– Тебе тут нравится? – спросил Лопатин.
– А где мы?
– На учебной базе националистической организации «Штурмовик». Тут у нас хранится оружие. В трех километрах отсюда заброшенный военный полигон. Мои парни учатся стрелять, бросать гранаты и вообще…
Выпили ещё по одной, голова Тимонина снова затуманилась, пошла кругом. Лопатин встал на ноги.
– Все поехали, – сказал он.
– Куда? – удивился Тимонин.
Лопатин загадочно улыбнулся и полез в бельевой шкаф, переодеваться.
У «Штурмовика» было несколько источников доходов, довольно скудных. Продажа голосов избирателей на местных выборах сторонним политическим организациям. Собственные коммерческие структуры. И, наконец, защита предпринимателей от бандитов. Но дела шли хуже некуда. Националистическая идея не привлекала избирателей на сталинградской земле, да и выборы остались позади. Собственные коммерческие структуры полопались, как дождевые пузыри. Солидные предприниматели предпочитали не обращаться к фашистам за крышей.
Кроме того, Лопатин любил, но совсем не умел играть в карты, чем ставил свою организацию на грань окончательного разорения. В этих условиях Тимонин, сделавший накануне крупное пожертвование в кассу «Штурмовика», а по существу, в карман Лопатина, за один вечер стал едва ли не лучшим его другом. Гость – настоящий миллионер, хотя и мужик с большими странностями, какой-то заторможенный. По словам Зудина, у него в Москве большой бизнесс, недвижимость за границей и все такое вплоть до яхты. Лопатин уже заглянул в портфель, валявшийся под кроватью, и обомлел. Столько денег он давно не видел.
Разумеется, он запросто мог все прибрать к рукам, пойти на поводу у чувства сиюминутной корысти и поступить так, как поступают мелкие гопники. Тимонина просто завести в степь, разобрать на запчасти охотничьим ножом и топором, за пару часов выкопать не слишком глубокую могилу. Мог, но если сейчас же грохнуть Тимонина, значит, обокрасть самого себя. Деньги, что лежат в портфеле, лишь маленькая толика того, чем владеет московский гость, что можно из него выдоить. Если действовать с умом, запросто обогатишься на всю жизнь, до конца дней своих забудешь о денежных счетах.
А Тимонина можно доить всю жизнь и не знать отказа. Конечно, под нацистскую идею он много не даст, потому что траченная молью идея стоит недорого. Да и Лопатин не собирается выпрашивать ещё одну разовую подачку. А вот если запятнать Тимонина кровью, даже не запятнать, замазать с ног до головы… Тогда открываются совсем другие горизонты. Кровь повяжет его по рукам и ногам, ничего он не сможет сделать, будет платить, сколько скажешь. Шантаж? Ну и что? Лопатин не чистоплюй в белом воротничке. Возможно, именно этого шанса он ждал годами.
Тем же вечером сама судьба сунула в колоду Лопатина ещё одну счастливую карту. Вчера вечером Зудин предложил нечто такое, от чего нельзя отказаться. Нужно разобраться с Аллой, его неверной женой, и неким Осетровым, грузчиком с мебельной фабрики. Одно к одному, масть пошла.
Переодевшись в черную рубашку и брюки, Лопатин вставил в фотоаппарат кассету с чувствительной пленкой, проверил, работает ли вспышка. Он вытащил из бельевого шкафа восьмимиллиметровую любительскую видеокамеру, заряженный аккумулятор, положил вещи в раскрытую сумку. Тем временем Тимонин стянул с рукава повязку со свастикой, бросил на кровать пропахший плесенью китель.
Через окно он наблюдал, как к крыльцу подъехал запыленный «газик» с брезентовым верхом. Водительское место занимал какой-то бритый наголо мордоворот. Кажется, Тимонин пил с ним вчерашним вечером. Впрочем, эти детали сейчас уже не вспомнить.
Лопатин посмотрел на часы и подумал, что госпоже Зудиной жить осталось с гулькин хрен.
* * *
К дому на далекой окраине Волгограда подъехали, когда вечерние сумерки переродились в черную беспросветную ночь. «Газик» съехал правыми колесами в канаву, едва не приложился кузовом к глухому забору. Полная луна, прервав свое движение по небу, зацепилась за верхушку одинокого фонарного столба. Вылезая из машины, Тимонин погрозил небесному светилу кулаком. Показалось, что луна дразнилась: корчила рожи и высовывала желтый язык.
За долгую дорогу, пролегающую по степным разбитым дорогам, Тимонин совершенно потерял ориентировку в пространстве и во времени, несколько раз засыпал, снова просыпался, делал глоток водки из армейской фляжки, что подносил Лопатин, и снова отключался. Бритоголовый водитель тоже прикладывался к фляжке. Несколько раз на крутых поворотах в полной темноте он чуть было не поставил «газик» на уши, но чудом обошлось.
Лопатин наказал водителю погасить габаритные огни, не включать радио и никуда не отлучаться от машины. Затем он взял Тимонина за локоть, провел через калитку. По неприметной в темноте тропинке, они прошли к дому. Возле крыльца стало светлее, в освещенных окнах можно было разглядеть, как по комнате движутся какие-то тени, под потолком сияет шестью рожками люстра из цветного стекла.
Когда Лопатин распахнул дверь в комнату, два голых пояс мужика, склонившиеся над широкой кроватью, распрямились, как по команде, оглянулись на дверь.
– Свои, – заорал Лопатин и поднял в приветствии правую руку.
Мужчины расступились. В комнате было так жарко, как бывает в русской бане перед вторым затопом. В нос шибанул запах дешевых папирос и человеческого пота. Тимонин, шедший следом, увидел на кровати раздетую до трусов полную женщину. Ее руки и ноги были прикручены бельевыми веревками к деревянным резным спинкам, рот заклеен белым квадратом пластыря. На ногах несколько ножевых порезов. Лопатин снял с плеча ремень сумки, сбросил с себя рубашку. Подошел к кровати, задрал ногу и опустил подметку ботинка на живот женщины.
– Твой муж был очень расстроен, – выкрикнул, брызгая слюной, Лопатин. – У него слабое сердце, а ты его дожимаешь, гадина. Вчера он своими глазами увидел, как какой-то мудак имеет его детку.
Женщина заплакала и носом что-то промычала в ответ. Лопатин вернулся к застывшему в дверях Тимонину, взял его за руку и со словами «чувствуй себя, как дома» усадил на кровать. Затем полез в сумку, вытащил фотоаппарат и сделал несколько снимков. Тимонин, окончательно впавший в прострацию, заулыбался счастливой улыбкой идиота.
– На добрую память, – пояснил Лопатин.
Он вложил в руку Тимонина охотничий нож с длинным гнутым на конце клинком, достал из сумки видеокамеру, подсоединил аккумулятор. Припав глазом к видоискателю, нажал кнопку. С разных точек комнаты Лопатин снимал Тимонина, безучастно сидящего на краю кровати рядом с беспомощной жертвой. Тимонин тупо улыбался и перекладывал из руки в руку охотничий нож, не зная, что с ним делать.
Наконец, поднес нож к губам и языком лизнул окровавленный клинок. Отличный план, потрясающий типаж: патологический тип беспощадный убийца, наслаждаясь видом крови, готовится нанести жертве смертельный удар.
Затем Лопатин передал камеру одному из своих помощников, показал, с какой точки следует снимать. Сам уселся на кровать, вложил в руку Тимонина стопарь, обнял его за плечи. Акт второй: лучшие друзья за рюмкой водки. При монтаже можно будет вырезать Лопатина или оставить все, как есть. Там видно будет.
