Он выдернул руку из ее пальцев, распахнул дверь и вышел.
ИНТЕРЛЮДИЯ
Дорогая Электра,
сегодня меня ждало большущее потрясение.
Выяснилось, что… я — пришелец! Мои настоящие родители были родом с альфы Центавра, и они отдали свое дитя на воспитание землянам, чтобы защитить меня от злой Галактической Империи! Значит, я даже не родня дяде Рику; можно сказать, на этой планете у меня нет вообще никаких родственников!
Ты что, мне не веришь?
Ну и ладно, никакой я не пришелец. Но меня и вправду могли удочерить, правда? Вполне возможно. Это даже объяснило бы, почему я вечно чувствую себя не в своей тарелке… Может, из-за этого мне и нравится дядя Рик.
Вот странно было бы выяснить что-нибудь этакое. Вроде как теряешь сразу всю свою семью. А потом непременно приходится отправляться на поиски Настоящей Семьи, а это одновременно и радует, и пугает. Знаешь, когда в тебе зреет надежда, что настоящие родители ужасно богаты и знамениты, но ты все равно боишься, что они окажутся какими-нибудь деревенскими психопатами. И если это действительно так, сразу начинаешь думать: а как это отразится на тебе самой, — может, в один прекрасный день ты тоже сойдешь с ума? Начнешь пьянеть от лунного света и стрелять по невидимым белкам?
Или, может, я уже сумасшедшая? Интересно, знают ли психи о том, что они — психи? В школе я спросила об этом Джессику, и она ответила: «Если человек знает, что он сумасшедший, это доказывает обратное». Вот это уж точно идиотизм, но я ей так не сказала.
Мне кажется, если человек по-настоящему сошел с ума, он вряд ли поймет вопрос. А если у него просто не все дома, это почти то же самое, что простудиться: ты чувствуешь, что нездоров, но можешь попытаться одолеть болезнь. Конечно, при простуде можно принимать витамин С, побольше пить и не вставать с кровати, — а что делать, когда начинаешь терять рассудок? И еще: простуда — это на неделю, она непременно кончится. А сумасшествие? Может ведь произойти что угодно. Можно отправиться в школу в чем мать родила, с одной лишь корзиной на голове. Можно ловить и есть жуков. А можно взять нож и зарезать свою лучшую подругу.
А в самом начале будет момент, когда поймешь: творится что-то неладное, но остановиться будешь уже не в силах.
Давай сменим тему, ладно, Электра? (Сказала девочка своей воображаемой подружке.)
Вернемся к потрясению. Вся эта история с удочерением пришла мне в голову только потому, что сегодня — мой день рождения. Пятнадцать, спасибо, что спросила. Никакого особого торжества, просто зашли несколько подружек, и мы с ними веселились, как могли. Мама купила мне в «Дэйри Куин» здоровый торт из мороженого, а еще мне подарили горный велосипед — вот это было круто.
Жалко только, дядя Рик не пришел. Он обещал заглянуть к ужину, и я должна тебе признаться, Электра, что испытала немалое разочарование, когда он так и не явился.
А потом, уже около семи, кто-то позвонил в дверь. Папа сказал, что мне стоит пойти и открыть ее.
И когда я отперла дверь, на пороге оказался дядя Рик с подарком.
Мне подарили щеночка, Электра! Очаровашка, весь такой кудрявый, ласковый, да еще и с большим красным бантом на шее. Дядя Рик просто улыбнулся, протянул его мне и сказал:
— С днем рождения.
— Ой! — сказала я. — Но… Но… — И тогда Руфус лизнул меня в лицо. Я сразу поняла, что щенка зовут Руфус, лучше не спрашивай как.
— Не беспокойся, с родителями я уже договорился, — сказал дядя Рик. — Они считают, ты уже достаточно большая, чтобы принять на себя ответственность.
Стыдно и сказать, Электра, но я заплакала. Я столько времени хотела иметь собаку, знаешь ли. И уже отчаялась когда-нибудь ее получить.
— Да, еще одно, — шепнул дядя Рик. — Твои родители думают, что это помесь кокер-спаниеля с биглем… А на самом деле это щенок ротвейлера и овчарки. — Дядя Рик в курсе того, что мне по сердцу большие собачки.
— Но когда-нибудь они узнают, — шепнула я в ответ.
— Еще бы, стоит ему подрасти… но к тому времени он уже станет членом семьи.
В общем, остаток вечера я провела, играя с Руфусом, вытирая собачью мочу и веселясь с дядей Риком, так что в итоге, кажется, получился самый лучший день рождения из всех, какие у меня только были. А потом, когда дядя Рик ушел, я спросила у мамы, как ему удалось уломать ее? Сколько я сама ни просила, мне не разрешали завести собаку, а просить начала еще в восемь лет.
— Он напомнил мне, что это такое — быть подростком, — ответила мама. — Что иногда самое худшее — это одиночество. И о том, что в такие минуты капелька беззаветной любви от существа, которое принадлежит тебе и никому больше, может очень, очень многое значить. — Она выпила несколько бокалов вина и немного размякла, да я и сама при этих словах чуть не разревелась, заключила ее в долгие плаксивые объятия и сбежала в свою комнату вместе с Руфусом. И теперь вот говорю с тобой.
С днем рождения меня, Электра.
ГЛАВА 10
Джек шел по деловым кварталам Рено.
Он чувствовал себя осовремененной Алисой, прошедшей не сквозь зеркало, а сквозь экран телевизора. Все вокруг играло фальшиво-яркими телевизионными красками — в рябящем свете тридцатиметровых рекламных вывесок. Люди заполоняли тротуары, они смеялись, пили и курили, словно толпа статистов, ожидающих начала съемок очередной сцены.
Он тихо проходил сквозь толпы, рассматривая лица, пытаясь понять, кто из них хищник, а кто — жертва. Пытаясь решить, имеет ли это значение.
Джек сам не понимал, почему не рассказал Никки, что Патрон объявил себя Гурманом. Надо было бы рассказать: это, по крайней мере, вернуло бы ее в команду. Никки поняла бы, что следующим должен быть именно Гурман.
Но он этого не сделал. Он утаил слова Патрона от Никки. Потому что… разозлился?
Да.
Неожиданно для себя он зашел в казино, словно в иной мир: заполненную яркими вспышками пещеру без окон. В охлажденном фреоном воздухе висел запах американского табака, более плотный и ароматный, чем запах канадских сигарет. В его ушах бездумно, гипнотически звенел нескончаемый, раскатистый напев сотен игровых автоматов.
Он еще никогда не злился на Никки. Он очень давно не испытывал злости; внутри него для этой эмоции просто не было места. Ярость, которую он ощущал постоянно, была безгранична и холодна, тяжела, тверда и неизменна. По сравнению с ней злость была тусклой, оплывшей свечой.
Никки сомневалась в нем. Сомневалась в нем.
Конечно, им и прежде случалось разойтись во мнениях. Всякое бывало. Но у них обоих оставалась одна цель — отточить методы, усовершенствовать технику. А теперь… Теперь Никки сомневалась, стоит ли им и дальше продолжать свою миссию.
Его грызло еще что-то: какое-то очень странное чувство, которое лежало на поверхности, но снова и снова ускользало от Джека. Он не мог определить, что это за чувство, но почему-то оно казалось знакомым.
