Преодолев дюжину ступенек, он обернулся. Каменная лавина неслась на него, набирая скорость. Ему оставалось преодолеть еще десять ступеней до конца лестницы, где можно было оттолкнуть коляску в сторону.
Еще десять ступеней — и все трое будут спасены.
Он вновь обернулся. Первые булыжники были от него всего в нескольких шагах.
Пять ступеней до конца лестницы…
Неожиданно колеса застопорились.
Томас крикнул женщине:
— Возьмите ребенка на руки и крепко прижмите к себе!
Та беспрекословно подчинилась. Тогда Томас обхватил обеих, надеясь, что падение на перила с этой высоты не окажется ни фатальным, ни опасным. Он на долю секунды остановился, собрался с силами и прыгнул в пустоту.
Через секунду булыжники обрушились на коляску.
Томас попытался смягчить падение, приземлившись на локоть, чтобы защитить женщину с ребенком.
— Вы не ранены? — поспешил он спросить у матери.
— Нет, — ответила та.
Женщина плакала, но не от боли, а скорее от страха; она проверила, не пострадала ли ее малышка. Удивительно, но девчушка улыбалась, что несколько успокоило мать, которая внезапно принялась истерически смеяться.
Томас оглянулся на лестницу, по которой скатывались последние булыжники, потом заметил коляску, унесенную первыми камнями и качающуюся на водах Гудзона.
Он вскочил и побежал в надежде перехватить водителя грузовика.
Его ждало жуткое открытие. Бедняге Гарри повезло меньше, чем им. Наверное, он не среагировал на катящиеся камни. Гарри лежал у подножия лестницы, затылок его был расплющен. Томас склонился над ним. Тот не дышал.
Разгневанный, Томас преодолел несколько ступеней и крикнул мужчине, глядевшему сверху на последствия:
— Эй, вы просто больны!
Но тот прыгнул в грузовик и скрылся на нем, оставив за собой черное облако дыма.
И тут в сознании Томаса мелькнул вопрос: был ли это на самом деле несчастный случай, или же его хотели запугать, а может, устранить физически, как бедную Наташу?
А его машина, которая не завелась этим утром? Не было ли это ловким способом заставить его воспользоваться паромом, чтобы устроить ему западню? Похоже, нападавший располагал исчерпывающей информацией о его передвижениях!
По спине Томаса пробежал холодок. Неужели адвокаты Джексона и прочих подозреваемых были способны совершить подобное?
Он вернулся к телу бродяги. Странно, Гарри, похоже, не ошибся, и виденный им сон, породивший дурное предчувствие, был на самом деле вещим: он и вправду ушел к своей жене!
Томас вытащил из петлицы вставленную утром белую розу и положил на лацкан поношенного пальто своего несчастного приятеля.
— Прощай, Гарри…
Глава 43
Когда Томас пришел в клинику, его секретарь с озабоченным видом вручила ему пачку листов, пришедших по факсу:
— Это очень странно, мы получили их сегодня утром.
Он прочел первое послание. Очень краткое:
«Эй, безмозглая задница! Только идиоты не меняют решений! Забудь о процессе. В противном случае ты покойник!»
Внизу была подпись: «Друг».
Второе послание было идентично первому, в остальных тридцати листах содержался тот же текст, слово в слово.
Секретарь молча смотрела на него, ожидая реакции.
— Есть люди, которым действительно нечем заняться! — невозмутимо сказал Томас.
Но провести ее было не так просто. Она спросила:
— Что вы намерены делать?
— Ничего, — ответил он.
Однако, оказавшись у себя в кабинете, Гибсон немедленно известил Пола Кубрика обо всем, что случилось. Прокурор попросил его переслать ему злополучное письмо.
— Одного экземпляра будет достаточно, — уточнил Кубрик. — Ты не хочешь рассказать об этом Тамплтону?
— Я предпочитаю выждать. Они хотят меня запугать, но у них ничего не выйдет!
— Думаю, что наши милые друзья занервничали, сильно занервничали, — сказал Кубрик. — Кажется, они готовы на все, лишь бы не идти в суд. Мне только что звонил Шмидт. Он предлагает Катрин сто тысяч долларов, если та откажется от обвинения.
— Сто тысяч долларов? Но ведь это равносильно признанию, что их клиенты виновны!
— Необязательно. Это обычная практика в такого рода делах. Клиенты Шмидта довольно известные люди, естественно, что они хотят избежать огласки. И потом, даже расход в сто тысяч долларов для них просто подарок. Ведь судебный процесс обойдется им куда дороже, и они это знают. Как, впрочем, и сам Шмидт. В любом случае я, как профессионал, намерен сказать Катрин о предложении, поступившем от Шмидта. Поскольку ты уже на месте, я бы попросил тебя этим заняться.
— Конечно.
— Очень важно, чтобы она поняла, во что ввяжется, если примет эти деньги. Это будет означать, что она окончательно отказывается от привлечения к ответственности четверых обвиняемых. И что никогда ни под каким предлогом не сможет вернуться к этому делу. Позвони, когда она даст определенный ответ, о'кей?
— О'кей.
Томас сразу направился к Катрин и как можно более деликатно изложил ей положение дел.
Как он и предполагал, реакция не заставила себя ждать.
— Моя честь не продается! Я хочу, чтобы эти люди оказались в тюрьме! Не понимаю, как вы вообще можете мне предлагать подобные вещи!
— Пол должен сообщать тебе обо всех поступающих предложениях. Таков закон, прокурор лишь выполняет свою работу.
Катрин успокоилась: значит, Томас не хотел нанести ей оскорбление, поставить под сомнение всплывшие у нее воспоминания или намекнуть, что, возможно, она вовсе не была изнасилована.
— Тебе сообщили о том, что случилось с Наташей?
Катрин грустно кивнула.
— Она была нашим единственным свидетелем, — с горечью заметил Томас.
— Это убийцы! Они не имели права так поступать с бедной девушкой! Но я и так знаю, что меня изнасиловали! И я скажу об этом, я буду об этом кричать! Судья мне поверит.
— Судья будет не тот, что вел предварительное слушание.
— Но они ведь зафиксировали показания проститутки! Они слышали это в суде на следующий день!
— Пол не уверен, что эти показания будут иметь силу на процессе. Адвокаты противной стороны сделают все возможное, чтобы их не расценивали как доказательство.
— Но они не имеют права, это нечестно!
— Я тоже так думаю. Но закон — сложная штука. И потом, Наташа была проституткой; если она не появится в суде, они скажут, что на предварительном слушании мы принудили ее давать показания, и могут выиграть процесс.
