* * *
Нынешним утром, против обыкновения, Вадим Сергеевич Мосоловский был неразговорчив и деловит. Он не перебросился словом с отцом, пившим чай на кухне, запер за собой дверь квартиры, спустился к машине и, сухо кивнув водителю и охраннику, развалился на заднем сиденье, широко расставив ноги. Автомобиль плавно тронулся с места. Мосоловский уставился в окно и вернулся к своим невеселым размышлениям. Накануне вечером, возвращаясь с работы, он вынул из почтового ящика письмо, адрес Мосоловского написан незнакомым крупным почерком. Вскрыв конверт ещё в лифте, Вадим Сергеевич мгновенно расстроился, упал духом. Переодевшись в квартире в темный стеганый халат, расшитый золотой ниткой, он устроился в кресле перед телевизором и дважды прочитал письмо, часто спотыкаясь на грамматических ошибках. Расстроившее Мосоловского письмо прислал его сын от первого брака Виталий.
«Сто лет не виделись, и вот теперь он, ведете ли, вспомнил, что есть отец, значит, припекло, – проворчал Вадим Сергеевич встал с кресла и принялся расхаживать по комнате. – Черт побери, как все это некстати». Сын сообщал, что отслужил в армии, уже тритий месяц как демобилизовался, вернулся в родной город, но нигде не может найти приличную работу. Буквально днями Виталий собирается приехать в Москву, попытать счастья здесь. Он надеется, что отец поможет ему с трудоустройством и вообще поддержит хотя бы на первых порах.
«Поддержать его надо, – бормотал Вадим Сергеевич, нарезая круги по комнате. – А меня кто-нибудь поддержал в его годы? Сам на ноги вставал, учился, работал. А этого поддерживать надо». И что значит поддерживать? Наверняка Виталий рассчитывает не только на помощь в трудоустройстве. Ясно, что жить в Москве ему негде. Значит, временно придется приютить сына у себя, придется потесниться. «Но я и так тесно живу, – вслух сказал Мосоловский. – Со стариком отцом занимаем три комнаты. Его комната, мой кабинет и гостиная – все. Интересно, где этого Виталика селить? На кухне ему раскладушку ставить?»
– С кем это ты разговариваешь? – в комнате появился отец Мосоловского Станислав Аркадьевич и, приняв форму вопросительного знака, застыл на месте.
– А, Виталик раз в десять лет письмо прислал, – отмахнулся Мосоловский младший.
– Это какай же Виталик?
– Да сын мой от первого брака. Вот какой.
– А-а-а, – отец расправил плечи, глубокомысленно потеребил седую бороденку. – Что пишет?
– В Москву собирается.
– Так пусть приезжает.
– А где он жить-то будет, может, в твоей комнате?
Отец не нашелся с ответом, только закашлялся и поплелся на кухню пить чай. А Мосоловский вспомнил занесенный снегом морозный Котлас. Он вспомнил первую жену Настю, с которой прожил в браке без малого три года и от которой ушел, когда Виталик уже делал по их комнатенке, по длинному коридору перенаселенной коммунальной квартиры первые шаги. Настя все плакала, все лила прозрачные слезы, день и ночь плакала, ей казалось, с уходом мужа кончается жизнь.
Мосоловский спустился на первый этаж, вытащил к такси две запечатанные коробки с книгами и ещё кое-какой мелочью, пару чемоданов с вещами. Настя, держа сына на руках, вышла следом, встала под козырьком парадного. Мосоловский уже сказал водителю ехать на вокзал, но вдруг выскочил из машины, вернулся, чтобы ещё раз взглянуть на сына. Кажется, тогда он попросил прощения у бывшей жены. Попросил прощения за все свои прошлые и будущие грехи. Последние слова почему-то казались очень важными. Или не просил он никакого прощения и слов никаких не говорил? Сейчас уж точно и не вспомнить. Впрочем, все это не важно.
Потом были в его жизни другие женщины, другие браки, другие города, была столица. А, много чего было. Но его, Мосоловского, упрекнуть не в чем, хотя бывшая жена и не подала на алименты, он, когда позволяли возможности, отправлял сыну деньги. Не много, но ведь, если разобраться, дело-то совсем не в деньгах. Спустить, без толку потратить можно любые суммы, дело в бережливости Насти, в её умении правильно спланировать бюджет своей неполной семьи. Впрочем, долго ли эта семья оставалась неполной? Настя устроилась на консервный завод, повторно вышла замуж, но не прожила со вторым мужем и года. Ее судьбой Мосоловский мало интересовался.
Настя приезжала в Москву, кажется, лет восемь или десять назад. Тогда Мосоловский в последний раз видел Виталика, худенького белобрысого мальчика. Отец отвез сына в Сокольники, прокатил на всех аттракционах, накормил шашлыком. Мальчик чуть не визжал от восторга, и все просился в тир стрелять из ружья, все рвался куда-то, все тянул отца за руку. От этих аттракционов, от этого безумного кружения и мельтешения, у Мосоловского, живущего размеренно и спокойно, голова пошла кругом, а жесткий шашлык с томатным соусом, вызвал приступ мучительной непреходящей изжоги. Он встретился с бывшей женой у метро Ленинские горы, сдал ей сына с рук на руки, справедливо посчитав, что тяжкие отцовские обязанности выполнены вперед на пятилетку.
Года три назад Настя прислала письмо, написала, что Виталий стал совсем взрослым, окончил школу и пошел работать то ли на завод, то ли ещё куда-то. Мосоловский облегченно вздохнул и прекратил отправлять сыну деньги. В конце концов, у Мосоловского есть личные планы. Возможно, он решиться сочетаться четвертым браком с одной девушкой, с Верочкой, юной и чистой, как ранняя весна. А тут под ногами будет крутиться, торчать, как кость в горле, этот Виталик, хоть и сын, хоть и родная кровь, но если разобраться, человек глубоко посторонний, даже чужой. И вообще, они ровесники Виталик и Верочка, их встреча не должна состояться, она крайне нежелательна. За долгие годы Виталик даже не соизволил выслать отцу своей фотографии. Мосоловский даже не представляет, как выглядит его сын. Толстый он или тонкий, высокий или маленький. Именно, чужой посторонний человек – вот кто для него Виталик. И еще, рядом с Мосоловским, в одной квартире с ним, живет старик отец, его тоже со счета не сбросишь, ему уход нужен, внимание, а не беспорядочный быт, который создаст внук, молодой разгильдяй. Это понимать надо. Но до молодых людей, озабоченных лишь устройством своего будущего в столице, такие вещи не доходят. Они, черствые и душевно тупые, разглядеть, постичь тонкие материи, не могут, все им объяснять надо, разжевывать.
Сын, видите ли, отслужил в армии и, видимо, считает эту рутину гражданским подвигом. Что теперь? Памятник ему нерукотворный возводить за то, что отечеству послужил? В лепешку отцу разбиться? Ублажать великовозрастного сынка? Видимо, из Виталика вырос вполне зрелый эгоист, который уже четко обрисовал себе контуры будущей сладкой праздной жизни. Нужно подлезть под отца, как под сытую дойную корову, вымя которой просто распирает от обилия молока, приложиться к этому вымени и сосать, сосать до посинения.
Скорее всего, именно Настя подбросила Виталику эту идею, мол, езжай, сынок, прямиком в Москву. Там живет твой родной отец, не просто живет, процветает, благоденствует. Он бизнесмен, коммерческий директор и вообще шишка, значит, денег у него куры не клюют. Ты только езжай, а папаша тебе и денежную работу найдет, и на путь истинный наставит. Как пить дать, её идея. Подготовилась, навела о бывшем муже подробные справки. Ох, и бестия, пробы негде ставить. И что они, все эти провинциалы, в Москву прутся, медом, что ли тут намазано? Ждут их тут? Не ждут, не намазано, а они все равно едут и едут, едут и едут, черти. Но ошибается и Настя и этот молодой человек, Мосоловский не дойная корова, за ошибки молодости он заплатил и поставил на них крест. Жизнь Мосоловского в последнее время складывается неплохо, дела идут, появляются все новые выгодные контракты, с Верочкой прекрасные отношения – и нате. Откуда-то из Котласа сваливается этот подарок, этот сынок, сваливается прямо как кирпич на голову. На непокрытую голову.
