— Хьюго хочет поговорить с вами. Вы не против?
Лаверн утвердительно кивнул, чувствуя, как в нем просыпается любопытство. Они молча проследовали в северную часть здания. Иоланда довела Вернона до дверей в часовню и, удостоив его улыбкой, скрылась. Лаверн вошел внутрь. Каменные стены часовни золотились от света зажженных свечей. Принс ожидал его возле алтаря под великолепным стрельчатым окном, изображавшим огненное море, в котором в вечных муках корчились грешники.
Похоже, что Принс уже стер из своей памяти приключившийся с ним конфуз. К нему вернулась обычная ледяная надменность. В знак приветствия он прикоснулся к рукаву Лаверна. На алтаре стояло два бокала с красным вином. Не говоря ни слова, Принс передал один из них Лаверну. От того не скрылось, что у наследника династии Нортов необычно расширены зрачки. Не будь Вернон в курсе происшедшего, наверняка бы решил, что хозяин Норт-Эбби питает к нему нежные чувства.
— Мир так несправедливо устроен. Вы согласны со мной, суперинтендант? В нем столько скорби, что может легко возникнуть мысль о том, а не сотворен ли он дьяволом. Дьяволом, который горюет о погубленных им душах.
Лаверн поставил сумку на пол и заглянул Принсу в глаза, удивляясь тому, что в них не отражается свет.
— Только избавь меня от своих дешевых штучек. Можешь болтать сколько угодно. Но меня не поймать на пустые разглагольствования. Для меня ты мало чем отличаешься от других мошенников.
— Можно подумать, Лаверн, будто ты сам образец честности и добродетели. Торговец страховками. Так что попрошу…
— Я по крайней мере не беру с других денег за свою ложь, — перебил его Вернон.
— Давай не будем! В этом нет никакой необходимости. Тебя ведь сейчас никто не слышит. Только я, а я умею хранить секреты! Я — кахуна, верховный жрец культа хуна. Я вижу истинного мастера с первого взгляда. Поэтому расслабься. Пожалуйста. И скажи мне… — Принс подался вперед и полушепотом спросил: — Где ты научился великому искусству?
Лаверн задумчиво понюхал свой бокал.
— Какому искусству?
— Не притворяйся. Еще никому не удавалось устоять перед моим излюбленным трюком. У тебя оказалась столь мощная мана, что мне показалось, будто я столкнулся с грузовиком. Наверное, я получил по заслугам. А ты, между прочим, позабавил меня. — Принс рассмеялся каким-то неестественным смехом. — Ловко сработано.
Затем глаза его недобро сощурились.
— Кто обучил тебя магии?
Лаверн вздохнул:
— Никто меня ничему не обучал. Не верю я ни в какую магию, будь то хуна или что-то еще.
Возникла долгая пауза, затем Принс оскалил зубы в саркастической усмешке:
— Да, я тебе верю. И все же, несмотря на всю твою вульгарность и неотесанность, ты ведешь себя как истинный адепт. В некотором роде, Лаверн, тобой даже можно восхищаться. Именно поэтому я отпускаю тебя с миром.
— Отпускаешь меня? — вспыхнул Лаверн. — Похоже, ты что-то путаешь. Это я тебя отпускаю. Пока. Но очень скоро я вернусь. Вернусь с ордером на твой арест по обвинению в убийстве. Тогда посмотрим, как ты запоешь.
— В убийстве? — В голосе Принса звучала нескрываемая ирония. — И кого это я убил?
— Двух человек. А может, и не только их.
— Позволь узнать, что же я сделал с этими бедолагами.
— Ты запудривал им мозги.
— Что-что? Как ты сказал? — зашелся от смеха Принс.
Лаверн побагровел.
— Ты запудривал мозги слабым и восприимчивым людям, внушая им, будто они прокляты. Сначала ты вдалбливал им в головы, что убьешь их так называемой отходной молитвой. А безумный ужас, охватывавший твоих доверчивых жертв, доводил гнусное дело до конца. Я надолго упрячу тебя за решетку, Принс. Готов биться об заклад, что в могилу ты сводишь людей при помощи гипнотического внушения. Будь уверен, я сумею доказать это.
— Гипноз? — усмехнулся американец. — Я не гипнотизирую людей, Лаверн. Я замаливаю их до смерти.
— Значит, ты признаешься в том, что убиваешь людей?
— Конечно. И не одного или двух, как ты предположил, а в буквальном смысле сотни. Перефразирую одну цитату: "Я убивал сотни людей, и все они были бесполезным хламом". — Принс усмехнулся, явно гордясь собственным красноречием. — Мне помогают многочисленные духи. С их помощью я пытаюсь очистить мир от расовой и духовной скверны. Если ты и дальше будешь вмешиваться в мои дела, то сначала я подвергну тебя бесчестью, а потом изолирую. А напоследок нанесу тебе удар прямо в сердце. В конце концов, когда твоя жизнь утратит всякий смысл, я отниму ее у тебя.
— Психиатр по тебе плачет.
— Разве? Я вовсе не безумен, Лаверн. И, главное, не нарушаю никакого закона. Я замаливаю людей до смерти. Что тут противозаконного? В чем ты можешь обвинить меня? В произнесении ритуальных заклятий без лицензии?
Лаверн почувствовал, как от такого цинизма внутри него закипает злость.
— Мне плевать, как я сделаю это. Я все равно с тобой разделаюсь.
На какое-то мгновение возникла пауза. Принс буквально сверлил Вернона холодным, оценивающим взглядом.
— А ты мне нравишься, в тебе есть нечто такое… Скажем, ты не лишен некоторых достоинств.
— Одно из них — умение распознавать бредовые идеи.
Американец рассмеялся:
— Нам с тобой не стоит конфликтовать. В самом деле не стоит. Мне не хотелось бы убивать человека вроде тебя. Прояви благоразумие, выброси из головы всю эту чушь про закон и порядок. И я не причиню тебе вреда. Обычно я убиваю тех, кто становится у меня на пути. Тебе же я даю шанс уйти отсюда целым и невредимым и спокойно дожить до конца твоих дней. Тебе не под силу остановить меня. Зачем же тогда провоцировать меня, осложнять со мной отношения? Откажись от своего расследования. Соглашайся и давай выпьем. Выпьем за мир между нами.
Лаверн поставил свой бокал на алтарь.
— С преступниками не пью.
Принс снова рассмеялся.
— Ты всегда такой зануда?
Лаверн поправил галстук, собираясь уходить.
— Тебе от меня не скрыться, Принс.
Продолжая улыбаться, американец сказал:
— Прими мое предложение, Лаверн, или ты умрешь.
— Не раньше, чем упрячу тебя за решетку.
— Что ж, попробуй… Да кто тебе поверит? У тебя ведь нет никаких доказательств. Нет и свидетелей.
— У него есть свидетель, — неожиданно раздался откуда-то сзади чей-то женский голос.
Обернувшись, они увидели Эдисон, стоявшую на пороге часовни.
Принс на какой-то миг лишился дара речи, затем стремительно подошел к девушке, вытянув руку в примирительном жесте.
— Ты подслушивала, Эдисон?
Дрожа нервной дрожью, та воскликнула:
