Или, на худой конец, хоть несколько слов знать. Наверно, потому, что родина Деда Мороза, Лапландия, где-то там у финнов.
Заказ передали нам. Мы с Виталиком приехали. У него в кармане был русско-финский разговорник. Две дамочки Датауллины ждали нас. А потом в комплекте с этой милейшей леди я обнаружил две хари кавказской национальности, явно отягощенные непомерными сексуальными амбициями. Ребята решительно отказывались верить, что я не совмещаю в себе достоинства женского угодника и педераста. Причем пассивного. Я стал возражать, сказал, что за это нам никто не платил, но нас не поняли. Старшая Датауллина к тому времени уже узюзилась и почивала, веселились только дочка и два ее приятеля. Я попытался ситуацию сгладить, даже анекдот рассказал, но он не помог. Меня по морде бейсбольной битой благословили, а Виталика натянули. На меня тоже чурка взгромоздился, девка — дочка — ржет, весело ей, как мальчонок по вызову опускают. Зло меня взяло. Тому, что на меня лез, я башку раскроил его же битой, второго с Виталика содрал — и в окно, на мороз, чтобы немножко охладился. Понял — нужно удирать. Я девчонку схватил прямо за ее щель, ка-ак дернул, наверно, там у нее матка загнулась на манер Виталика, когда того в задницу трахают: где баксы, говорю, ты, сука зажравшаяся?! Зло меня охватило, душит, не отпускает. Весело ей, твари, когда людей вот так унижают, размазывают! Всю жизнь как сыр в масле…
В общем, бомбанули мы их, опустили на пять тысяч баксов в качестве моральной компенсации, а потом Фил жаловался, говорил, что звонил ему Датауллин, пригрозил, что всю контору Нины Ароновны спалит, к чертовой матери. Фил отписался как-то, «крыша» Нины Ароновны утрясла непонятку, только нас искала и «крыша», и менты, и датауллинские. Нине Ароновне я три тысячи баксов скинул, она сразу повеселела, сказала — вот это другой коленкор.
После этого и переехали в их коттедж Сначала она, Ароновна, перекрывалась, боялась, что нас запалят датауллинские либо собственная «крыша» прознает, что «блядская масть» по беспределу прокатывается — и тогда кранты и мне, и Ароновне, если не откупится. А потом я ее утряс. Наверно, еще и потому, что ей теперь за меня денег платить не надо было, у нас бартер был — она засчитывает мне плату за проживание в счет собственного долга за интим. Вот и все. Удачно, баш на баш, и все удовлетворены. Хотя мне, честно говоря, в напряг было переть эту курву, когда вокруг куча молоденьких девчонок.
Хрен — он ведь тоже нежелезный. После трех палок — а на меньшее она была несогласна — половой лимит съеживался до безобразно малых размеров. Иногда получалось: клиенты (клиентки) + барщина Ароновне = не стоит. Гениталии болят, а девчонки-то красивые, особенно Маша Дубровская, Ирка Кудели-на, ну и — Катя, конечно. Все они тоже выражали желание со мной перекувыркнуться. Иногда удавалось, когда Ароновна пьяная и в темноте, вместо себя к ней Юлика подкладывать. У того стоит всегда и по барабану, на кого. Надо — значит надо. Профессиональное.
Работа в этом досуговом центре была поставлена великолепно. Саратовская «Виола» куда хуже, хотя там было чему поучиться. Но контора Нины Ароновны, конечно, выше уровнем. Да и клиентура — не сравнить с саратовской. Случалось, что вызовы приходили от знаменитостей, всей стране известных. Реклама нашей конторы в десятках газет была и чуть ли не по телевидению. И мы четверо — я, Юлик, Алексей и Виталик — работали в штате, и очень успешно работали. Ирка Куделина долго хохотала, узнав, что меня зовут Роман, а еще есть Юлик по прозвищу Джульетта. «Ромео и Джульетта» & Со» — вот как они нас именовали с легкой руки Ирки! Они смеялись бы куда меньше, если бы знали, чем время от времени занимается эта самая «Ромео и Джульетта» & Со». А то, что смеха не вызывало, — это и была моя удачная мысль.
Мы стали грабить наших клиентов. Ненависть к ним долго во мне копилась. Еще с Саратова, еще с «Виолы» и того времени, когда я развозил бригаду с Олесей и Василисой по вызовам. Еще с того времени, как я привез на «крышу» Катю Павлову, а кодла с Хомяком во главе над ней издевалась. И я ничего не мог сделать. Ничего! И никуда это не уходит, это чувство собственной беспомощности, оно никуда не девается, а варится в груди, как в неком перегонном кубе, претворяясь в ненависть. Оно, как зверь в клетке, только ждет момента, когда можно будет вырваться на свободу.
Дождалось.
Мы жили в Москве целый год, когда я совершил первое спланированное и заранее предусмотренное ограбление клиента. Нина Ароновна, конечно, была в курсе, более того, наводка была проведена через нее. Нина Ароновна в обязательном порядке установила для девочек правило: осматривать квартиру на предмет, есть ли деньги и хранятся ли дома ценности, ну и все такое. Девочки, конечно, не знали, для чего все это, но догадывались определенно. Первый клиент наклюнулся следующим образом: одна из девочек, Мила по прозвищу Харим-Паровозом, прославившаяся тем, что без труда могла пропустить через себя десяток мужиков, попала к одному богатому арабу, который при ней высказал желание пообщаться не только с девочкой, но и с мальчиком по вызову. Мила это запомнила, капнула Ароновне, та маякнула мне. На квартиру к арабу поехала необычная эскорт-бригада: сутер Фил не светился и не поехал, за сутера выступал Юлик Откуда мы, араб не имел ни малейшего представления. Юлик важно заявил, что к нам поступила информация о желании уважаемого господина развлечься. Остальные трое — то есть я, Виталик и Алексей — составляли «конкурс красоты», то есть возможность выбора.
Араб выбрал всех троих. Зря он это. Араб попался мерзкий и наглый, он выдвинул чудовищные, извращенные требования, так что мы с легким сердцем завалили его. Я знаю особые удары, отбивающие память, но отнюдь не смертельные. Вот таким ударом я его и попотчевал, после чего мы обчистили квартиру. Виталик суетился и мерзко хихикал, и мне почему-то стало противно, когда я вспомнил, как он кипешился у трупа того ублюдочного прокурора. А теперь грабил ни в чем не повинного араба.
Впрочем, вспомнила баба, как девкой была…
Стоимость похищенного у араба была весьма значительна. Нужно было сбыть ценности, и для этого Нина Ароновна свела меня с Лечо Шароевым.
Она знала, что делала. Она рассудила: мы не можем работать без прикрытия и поддержки, потому нам нужна «крыша».
Собственная «крыша» Нины Ароновны, славянская братва, на такое не подписалась бы. У русских братков с понятиями насчет ориентации и рода занятий строго. Голубая масть им не катит. Потому мы прислонились к менее разборчивым на этот счет чеченцам. Я не хотел встречаться с этим Лечо Шароевым, я понял, что если я свяжусь с ним, то коготок увяз — всей птичке пропасть. Но Ароновна давила не даром. Она-то, сука, хорошо знала, что делает. Она даже позволила себе угрожать, намекая слить нас в прокуратуру. Это было первым звоночком: я понял, что именно этот договор с Шароевым нас рано или поздно угробит.
И оказался прав.
На встречу с ним я пошел с тяжелым сердцем. Один, так настояла Нина Ароновна. Я не знал, что скажет мне этот Шаро-ев, но то, что ничего хорошего я от него не услышу, было точно. Ничего… Это же была моя идея: наказывать клиентов. Вот и получите, гражданин Светлов.
