— Я сейчас не на работе, дорогой, — сказал она. — Обеденный перерыв, усек? Возвращайся минут через двадцать.
— Я предпочел бы не вмешиваться в рабочий процесс, — возразил мужчина. — Я журналист. Пишу материал о Бульваре, хотел написать и о тебе.
Никки улыбнулась. Эта улыбка — автоматическая реакция на появление кого бы то ни было, и не важно, как она себя при этом чувствует… Улыбка обезоруживала людей, предоставляя Никки лишнюю секунду на подготовку к обороне. У всех работающих девушек, которых она знала, имелось одно универсальное правило для переговоров с клиентами, а Никки применяла его и в иных случаях: поступай, как подскажет нутро. А ее инстинкты говорили…
Опасность?
Страдание.
— Ладно, — резко ответила она. — Присаживайся.
Позже она снова и снова прокручивала в голове те первые минуты их знакомства, пытаясь понять, почему она согласилась на разговор. В этом парне было что-то не совсем правильное, что-то изломанное и налитое болью… она в жизни не села бы к нему в машину. И все же в нем, пожалуй, совсем не было агрессивности, лишь глубокая скорбь.
Прихватив чашку с кофе, он скользнул в кабинку к Никки, чтобы усесться напротив.
— Меня зовут Джек.
— Венди. — Привычный псевдоним для работы на улице.
Джек вытащил из кармана записную книжку и авторучку.
— Давно ли ты этим занимаешься? С тех пор, как мне стукнуло семнадцать… вернее, пятнадцать. Хочешь — верь, не хочешь — не верь.
— Что тебя толкнуло?
— То же, что и остальных, — наркотики. Я подсела на самый худший из них.
— Крэк?
— Нет. Деньги. — Никки выудила из сумочки пачку сигарет. — Знаешь, этим можно заработать поразительные денежки. Когда ты еще молода и глупа, может показаться, что мужики просто отдают бабки за здорово живешь. И ты начинаешь их тратить. Жизнь превращается в одну сплошную вечеринку. Оглянуться не успеваешь, как подсаживаешься на что-то дорогое, и тогда выбора уже не остается. Нельзя взять и бросить это занятие, уйти в официантки, потому что минимальная ставка плюс чаевые не в состоянии поддерживать твое пристрастие. И потом, ты больше ни на что не пригодна.
— На наркоманку ты не похожа.
Никки прикурила от маленькой газовой зажигалки.
— Это потому, что я ни на чем не торчу. Наркоты сюда не ходят.
Она широким жестом обвела все помещение кафе, в котором они сидели. Заведение называлось «Темплтон»; обстановка здесь была странноватая, но впечатления запущенности не оставляла. Вдоль одной стены выстроился ряд кабинок, вдоль другой — старомодная стойка бара с хромированными табуретами. Дизайн в допотопном стиле шиковатых закусочных пятидесятых годов, с размашистой неоновой вывеской «Заказные блюда» над окошком раздачи. Рядом с каждой из кабинок — миниатюрный музыкальный автомат — того сорта, где приходится выбирать записи, перелистывая застекленные страницы списка. В другой кабинке устроились еще несколько проституток, а за стойкой сидит, щелкая по клавишам ноутбука, молодой человек с аккуратно подстриженной бородкой.
— Видишь ли, в каждом городе есть по два Бульвара: в центре и в трущобах. Возле притонов работают сплошь тронутые да наркоманки. Они берут мало, потому что им нужно наскрести всего ничего, на очередную дозу. В центре все иначе — тут все молоденькие, хорошенькие, высококлассные. Мы обслуживаем бизнесменов, по большей части. Если провести опрос центровых девушек, окажется, что практически все они или матери-одиночки, или студентки колледжей.
— И кто же ты?
— Ни то, ни другое. Я старожилка, занимаюсь этим всю жизнь. Привыкла к хорошим деньгам и, по правде сказать, ничего больше делать не умею.
— Ты всегда можешь чему-то еще поучиться.
— А потом? Стать бухгалтершей? Воображаю себя на корпоративной банковской вечеринке в честь Рождества: «Эй, ребята! Венди бесплатно отсасывает под венком из омелы!»
Джек едва заметно вздрогнул.
— Да, кстати о Рождестве, — сказал он. — Во время праздников дела идут в гору?
— Нет, мужикам вообще-то неймется круглый год напролет.
— А как насчет психованных клиентов? Их количество от времени года никак не зависит?
Этот вопрос показался странным. Никки подумала немного, прежде чем ответить:
— Разве что летом. Погода жаркая, нервы на пределе. Но действительно психованные — эти круглый год не подарок. Все эти сказки насчет полнолуния, которое якобы сворачивает людям мозги, — пустой треп. Подцепить психа можно и летним вечером в июле, и в полночь на Хэллоуин.
— С тобой такое случалось?
— Конечно. Впрочем, уже довольно давно… у меня хорошее чутье.
— А как насчет твоих подруг?
— Со всеми случается время от времени. Если повезет, просто обчистят, и все.
— Ты была знакома с кем-то, кому не повезло?
Никки уперла в него прямой, острый взгляд. Он встретил его не моргнув. Выждав секунду, она ответила:
— Если ты говоришь о мертвых шлюхах, то да. Да, я знавала несколько мертвых шлюх. Тебе хочется узнать подробности? — Она выплевывала слова так, будто те были осколками стекла.
Реакция «журналиста» ее озадачила. Кажется, он просто задумался ненадолго, а потом произнес:
— Меня не интересует, чем они зарабатывали себе на жизнь. Они были твоими подругами?
Она смотрела на него, не зная, что и думать.
— Некоторые. Другие, наверное, заслуживали то, что получили, если не худшего.
— Может, и так. Но как ты можешь знать наверняка?
— Доверяю чутью. Некоторые люди — просто дерьмо, и планете без них только легче.
— Увы, на свое чутье я не могу положиться.
— Как, разве у журналистов не бывает инстинкта?
— Нет, — ответил он. — Только вопросы…
Джек задал еще несколько, прежде чем уйти. Никки видела его мельком еще несколько раз, когда тот говорил с девушками; по их отзывам она поняла, что «журналист» задавал им приблизительно те же вопросы, что и ей.
Но Никки была единственной, с кем он беседовал дважды.
Джек вернулся в то же кафе дней десять спустя. Никки сидела в одиночестве и кивнула, когда он поинтересовался, можно ли присесть. Снаружи моросил мелкий серый дождик.
Они довольно долго разглядывали друг дружку, не заводя разговор. Позже они ни разу не обсуждали эти минуты, но Никки знала в точности, что именно произошло тогда. Они узнали друг друга и поняли, что где-то в глубине они схожи. На сей раз улыбка далась ей не без труда.
— Итак, — произнесла она наконец, — статья уже готова?
— Я не журналист.
— Какая неожиданность. Коп, значит?
