— Пусть высшее достанется тебе. С меня достаточно низшего. Я хотел бы быть честен с тобой, Эдисон, дорогая моя. Для меня твои речи — сплошная абракадабра.
— А как же иначе, — спокойно отреагировала Эдисон. — Все потому, что твое среднее «Я», то есть твое рассудительное «Я», то, которым ты обращен к миру, развило в тебе предрассудки, передавшиеся твоему низшему «Я». А низшее «Я» ужасно упрямое, и если уж оно что-то вбило себе в голову, то изменить его мнение не так-то легко. Собственно говоря, невозможно, охренеть легче.
Лаверн не выносил сквернословия из уст женщин и поэтому брезгливо поморщился.
Музыканты запели а капелла. Это была заунывная песня на гэльском языке. Под сводами собора их голоса звучали во сто крат мощнее и выразительнее. Казалось, будто печальная мелодия то волной набегает на стену, то откатывается от нее к другой, словно так было всегда, из века в век. Зачарованные пением, Лаверн и Эдисон неподвижно замерли на месте.
Лаверн заглянул в удивительные фиолетовые глаза своей спутницы. "Дело не в том, милая, — подумал он, — что я не хочу прикоснуться к тебе, и даже не в том, что я не испытываю сакраментального томления ниже пояса. Просто я люблю свою жену. И знаю, что за желанием всегда приходит раскаяние. А главное, я люблю хорошенько выспаться, а не бражничать по ночам".
Эдисон подняла на него полный восхищения взгляд.
— В какой-то момент мне показалось, что ты вот-вот расплачешься.
— Я никогда не плачу, — буркнул Лаверн. — Уже забыл, что это такое.
Ой, о чем это он?
Вино уже затуманивало ему сознание. Понадобилось несколько мгновений, прежде чем Лаверн вспомнил.
— Ты говорила, что я тебе нравлюсь. Несмотря на то что я уже вышел из любовного возраста.
Эдисон шутливо пихнула его локтем.
— Ладно, не надо. Ну, в общем, когда я сказала Хьюго, что ты мне нравишься, он пришел в восторг. С ним такое редко случается. Он сказал, если я не отдамся тебе, то это будет предательством по отношению к собственной душе.
— Которой? — с издевкой в голосе поинтересовался Лаверн.
— Как я уже сказала, — продолжала Эдисон, ничуть не смутившись, — в тебе силен предрассудок. И он делает тебя глухим к увещеваниям. Я хочу, чтобы ты понял. Оказывается, Хьюго знал, что ты из полиции, еще когда ты только пришел к нам. Но ведь он мне и словом не обмолвился. Вместо этого, видя, как сильно ты мне нравишься, он как бы подтолкнул меня к тому, чтобы я отдалась тебе. Дело в том, что я должна была отдаться ему. А ведь он не из тех, кто готов поделиться возлюбленной. Так с какой стати он пошел на этот шаг? Для того чтобы ты раскаялся, чтобы ощутил вину и, стало быть, утратил то, что делает тебя неуязвимым перед отходной молитвой. Вот только откуда ему известно, что ты неуязвим? Ответ один: он уже пытался убить тебя, но не сумел.
На сей раз Лаверну было не до ухмылки. Он тотчас представил свой дом в рождественскую ночь, вспомнил синяки на теле внучки и стоны на лестнице. И хотя все, что он слышал о религии хуна, вступало в противоречие со здравым смыслом и вызывало несварение желудка, Лаверн знал, что девушка права. Принс действительно пытался его убить.
— Так. Значит, чувство вины. Вот оно что. Он сможет убить меня лишь тогда, когда меня гложет совесть.
— Именно.
— В этом есть что-то от гипноза. Он говорит людям, что собирается накликать на них смерть. А так как они верят в силу отходной молитвы, то шансы его возрастают. Что касается нечистой совести, то покажите мне, у кого она абсолютно чиста.
— Господи, вот уж не знала, что ты так глуп! — Эдисон одарила его укоризненным взглядом и отпустила руку. — Пойду куплю себе еще стаканчик.
Слегка изумившись, он дал ей пять фунтов, а сам остался доедать пироги, сыпля крошки себе на куртку. Эдисон вернулась с двумя стаканами, хотя он ее об этом и не просил. Свой первый, недопитый стакан Лаверн поставил на холодный каменный пол рядом с колонной.
— Почему я такой непробиваемый, ты это хотела сказать? Чему удивляться? У легавых в башке всего одна извилина.
Эдисон упрямо мотнула головой. Волосы ее взлетели вверх и опали вновь, распространяя в стылом воздухе аромат пачули.
— Нет, скорее наивный. Просто ты не понимаешь, с кем столкнулся. Принс — не гипнотизер из захудалого цирка, которому в один прекрасный день надоело усыплять людей, чтобы они затем лаяли как собаки, вот он и решил: "А может, ради разнообразия мне отправлять их прямиком на тот свет?" Нет, он мощнейший чародей, и на его совести не одна душа. Так что не советую тебе строить иллюзий. Отходная молитва — не дешевый фокус. Она срабатывает, потому что в его руках души усопших. Они впиваются в несчастную жертву и высасывают из нее жизненную силу.
— Ну, прямо как агенты по продаже недвижимости! — съязвил Лаверн.
— У тебя одни шуточки на уме. А между тем ничуть не смешно.
— Значит, ты веришь, что и на тебя он может наслать смерть.
Эдисон помрачнела.
— Верю.
— Почему? Какая на тебе вина?
— Полтора года назад у меня родился ребенок. Сын. Не от Хьюго, но он тогда помог мне. Одна я не могла справиться — ни с ребенком, ни со своей жизнью, буквально ни с чем. У меня был первый срыв. Хьюго же позволил мне остаться в аббатстве, а для ребенка нашел приемных родителей. И вот теперь я в этом раскаиваюсь.
— Но если он такой щедрый, то почему он не позволил тебе остаться в аббатстве вместе с ребенком?
Понимая, что у нее нет ответа на этот вопрос, Эдисон молча отвела глаза.
— И ты хотела бы вернуть ребенка, — осторожно поинтересовался Лаверн.
Эдисон только пожала плечами.
— Я, наверно, и сейчас с ним бы не справилась… Я хочу сказать, что вся моя жизнь пошла наперекосяк. Но по ночам я мечтаю о нем. Представляю, будто держу его на руках.
В словах Эдисон не было стремления разжалобить. Казалось, несчастья для нее — вещь заурядная, а ее страдания ничего не стоят.
Немного поразмыслив, Лаверн произнес:
— Не переживай. Вряд ли усыновление было законным. Такое не похоже на Принса. Я этим займусь.
— А что ты сможешь?
— Многое. Я ведь тоже волшебник, не правда ли?
— Тебе все равно не освободить меня от угрызений совести. Ведь я сама отказалась от ребенка.
Лаверн попытался ее успокоить:
— Неправда. Тебе было некуда деться. Кто отважится тебя в чем-то обвинить? Вот увидишь, мы сумеем помочь тебе.
Эдисон взяла Вернона за руку.
— Эх, папуля!..
— Но ты должна мне кое-что обещать.
— И что же, господин начальник, сэр?
— Помоги мне поймать Принса. Пусть я не верю в отходную молитву, но этот тип опасен. Я успокоюсь лишь тогда, когда увижу его за решеткой.
