Наш источник сообщает, что известный предприниматель и меценат Владимир Марьясов был зверски убит в своем рабочем кабинете. Причина преступления, скорее всего – личная месть, а исполнителем убийства стал один из личных охранников предпринимателя, имя которого пока держится в секрете. Ведь только охранник мог беспрепятственно войти в приемную и кабинет «отца города». По непроверенным данным, которые следствие отказалось подтвердить или опровергнуть, труп Марьясова был обезглавлен. Возможно, орудием убийства стала сабля или кинжал, которые украшали стены рабочего кабинета. Марьясов был известен, как страстный собиратель и знаток холодного оружия…»
Какая чушь, напускают таинственности: непроверенные сведения, какой-то нам анонимный источник. Нет, чтобы честно написать: о гибели Марьясова мы знать ничего не знаем, и никаких источников анонимных у нас не имеется. Так нет, вот как все вывернули. Трегубович плюнул на каменный пол и растер плевок подошвой ботинка. Развернув другую газету, он нашел новое более занимательное сообщение под заголовком «Черная магия». И броский подзаголовок: «Сектанты выходят на тропу войны».
«…Лишь людям непосвященным это кровавое преступление может показаться бессмысленным. Кое-то пытается списать гибель Марьясова на стандартные мафиозные разборки водочной мафии, найти мотивы личной мести, упуская из виду главное. Хорошо известно, что Марьясов жертвовал весьма крупные суммы не только местным школам и сиротским домам. Средства, и весьма значительные, всегда находились на поддержку православной церкви, восстановление местных приходов и храмов. Рука дающего не оскудевала. Подобная щедрость не могла не вызвать недовольство и ревность радикальных сектантских общин, имеющих в городе большое влияние. Так, буквально за несколько дней до гибели предпринимателя к нему за материальной помощью уже не в первый раз обратился руководитель одной из крупных подмосковных сект сатанинского направления, но снова получил жесткий и твердый отказ. Видимо, разговор сектанта и мецената закончился на высокой ноте…»
Увлеченный чтением Трегубович, добираясь до смысла материала, пропустил пару абзацев. «Хотя обстоятельства преступления следствие тщательно скрывает, редакции стало известно, что тело мецената было обезглавлено. Отсечение головы – верный признак ритуального убийства. О ритуальной природе убийства говорит и другой факт: на станах кабинета обнаружены кабалистические письмена, выполненные кровью жертвы».
Трегубович неожиданно рассмеялся. Вот до чего додумались: письмена на стенах, ритуальное убийство. И козла отпущения, какого-то несчастного сектанта уже выкопали, уже притянули за уши. Теперь его, бедолагу, прокуратура затаскает, жизни спокойной не даст. А, скорее всего, сразу упекут в следственный изолятор. Трегубович, представляя, как прокурор снимает показания с несчастного тупого сектанта, давился от смеха, прикрывал рот ладонью и тряс плечами. Супруги, соседи по скамейке, завершившие скромный завтрак, смотрели на него с любопытством. Отсмеявшись, Трегубович перевел дух.
– Ну, врать горазды, – он, переполненный эмоциями, доброжелательно посмотрел на соседа.
– Кто горазд врать? – мужчина желтой теплой куртке в ладью стряхнул с верхней губы хлебные крошки. – Газеты?
– Вот пишут чепуху всякую, – Трегубович передал газеты мужчине.
Сосед взял обе газеты и с видимым интересом прочитал репортажи о гибели Марьясова, однако даже не улыбнулся, не разглядев в публикациях ничего смешного.
– У меня брат в милиции работает, – соврал Трегубович. – Он рассказывал, там дело совсем по-другому было. Этого предпринимателя убийца привел в бессознательное состояние. Электрошоком ему в шею ткнул. А затем они, ну, Марьясов с преступником, мирно так за жизнь поговорили. По душам. И тот, другой, ну, преступник отхватил этому Марьясову голову. Еще живому, а не трупу, как тут написано. Но не саблей и не кинжалом отхватил, а заточенной саперной лопатой. Взмахнул ей, как тесаком, – и готово дело. Голова, как кочан капусты отлетела. Кровищи было… Это мне все брат рассказывал. Кстати, и холодного оружия покойник никогда не собирал. И на стены его не вешал. И сектанты к нему не ходили. А школам и приютам он пару раз пожертвовал какие-то копейки, мелочь. А за то, чтобы меценатом стать, сам же писакам газетным заплатил. Я же говорю, одна брехня напечатана.
Мужчина с интересом выслушал Трегубовича и согласился.
– Им за это деньги платят, за брехню.
– Может, в буфет сходим? – предложил Трегубович и приставил указательный палец к горлу. – Накатим грамм по сто пятьдесят.
– В принципе можно.
Мужчина пожал плечами и вопросительно посмотрел на жену, неожиданно заволновавшуюся.
– Валентин, ты же обещал, – женщина сделала большие глаза. – Ты обещал не брать в рот ни капли, пока мы не вернемся домой. Ты обещал…
– Да ладно тебе, – Валентин махнул рукой и встал со скамейки. – Ну, двадцать капель, не больше. Я и так уже неделю даже пива не пробовал.
Трегубович расстегнул «молнию» темной спортивной сумки, сложил газеты в стопку и бросил из поверх мятого тренировочного костюма. Встав на ноги, он перебросил ремень сумки через плечо.
– Мы скоро вернемся, – сказал он жене Валентина. – Только туда и обратно.
Оставшись одна, женщина несколько минут о чем-то напряженно раздумывала, покусывая подушечку большого пальца. Видимо, приняв решение, она порывисто поднялась со скамейки, положила на освободившееся сидение мятый пакет и попросила старичка, дремавшего справа на скамейке, если будут спрашивать, сказать, что место занято. Старичок сонно кивнул головой и снова погрузился в дрему. Женщина обошла по кругу зал ожидания, дошла до буфета, вернулась назад и сделала ещё один круг по залу, ища глазами милицейский наряд. Однако, как назло, милиции нигде не попадалась. Поблуждав возле дверей, женщина хотела выйти на вокзальную площадь, но передумала. Она вернулась, дошла до буфета и через стеклянные двери стала с беспокойством наблюдать за своим мужем и незнакомым молодым человеком.
Парочка устроилась на хорошем месте: за столиком возле высокого готического окна. Новые знакомые развалились на стульях и уже успели заставить круглый столик бутылками пива, стаканами и какой-то закуской на пластмассовых тарелочках. Мужчины вели между собой оживленный разговор, при этом молодой человек, чрезмерно возбужденный, взмахивал по сторонам руками, будто дирижировал оркестром. Темная спортивная сумка стояла на кафельном полу возле его ног. Женщина, принимая окончательное решение, подумала ещё несколько минут, отошла от стеклянных дверей буфета и снова отправилась на поиск милицейского патруля.
На этот раз она не стала возвращаться на старое место, а перешла в соседний зал ожидания, между скамьями пробралась на его середину, повертела головой из стороны в сторону и, наконец, заметила двух милиционеров, неспешно гуляющих возле киоска с сувенирами. Женщина, не проявляя нетерпения, спокойно подошла к патрулю и обратилась к рослому темноволосому лейтенанту милиции.
– Простите, пожалуйста, может, я вас не по делу беспокою, – сказала она.
