметровым клинком. В основании клинок был подпилен ножовкой по металлу.
Валиев ткнул заточкой в грудь Сомовой.
– Чи-чи-чи-чи, – прошипел Валиев. – Тихо, тихо. Люди спят. Вот так, вот так. Вот и умница. Вот и все.
Медсестра закряхтела, кашлянула и стала тяжело, подогнув набок ноги, валиться к ногам мужчин. Нумердышев подхватил её под плечи. Валиев, чтобы из женской груди не брызнул кровяной фонтан, не стал выдергивать заточку. Он резко потянул рукоятку вниз, обломил подпиленное лезвие.
Нумердышев раздвинул руки, Сомова, ещё живая, тяжело повалилась на пол. Мужчины, схватив медсестру за ноги, отволокли её на черную лестницу. Нумердышев вернулся в коридор за сумкой.
* * *
Остановившись на лестничной клетке, перевели дух.
Нумердышев выглянул в коридор: ни души. Валиев достал сигареты, прикурил. В эту секунду ему показалось, что в подвале раздались тяжелые шаги. Такого быть не может, этих шагов в подвале. Не водопроводчик же ночью блуждает в потемках.
Бригадир, чуткий на ухо, прислушался внимательнее: ничего, тихо. Чудится всякая муть. Валиев присел на перила лестницы, затянулся табачным дымом.
– Не хочешь с ней позаниматься?
Валиев показал пальцем на женщину, распростертую на полу.
