Когда Шмидт убедился, что все рассмотрели чек, он перевернул его обратной стороной, где кроме печати банка были подпись и номер счета Катрин. Затем он снова положил его лицевой стороной.
Многие из присяжных делали заметки, это казалось Шмидту хорошим признаком. В то время как Катрин почти вжалась в свой стул, не осмеливаясь ни на кого посмотреть — особенно на родителей, крайне удивленных и униженных, — адвокат защиты смаковал каждую секунду этого допроса, где все шло как по маслу.
Он вернулся к свидетелю, который уже начинал ему нравиться, даже несмотря на то, что обычно Шмидт нетерпимо относился ко всему, что отдавало неопрятностью, — а одежда Брума была, на его взгляд, в ужасающем состоянии.
— Экстази-фильм, — спросил он свидетеля, — это название вашей фирмы?
— Так точно.
— Скажите, почему вы выбрали такое недвусмысленное и внушающее определенные ассоциации название: Экстази?
— Заявляю протест, ваша честь!
— Протест принят. Доктор Шмидт, подойдите, пожалуйста.
Судья повернулся к прокурору и знаком дал понять, что тот тоже может подойти.
— Доктор Шмидт, — сказал судья совсем тихо, — ничего особенного в том, что вы говорили до сих пор, не было, это заставило меня думать, что я не зря разрешил вам допрашивать этого свидетеля. Переходите к делу.
Пол Кубрик, воспользовавшись ситуацией, вмешался:
— По этой причине, ваша честь, я прошу, чтобы свидетельство господина Брума было полностью изъято из протокола и присяжные не брали его в расчет при вынесении решения.
Судья несколько колебался, но сказал:
— Шмидт, если ваш дальнейший допрос будет протекать в том же русле, я должен буду удовлетворить просьбу прокурора.
— Не беспокойтесь, ваша честь.
Шмидт повернулся к скамье для свидетелей, осознавая, что придется временно прекратить намеки, пятнавшие репутацию Катрин. Он прекрасно понимал, что репутация Катрин в глазах присяжных уже подмочена, — разумеется, судья просил их не принимать в расчет эти показания, но он все же не мог раздать им мнемониум, чтобы те все позабыли!
— Господин Брум, после всего этого вы что-нибудь слышали о мадемуазель Шилд?
— Да, некоторое время спустя, после появления фильма в видеоклубах, где-то в апреле месяце прошлого года она мне позвонила в офис и заявила, что я не выполнил условия контракта и что, если немедленно ее фотографию не уберут с видеокассеты, а также не вырежут все сцены с ее участием, она обвинит меня в сексуальном домогательстве и заставит предстать перед судом, и вообще спустит с меня шкуру.
Кубрик, не знавший этих подробностей, повернулся к Катрин, та на сей раз не возражала, она опустила голову, молчаливо признавая правдивость режиссера.
Но ведь еще перед началом процесса ее предупреждали о необходимости скрывать свои чувства, насколько это возможно, просто сидеть прямо с высоко поднятой головой и смотреть вперед!
Но она, несомненно, была удручена этим новым открытием, неожиданно высветившим ее прошлое. Кубрику было необходимо найти какое-то сильное решение для допроса режиссера, чтобы разрушить образ, который понемногу закреплялся в сознании присяжных: образ молодой актрисы без особых моральных убеждений, которая не задумываясь употребляла алкоголь и не гнушалась вечеринками, заканчивающимися под утро; она быстро бы к этому привыкла, если бы не попала в клинику после попытки покончить жизнь самоубийством.
Вот так curriculum vitae!
[4]
— У вас есть копия контракта, заключенного с Катрин Шилд, господин Брум?
— Нет. Мы редко заключаем контракты даже с более известными актрисами, чем мадемуазель Шилд. Мы ограничиваемся устным договором.
— Но можете ли вы доказать, что мадемуазель Шилд не была введена в заблуждение, когда вы предложили ей сняться в порнофильме о лесбиянках?
— Послушайте, название фирмы Экстази-фильм большими буквами красуется у нас на входной двери и на стене за столом секретарши. Обычно люди понимают, о чем идет речь.
— Скажите, господин Брум, с вашей стороны имели ли место сексуальные домогательства по отношению к мадемуазель Шилд, учитывая ситуацию или тот факт, что она находилась в студии обнаженной?
— Никогда. Почти весь фильм был снят моим ассистентом, да и потом, по правде говоря, мадемуазель Шилд из разряда худышек, а я лично предпочитаю женщин в теле, если вы понимаете, что я имею в виду.
— Да, — ответил Шмидт, улыбаясь, — но суд не нуждается в подобного рода деталях. — Он выдержал паузу. Казалось, его хорошее настроение улетучивалось. Но тут же продолжил: — Господин Брум, в прошлом вас когда-либо обвиняли в сексуальных домогательствах по отношению к актрисам?
— По правде говоря, это скорее они нас домогаются, чтобы получить роль! Но так как я женат…
— Понимаю. Катрин Шилд угрожала вам не один раз?
— Да. За месяц по меньшей мере семь или восемь раз. Всегда по телефону.
— Как вы поступили?
— Я дал распоряжение своей секретарше не соединять ее со мной.
— И что?
— Мадемуазель Шилд явилась в офис и попросила принять ее. Она была рассержена. И даже разбила цветочный горшок, но моя секретарша отказалась пустить ее в мой кабинет.
— Протестую, ваша честь!
— Протест принят, — откликнулся судья. — Доктор Шмидт, попросите своего свидетеля ограничиваться тем, что происходило на его глазах, а не в присутствии его секретарши.
— Понимаю, ваша честь. Но мне кажется, я прояснил все, что хотел. Я заканчиваю и задаю последний вопрос своему свидетелю: чем же это закончилось?
— Мадемуазель Шилд перестала мне угрожать.
— Благодарю вас, господин Брум. Ваши показания были крайне полезны суду.
Шмидт с довольной улыбкой вернулся на место.
— Господин прокурор, вы хотите в свою очередь допросить свидетеля? — спросил судья.
Пол колебался, взвешивая за и против: он не был готов провести эффективный контрдопрос.
— Нет, ваша честь.
— Господин Брум, можете быть свободны.
Режиссер принял последнюю таблетку, засунул коробочку обратно в карман и встал.
— Я прошу вашу честь отложить слушание до завтра, — добавил прокурор.
Судья согласился на отсрочку, назначил продолжение слушания на девять утра завтрашнего дня и покинул зал. Публика оживилась. Отовсюду доносились комментарии.
Показания режиссера никого не оставили равнодушным. Получалось, что Катрин вовсе не являлась маленьким ангелочком, как могло показаться на первый взгляд!
Пол, выглядевший одновременно напряженным и возмущенным, повернулся к Катрин, Джулии и Томасу и резко сказал:
