Сейчас Галя, вставшая чуть свет, уже закончила собрать вещи, Максиму осталось покидать в дорожную сумку кое-какие шмотки, и можно трогаться в путь. Звонок тренькнул в тот момент, когда Жбан допил кофе и поднялся на ноги.
– Не ходи, – сказал он Галине. – Сам открою.
Жбан прошел в прихожую, посмотрел в глазок. С другой стороны двери стоял незнакомый мужчина в сером пиджаке.
– Что нужно? – спросил Жбан, не любивший не званных гостей. Не отрываясь, он смотрел в глазок, наблюдая за выражением лица незнакомца, стараясь догадаться, что за персонаж появился на горизонте и каким ветром его сюда занесло. – Картошку продаешь?
– Хочу поговорить, – ответил Бирюков. – Я получил телеграмму от нашего общего знакомого.
Жбан, мгновенно сообразив, о чем идет речь, зажег в прихожей свет, сбросил цепочку. Повернув замок, распахнул дверь.
– Проходи.
– Ты Макс? – спросил Бирюков.
Жбан проворно запер дверь, шагнул к незнакомцу, прижав палец к губам, прошептал в самое ухо гостя:
– Больше ни слова. Пойдем в комнату.
Из кухни появилась Галя. Она остановилась посередине коридора, вопросительно посмотрела на взволнованного Максима, но тот лишь раздраженно махнул рукой:
– Иди, собирайся. Ко мне человек пришел.
Он поманил Бирюкова пальцем, завел в большую комнату, плотно прикрыл дверь в коридор. Показал на кресло, мол, садись. Отошел в угол, где на буфете стояла магнитола, включил радио, врубив звук на полную катушку. Взяв стул, Жбан поставил его рядом с креслом, наклонился к гостю, прокричал ему в самое ухо:
– Я думаю, что за этой хатой следят менты. Наверняка слушают телефон и все разговоры, которые происходят в квартире. Я не знаю, каким способом они это делают. Но современная техника позволяет услышать все, что хочешь услышать.
– Успокойся, – покачал головой Бирюков. – Ты не резидент иностранной разведки. Никто не станет привлекать ради твоей разработки такие силы и средства. Следить, слушать телефон и квартиру… Ради чего? Кому это надо?
– Если ты ни хрена не понимаешь, лучше помалкивай. Я говорю: меня пасут и слушают. Поэтому я не могу больше тут оставаться. Прямо сейчас уезжаю на дачу к своей бабе. Ты ее в коридоре видел. Поэтому рассказывай коротко, в телеграфном стиле. Что с Архиповым?
– Коротко не получится, – прокричал в ответ Бирюков. – Архипов передал мне записку. Написал номер телефона. Он пишет, чтобы не ходил к ментам, обратился к тебе. Вчера я оборвал телефон той девчонки, но никто не снимал трубку. Я выяснил твой адрес по телефонному номеру и пришел сюда.
– Я не подхожу к телефону. Сам звоню кому надо. Что с Архиповым?
Бирюков пересказал свою историю, начав с того дня, когда он пришел в картинную галерею «Камея», чтобы забрать свою непроданную картину, а вместо ее получил двести пятьдесят долларов. И закончил позавчерашним вечером, когда в темном проезде рядом с промышленной зоной передал в руки кавказца по имени Ашот чемоданчик и нашел в дорожной грязи записку от Архипова – пятидесяти долларовую купюру с выколотым на ней текстом.
Глава седьмая
Жбан долго мял ладонью подбородок. Наконец встал со стула, прошелся по комнате, выключил радио и сел на прежнее место. Он поманил Бирюкова пальцем и прошептал в ухо:
– Слушай, ты человек посторонний. Поэтому не лезь в это дерьмо. Тут свои законы выживания. Каждый идет на дно или выплывает наверх по одиночке. Если я хоть пальцем пошевелю, чтобы помочь нашему знакомому, считай, я спекся. В прокуратуре под меня копают. Я совершу хоть одну ошибку, меня прихлопнут, как муху. Надо мной висит десять-двенадцать лет лагерей с конфискацией. Но конфискация это так, мелочь… Потому что две пятилетки за забором я не протяну, сдохну. Ты сам должен понимать такие вещи.
– Значит, Архипов пусть пропадает…
– А ты что, мать твою, самый жалостливый? Ты гуманист, а я дерьмо на лопате?
– Я не самый великий гуманист, но…
– Где купюра, на которой он выколол свою записку?
– У меня дома.
– Знаешь что… Разорви ее на мелкие клочки. Брось бумажки в унитаз и спусти воду. А потом навсегда забудь о том, что с тобой произошло. Забудь об Архипове. О том кейсе, что ты получил на вокзале. О дипломате Сахно. И, главное, навсегда забудь обо мне. Ты сюда не приходил. Мы с тобой не виделись и не разговаривали. Я ничего не знаю и не хочу знать. А если до прокурора дойдет, что ты побывал в квартире, я буду настаивать, что ты ошибся дверью. А потом попросил попить воды, я и пустил тебя. По доброте душевной. И моя баба эти слова подтвердит. Ты понял? Забудь все. А теперь прощай.
– А если я все-таки пойду к ментам?
– Архипову этим не поможешь, – прошептал Жбан. – А себе сделаешь хуже. Тебя притянут за соучастие. Ты представления не имеешь, с кем связался. Нет, к ментам ты точно не пойдешь.
– А это еще почему?
Жбан вытянул руку и ткнул пальцем в обнаженное запястье собеседника. На левой руке Бирюкова был выколот олень на фоне восходящего над горизонтом солнца.
– Вот поэтому, – Жбан обнажил в улыбке зубы. – Я же знаю, что это за татуировка, что она означает: отбывал срок на севере. Интересно, по какой статье ты чалился? Пьяного обобрал? Или вырвал сумочку у слепой старухи? Ну, что скажешь?
– Что скажу? – Бирюков поднялся с кресла. – Это не твое дело, вонючка. Говнюк чертов.
Бирюков достал из заднего кармана брюк пятидесятидолларовую банкноту, тряхнул ей перед носом Жбана и проворно спрятал в карман.
– Вот она записка с выколотым текстом, – прошипел он. – Она упала в грязь, и я очистил бумагу ацетоном, чтобы можно было разобрать слова. Нужно было использовать очищенный бензин, но его под рукой не оказалось. Ацетон слишком сильный растворитель. Когда я глянул на купюру утром при свете солнца…
– Тише, тише, – замахал руками Жбан. – Пожалуйста, шепотом.
– Утром я заметил, что краска поблекла, – понизил голос Бирюков. – На настоящих долларах краска не меняет цвета. Отсюда я сделал вывод… Я понял, что было в том кейсе. Эти кавказцы – покупатели левых долларов. С Архиповым они не сошлись в цене или просто хотят его кинуть. Так?
– Так, все так, – Жбан молитвенно прижимал к груди дрожащие руки. – Ты прав на все сто. Умоляю, говори тише.
– В таком случае, до свидания.
– Подожди, не горячись, – Жбан вскочил, опрокинув стул, приложил палец к губам и перешел на едва слышный шепот. – Я не могу тебе всего рассказать. Сейчас я занимаюсь спасением собственной шкуры. Поэтому мои возможности, как бы это сказать… Возможности ограничены. Но если Архипов еще раз позвонит тебе, ты сделаешь все, что он попросит.
– Почему я должен рисковать задницей? Назови хоть одну причину.
Бирюков сграбастал Жбана за ворот рубахи, притянул к себе. На пол посыпались отлетевшие пуговицы.
