– Что тут случилось?
– А вы кто? – колючие глаза милиционера, кажется, немного косившие, смотрели в переносицу Рослякова. – Вы к хозяину? – милиционер кивнул на дом Рыбакова.
– Я корреспондент газеты, – Росляков вытащил из внутреннего кармана и протянул капитану редакционное удостоверение. – Приехал по делу.
– К кому приехали, я спрашиваю?
– К Рыбакову.
Капитан, внимательно рассмотрев удостоверение, вернул его Рослякову и козырнул.
– Минуточку.
Он, плечом растолкав зевак, вошел в гараж. Росляков хотел было пойти за ним, но другой милиционер остановил его жестом. Через минуту из гаража вышел человек лет тридцати в сером штатском пальто, глянул в том направлении, куда показал палец знакомого капитана милиции, шагнул к Рослякову. Мрачное лицо человека не располагало к душевному разговору.
– Это вы корреспондент? Вот и прекрасно, и чудесно, – Рослякову показалось, мужчина хотел сказать ему совсем другие слова, резкие и грубые. – А я следователь областной прокуратуры Зыков Владимир Николаевич. Капитан сказал, вы к Рыбакову приехали. Зачем? С какой целью?
– В смысле как? – Росляков немного растерялся. – Ну, по делу приехал. У меня редакционное поручение. Мы хотели материал подготовить об акционерном обществе, которым Рыбаков руководит. Положительный пример, редкость в наше-то время. Мы и договорились с ним о встрече.
– Понятно, – кивнул Зыков. – Не встречал в вашей газете положительных материалов. Не в обиду вам, помойка какая-то, а не газета.
– Спасибо за комплимент. Может, хоть вы мне скажете, что случилось?
– Рыбаков погиб, был убит в своем гараже, – просто ответил Зыков.
– Убит? – переспросил Росляков, инстинктивно отступил на шаг и сказал первое, что пришло на ум. – Ну, надо же, убит…
– Вы были близко знакомы с покойным? – Зыков не дал Рослякову договорить. – Вот что, не сочтите за труд, зайдите послезавтра, в понедельник, часиков в десять утра в областную прокуратуру. Прямо ко мне, к Зыкову. Знаете, где находится областная прокуратура? Вот и прекрасно. Дайте-ка, я ещё раз взгляну на ваше удостоверение.
Росляков снова отступил на шаг и подал удостоверение Зыкову.
– Жду вас к десяти, – Зыков вернул документ. – Мы без формальностей обойдемся, без повестки. Сейчас мне не до этого, не до писанины.
Едва договорив последние слова, Зыков повернул голову к загомонившим за его спиной людям и вдруг, сорвавшись с места, чуть не сбив с ног попавшегося на пути мужичонку, бросился в гараж. Через минуту Зыков при помощи капитана и ещё какого-то человека в штатском за руки выволок оттуда юную девушку с отечным, красным от слез лицом. Росляков, наблюдая за происходящим, решил, что в гараж как-то пробралась дочь покойного хозяина. Девушка упиралась ногами в рыхлый снег, не желая выходить на улицу, вырывала руки. Зыков с милицейским капитаном налегли, толкая её в спину, на помощь к ним уже спешили другие милиционеры. Девушка закричали тонко и пронзительно.
– Я не хочу. Пустите, пустите меня… Не хочу… Не крутите руки…
– Я же приказал, – кричал на милиционеров Зыков.
– Не хочу… Пустите, я не хочу, – надрывалась дочь Рыбакова.
Через калитку на дорогу вышла мать в домашнем халате, протянула руки к дочери, обхватила её за плечи.
– Танечка, Танечка…
– Я же приказал не пускать ребенка в гараж, – не своим голосом заорал на милиционеров Зыков. – Мать вашу, не пускайте ребенка в гараж. Бога ради, не пускайте её туда. Она не должна всего этого видеть.
Росляков отвернулся, чувствуя, что досмотреть до конца тягостную сцену с душераздирающими криками и женскими слезами у него не хватит сил. Тяжело вздохнув, он зашагал оставленным на обочине «Жигулям». Показалось, ноги по щиколотку утопали в не снегу, тронутом закатными лучами солнца, а в черной вязкой трясине, грозившей засосать человека без остатка. «Вот же сволочизм. Кажется, неприятности нашли меня сами, большие неприятности. Теперь затаскают», – решил Росляков, упал на сидение и захлопнул дверцу.
Глава восьмая
«Еще немного и я сойду с ума», – подумал Росляков, натирая ладони зеленоватым куском мыла. Он посмотрел на себя в зеркало, опустил голову к раковине, подставил кисти рук под струю теплой воды и, смыв мыльную пену, снова посмотрелся в зеркало. Надо бы побриться, но не хочется оставаться здесь лишние пару минут. Там, в ванне, за пестрой клеенчатой занавеской, сидит, опустив руки на бедра, господин Овечкин. Сидит себе и попахивает, сидит и синеет потихоньку.
– Эй, эй ты, – зачем-то сказал Росляков вслух, обращаясь, то ли к своему отражению в зеркале, то ли к безмолвному Овечкину, и прислушался, словно ожидал ответа на свою реплику.
Тишина. Такая гулкая тишина, что слышно, как в квартире наверху льется вода из крана. Росляков встряхнул жестяной цилиндр и, выдавив на ладонь пену для бритья, размазал её по щекам, смочил под струей воды лезвие безопасной бритвы. «Да, так и с ума можно съехать, это запросто», – подумал он. Как все скверно складывается, кажется, из ситуации нет никакого выхода, а Овечкин будет вечно сидеть в ванной, наливаться мертвенной синевой и благоухать. Росляков, рассматривая в зеркале собственную физиономию, принялся бритвой счищать пену со щек и подбородка. Утром или днем сюда ещё можно зайти, через «не могу», через себя, но зайти можно. А вечером один вид двери в ванную комнату уже навевает панический ужас. И вообще в квартире рядом с этим мертвяком находиться невозможно. Каждый раз, переступая порог, Росляков совершал над собой акт нравственного насилия.
– Сволочь ты, Овечкин, – отвечая на собственные мысли, вслух заявил Росляков и заметил, как предательски дрогнула в руке бритва.
Еще порезаться не хватало из-за него. Надо что-то решать, что-то делать. Но что решать и что делать, если этот хрыч Овечкин, пустив себе пулю в висок, все решил за других, распорядился не только своей смертью, но и жизнью оставшихся на этом свете людей? Так что же делать? Задавая себе этот бессмысленный вопрос в тысячный раз, Росляков прекрасно понимал, что ответа на него нет. И все-таки, что же делать?
Вспомнился давний разговор с одним знакомым мужиком, пытавшимся организовать частное бюро ритуальных услуг. Мужик тот стараниями конкурентов скоро разорился, но дело не в этом. Гроб что ли Овечкину купить? Будет у него свое место. Пусть хоть в гробу лежит, не в ванной. Да, пусть лежит в гробу, как покойнику полагается. «У меня друг в гробовой мастерской работает, – сказал тот знакомый мужик. – Цены там у них, конечно, сумасшедшие, не подступиться. Но для своих людей большая скидка. Так что, могу тебе устроить гроб по человеческой цене. Считай, что гроб уже у тебя в кармане». В ту минуту Росляков даже испугался неожиданного предложения, вытаращил глаза и даже замахал руками: «Ты совсем спятил на почве своего банкротства. Я умирать на этой неделе не собираюсь и на следующей неделе тоже не собираюсь. Возьми этот гроб себе. Поставь его в своей квартире, в большой комнате поставь, под люстрой, и отдыхай в нем после обеда».
