Сам же Томас чувствовал себя подавленным и расстроенным.
Уверенный в успехе, инспектор бросил на пачку журналов фотографию Катрин в «мерседесе», лежавшей без сознания, в разорванном и запачканном кровью платье, с оголенной грудью. Рядом с девушкой были раскиданы белые розы.
— Быть может, это фото освежит вашу память? — спросил инспектор. — Вы, конечно, узнаете свою машину. А вы не находите, что между вашей пациенткой и моделью с обложек всех этих журналов есть разительное сходство? Не это ли называют наваждением, доктор? Или идеей фикс?
Потрясенный фотографией Катрин в большей степени, чем обескураживающими вопросами, заданными инспектором, Томас молча, с оторопевшим видом уставился на снимок.
— Знайте, доктор, вы можете говорить открыто, — прервал паузу инспектор и повернулся к своему помощнику с довольной улыбкой заговорщика в предвкушении скорой победы. — Добровольное признание смягчит наказание! — с иронией в голосе добавил он.
Томас не отвечал, он пристально смотрел на фотографию своей юной пациентки, в глазах его блестели слезы. Его охватило ужасное сомнение.
Если именно он сотворил все это с девушкой, то ему не нужна защита. Пусть его накажут, посадят в тюрьму. Пусть даже его приговорят к высшей мере наказания. Катрин выглядела жутко. Доктор подумал: «Под воздействием наркотиков или нет, я не мог допустить подобное!» Провал памяти не может до такой степени изменить сущность человека!
Но он был вынужден сознаться себе, что Катрин с самого начала очаровала его, так как безумно напомнила ему жену. Им обеим было присуще сходство с Клаудией Шиффер. Однако неужели он настолько потерял голову, что принял свою пациентку за жену и захотел заняться с ней любовью, по всей видимости, против ее воли?
Адвокат Томаса счел найденные полицией журналы, фото Катрин и необычайное сходство молодой женщины и знаменитой топ-модели плохим, если не сказать удручающим предзнаменованием. Вопреки обычному хладнокровию он уже чувствовал некоторую нервозность. Как, черт возьми, он сможет вытащить своего клиента из этой заварушки? Допрос едва начался, а петля, накинутая на шею Томаса полицией, уже начала затягиваться! Вот перспектива!
— Ну так что, доктор, я получу ответ сегодня или мне придется проводить трехлетнюю терапию, чтобы его добиться? — спросил инспектор, намекая на общеизвестную медлительность психиатров, увеличивающую повременную оплату.
— Мой клиент использует право не отвечать на поставленный вопрос, — вступил адвокат Робертсон.
— Оставь, Джеймс, я все ему объясню.
Гибсон полез в задний карман брюк, что спровоцировало у полицейских спонтанный и смехотворный жест недоверия: опасаясь, что доктор может достать оружие, они рефлекторно ухватились за свое.
Увидев это, Томас пошутил:
— Осторожно, не пораньтесь!
Угодив впросак, полицейские смущенно заулыбались, один из них принялся как ни в чем не бывало тушить сигарету, а второй переложил фотографию Катрин обратно в досье.
Томас в это время достал из заднего кармана бумажник и извлек оттуда черно-белый снимок жены.
— Вам следовало бы помнить о том, что моя жена была очень похожа на Клаудию Шиффер, инспектор. Естественно, Луиза старше… После ее смерти я… у меня был тяжелый период. И я начал покупать журналы, в которых писали о знаменитой красотке. Я понимаю, что это абсурд, но это производило на меня впечатление, будто моя жена все еще жива. Я… Человек не может с легкостью забыть все, как ему этого ни хотелось бы.
Опечаленный, он опустил голову и замолчал. А трое мужчин, озадаченные глубоко личным признанием, сочувственно молчали. Это признание в любви в адрес ушедшей из жизни любимой было настолько возвышенным, а продиктовавшая его почти маниакальная страсть такой волнующей, что слова казались излишними.
Воспользовавшись наступившей паузой, инспектор взял себя в руки и выпрямился. Не стал ли он жертвой обмана? Возможно, Томас, обладая исключительным талантом, разыгрывал комедию, как год назад? Он поклялся себе, что больше этого не допустит.
Инспектор посмотрел на Томаса, впиваясь в него своими черными глазами. Строгий взгляд психиатра говорил о его интеллекте, необычайной воле и вместе с тем чрезвычайной способности лукавить, прятаться под масками. В то же время голубые глаза Гибсона, казалось, излучали чувственность. И несомненно, именно здесь и нужно искать его слабое место. У этого уравновешенного с виду врача наверняка есть своя ахиллесова пята! Нужно непрерывно атаковать, подстраивая ловушки и инсинуации, и в конце концов доктор попадется, совершив какую-нибудь оплошность.
— Где вы были вчера вечером? — спросил инспектор.
— Я не помню.
— Как не помните? И вы полагаете, что я это проглочу? Я думал, что вы придумаете что-нибудь поновее, доктор, вы меня разочаровываете!
— Дело в том, что я принял мнемониум. Кстати, упаковка лежала на кофейном столике в гостиной, вы должны были ее заметить.
— Конечно! — важным тоном сказал ассистент инспектора.
— Тогда вы, несомненно, прочли прилагающуюся к нему инструкцию.
— Зачем нужно было принимать этот препарат? — задал встречный вопрос Тамплтон.
— Это лекарство находится на стадии экспериментов, а нам, врачам, нередко приходится испытывать по доброй воле некоторые препараты перед тем, как выписать их пациентам. Так часто поступают, по крайней мере, с лекарствами, которые влияют на расположение духа.
Томас тайком бросил взгляд на своего адвоката. Примет ли инспектор это объяснение? Юрист повел бровью в знак одобрения, но, само собой разумеется, суеверно скрестил пальцы.
— Если я правильно понял, вы абсолютно ничего не помните! И это означает, что вы вполне могли изнасиловать вашу пациентку! Ведь вы не можете доказать мне обратное!
— Вы можете делать любые предположения. Я знаю, что не насиловал ее.
— Мы взяли у Катрин кровь на анализ. Если в ней обнаружат следы лекарства, тогда прощайте, любезный доктор! Против вас будут слишком тяжкие улики, если не произошло ошибки. Так как этого препарата нет в продаже, значит, вы один могли заставить ее принять лекарство. С другой стороны, если вы сейчас же во всем сознаетесь…
— Мой клиент ни в чем не виновен! — вмешался Робертсон. — Не может быть и речи о том, чтобы он подчинился вашей смехотворной просьбе!
— Положение вашего клиента отнюдь не безоблачно, дорогой мэтр. Ведь уже были прецеденты.
— Прецеденты? — Томас был оскорблен не на шутку, так как на него никогда не было подано ни одной жалобы ни Ассоциацией психиатров, ни со стороны общественности, иначе он не возглавлял бы комитет по дисциплине клиники Гальярди.
Инспектор повернулся к помощнику, который достал из досье два документа. Первым из них было письмо, Томас тут же узнал красивый женский почерк.
— Зачем вам это письмо? — вскричал он, явно раздосадованный.
