– Точно, придумал ей характер, – Крошкин одобрительно щелкнул подтяжкой. – Вот сам подумай: такое тяжелое время, а женщина клепает детей. Что это: тяга к материнству? Женская глупость? А может, деторождение для неё просто привычка, доведенная до автоматизма? Рожаю, пока способна к воспроизводству, потому что так привыкла. Я и заголовок тебе уже придумал, такой заголовок: «Я чувствую себя детородной машиной». Это якобы слова матери.
– Это больше смахивает на заголовок для производственной статьи, а не на праздничный репортаж, – возразил Росляков. – Робот получается, а не живая женщина. И вообще, грустно все это: детородная машина в праздничном номере. Главному не понравится.
– Думаешь, не понравится? – насторожился Крошкин. – Так ведь я просто предложил, от балды. Ты будущий автор, тебе виднее. И, кроме того, я ведь эту мать в глаза ни разу не видел. Ты завтра сам на месте во всем разберешься. Только не вздумай ей десятого ребенка сделать. Ненароком. Видно, баба падкая на мужиков. А после приятных развлечений будут тебе суд и алименты. Это обратная сторона праздной жизни.
Крошкин, к которому быстро вернулось доброе расположение духа, защелкал подтяжками и завертелся в кресле.
– Я пойду? – Росляков торопился уйти, пока начальник не придумал новую глупость.
– Подожди, – Крошкин задумался. – А может, она просто обиженная на весь мир женщина, людьми обиженная? Может, она рожает ущербных детей и тем самым мстит миру за его бездушие, а? Вы со мной так – и я вам той же монетой плачу, получите-ка продукт моего производства. Мои детишки – это ураган.
– Может, она и вправду мстит всему миру, – пожал плечами Росляков. – Только способ мести какой-то странный, неординарный способ. Додуматься до такого надо, дойти.
– М-да, тут ты прав, эта баба до такого не додумается, не допетрит, – Крошкин, утомленный долгими рассуждениями, вытянул ноги под столом и расслабил узел галстука. – Скорее всего, она очень любит самою себя, а в детях видит свое продолжение. Женский эгоизм, клинический случай. Это мое мнение. Но ты завтра разбирайся сам, ищи изюминку.
* * *
Когда Росляков, наконец, занял место в «Жигулях» рядом с фотокорреспондентом Женей Малышем, рассветные сумерки растворились в розовом свете восходящего над Москвой солнца, а утренний морозец обещал смениться долгой оттепелью. Росляков, разомлевший в салоне автомобиля, зазевал во весь рот. Малыш, приклеив сигарету к нижней губе, с мрачным видом сопел, выпуская дым носом.
– Я вчера с матерью этой по телефону переговорил, – сказал Малыш. – Очень приятная женщина. Зовут её Любовь Анатольевна. Оказывается, у неё муж умер два года назад. Теперь вот одна с детьми валандается. Тяжело ей.
– Всем тяжело, – зевнул Росляков.
– Ничего, такой репортаж сделаем, редактор закачается, – обнадежил Малыш. – Могу тебе даже заголовок подбросить: «Любовь приходит к нам внезапно». Это чтобы её имя как-то обыграть. Празднично и с настроением.
– Вчера мне Крошкин уже заголовок подбросил: «Я детородная машина». Что-то в этом роде.
– Дурак твой Крошкин. И как ты только с ним работаешь? Все от него стонут. А в газете он держится только потому, что имеет влиятельных собутыльников на самом верху.
…Квартира многодетной матери находилась в новом доме на городской окраине. На последнем этаже хозяйка пропустила гостей вперед и тут же пояснила.
– У нас две квартиры на одном этаже.
Из комнаты вышел грустный мальчик лет семи с перевязанной рукой, вежливо поздоровался с незнакомыми мужчинами и заперся в туалете. Побродив по пустоватым комнатам, Малыш, вдруг погрустневший, попросил показать ему и вторую квартиру.
– Сейчас, – Любовь Анатольевна достала ключи из кармана пальто и увела фотокорреспондента за собой.
Росляков, неотступно сопровождаемый вышедшим из туалета грустным мальчиком, тоже побродил по квартире, осматривая пустые углы.
– А что у тебя с рукой? – спросил он ребенка и показал пальцем на забинтованное предплечье.
– Пустяки, – сказал грустный мальчик, уголки его губ опустились, казалось, он вот-вот расплачется. – Сломал я руку.
– Заживет, – успокоил Росляков. – Я тоже как-то сломал руку, то есть мне её сломали. Но она быстро зажила.
– Конечно, заживет, – согласился мальчик, сел на полированный стул возле окна и уставился куда-то в небо.
Не зная чем себя занять, Росляков заложил руки за спину и отправился на кухню. Мальчик поднялся со стула и пошел следом за ним.
– Ты чего за мной все ходишь? – Росляков остановился посередине прихожей и уничтожающим взглядом сверху вниз посмотрел на прилипчивого мальчика.
– А что, нельзя? – мальчик погладил здоровой рукой больную. – Просто так хожу.
– А как же ты руку-то сломал? – поинтересовался Росляков, не зная, о чем бы ещё спросить ребенка.
– Упал, – мальчик вытер нос кулаком и пошел обратно в комнату.
Росляков, войдя на кухню, уселся на табурет, повел носом, но не почувствовал никаких запахов съестного, пахло свежей краской и обойным клеем. Положив перед собой на стол блокнот, он перевернул несколько исписанных страниц, прочитал вопросы к многодетной матери, выдуманные и записанные накануне, и решил, что все эти вопросы, вчера казавшиеся не лишенными смысла, даже умными, на самом деле не выдерживают критики, вообще никуда не годятся. Кончиком шариковой ручки Росляков почесал за ухом, поднял глаза и увидел в дверях чем-то озабоченного Малыша.
– Нечего тут снимать, – сказал Малыш. – Сплошная пустота, как в космосе. И дети, как назло, кто в саду, кто в школе. Но я кое-что придумал. Подожду, когда дети вернуться, и сделаю такой снимок: счастливая семья отдыхает у телевизора.
– Правильно, где же им ещё отдыхать, – кивнул Росляков. – Не за границей же. Только у телевизора.
– А чтобы комната смотрелась обжитой, – продолжил мысль Малыш, – сделаем небольшой фотомонтаж. Смонтируем ковер на стене, какой-нибудь приличный шкаф и люстру приличную. А то висит под потолком какой-то стеклянный плафон, как в общественном сортире.
– Можешь и телевизор другой смонтировать, – посоветовал Росляков. – А то у них совсем дохлый.
– Телевизор в кадр не войдет, – ответил Малыш. – Разве что самый краешек.
– Тогда можешь по-другому свой снимок построить, – Росляков на секунду задумался. – Счастливая семья собирается вечером вместе и отдыхает, слушая радио. Все сидят рядком и наслаждаются. Хороший снимок получится. Или так: по очереди разговаривают по телефону – и отдыхают.
– Радио – это не современно, – отверг предложение Малыш. – А пока…
Он вернулся в прихожую и привел на кухню Любовь Анатольевну, на ходу объясняя ей свою новую задумку.
– Давайте так, вы станете мыть окна, – с жаром говорил Малыш. – Будто бы вы радуетесь весне, солнцу и всему такому, в смысле, пробуждению природы. И готовитесь к этому пробуждению. Моете окна, будто бы весну встречаете. Тряпочка, ведро у вас имеются? Вот и чудесно. Сейчас вы будете встречать весну.
