— Да нет, с женой тут… подрался. Вот она и ушла.
Допрос тянулся долго, мучительно и бесперспективно. Ахтубин подтверждал все предыдущие показания коллег по коллективу. Единственное разногласие Колодников засёк случайно. Продолжая мучиться от желания выпить, он спросил: — Что пили то? Поди, спирт с завода вывезли?
— Нет, водку, «Родник».
"Оба-на! Откуда взялся «Родник»? Сцепщик говорил про «Таёжную».
— Хорошая водка. Много брали?
— По два пузыря на брата.
— А пива?
— Литра по два.
"Нормальная доза, — подумал Юрий, — в пределах нормы".
Когда он, наконец, ушел, Андрей вздохнул, и потянулся к сигаретам. "Что-то он темнит. Скользкий тип. Чтобы шесть дней гудеть в запое, это надо иметь серьёзную причину".
Но думать об этом капитану не хотелось. До жути хотелось выпить.
В это время Астафьев шел по улице вслед за своей решительной спутницей.
— Если вы думаете, что я от вас так просто отстану, то не надейтесь, — на ходу говорила она. — У вас ведь отца не убивали?
Юрий на это утверждение следователя не согласился.
— Кто вам сказал? Моего отца именно убили.
В первый раз за время их знакомства Серова растерялась. Она остановилась, развернулась лицом у Астафьеву.
— Как это? — спросила она. — Давно убили? Их нашли?
— Да, давно. А кто — не знаю. Я ещё маленький был, десять лет тогда только стукнуло. Встретили какие-то подонки ночью, ударили ножом. Он у меня инженером был, шёл со второй смены. Их тогда так и не нашли.
— После этого вы и в милицию пошли? — спросила Валентина.
Юрий беспомощно улыбнулся. Это была красивая версия, но врать он ещё не умел.
— Да нет. Просто у меня друг был Сашка Серов. Кстати, эти Серовы, они не ваши родственники?
— Нет, однофамильцы. У нас в Кривове родни больше нет.
— Выходит, ваш однофамилец меня соблазнил. Его отец, Игорь Владимирович, у нас в милиции работает. Сейчас замполит в ГОВД. Вот Сашка меня и зазвал с собой поступать. Только я поступил, а Сашку в последний момент аппендицит скрутил. Так я потом один и учился.
— А ваш друг, как же он? Так и не поступил?
— Он раздумал. Пошёл в военное училище.
После этого он вернулся к обыденным вопросам.
— Что нам теперь дальше делать?
— Мне надо съездить в Железногорск, там мне обещали хорошие знакомые проконсультировать по поводу ранений отца.
— А что, разве такие были? — удивился Юрий.
— Были, только очень слабые. Гематомы на лице и на запястьях рук. Кроме того, я не нашла старой рубашки отца. Он в ней постоянно дома ходил. А одет был в парадную рубаху, но не глаженную. Он этого не любил, непременно бы погладил. После смерти матери я его ни разу не видела в грязной, или мятой одежде. Сам всё себе стирал, сам гладил. Не очень умело, но чтобы одеть совсем мятую рубашку — такого с ним никогда не было.
Астафьев проводил Серову до вокзала, и с облегчением направился в отдел. Всё-таки, он чувствовал себя неуютно с этой решительной, властной, но удивительно некрасивой женщиной.
Глава 17
К удивлению Астафьева первое, что он услышал в коридоре третьего отделения милиции в этот вечер, это голос Косарева. Начальник Угро распекал кого-то из своих подчинённых.
— Чего это тут начальник наш делает? — спросил он, заходя в кабинет Колодникова.
— Да, Георгиевич же маньяк. Где больше преступлений, так он и там. Сейчас мы вот отличаемся, так он у нас ночевать будет. Что-нибудь накопал сегодня?
— Ага. Нашли этого парня, оформил я показания. Но он видел лицо только одного из тех троих бычков.
— Узнать сможет?
— Говорит, что да.
— Хорошо. Только не говори это сейчас, при всех, не надо. Скажи, что парень ни хрена не видел. Пошли.
В кабинете Гомулы сейчас находилось всё руководство ГОВД: Мамонов, Самойлов, Косарев, и даже начальник линейного отделения милиции Гаспарян.
— Так, вы долго там все тянуться будете? Вас тут всё руководство ждёт! — Обрушился на входящих Самойлов. Андрей, а именно к нему был обращён гнев руководства, беспомощно развёл руками.
— Виноват, — пробормотал он, — исправлюсь.
— Так, все, что ли у нас собрались? — спросил Мамонов.
— Все, — признался Гомула.
— Итак, слово имеет начальник линейного отделения милиции майор Гаспарян. Давайте, Арам Арменович.
Как оказалось, у железнодорожников участились случаи кражи цветного металла.
— Так два дня назад со стоящего в отстое товарняка были сняты сто пятьдесят крышек тормозных букс, изготовленных из цветного металла. Целый состав цистерн был выведен из строя!
— Да, теперь мы империалистам меньше нефти увезём, — под общий смех высказался участковый Иван Рыжов. Он был настолько правильный мужик, что не стеснялся резать правду-матку в своём обычном, ехидном стиле. — Теперь Ходорковский лишний миллион капусты не получит.
— Иван Михалыч, как не стыдно! Дело серьёзное, а вы со своими смехуёчками! — поморщился Мамонов. Наказывать участкового было не за что: он не пил, не курил, не гулял налево, а уж свой участок знак, как бурсак "Отче наш".
— А что, не правда, что ли? — продолжал настаивать Рыжов. — Разворовывают народное богатство миллиардами, а сажают за копейки.
Мамонов отмахнулся от него, как от мухи.
— А, ну тебя!
Гаспарян попросил повнимательней относиться к преступлениям, совершаемым рядом с железной дорогой, и отбыл. После этого слово взял Мамонов.
— Без руководства вы у нас тут, в третьем отделении, я чувствую, распустились совсем. У нас скоро конец года, а у вас завал с показателями! Что у нас по тому странному самоубийству? Кто по нему работает?
Встал Астафьев.
— Я.
— Ну, что накопали, лейтенант? Нашли того парня, свидетеля?
Юрию было неуютно под этими не очень дружелюбными взглядами руководства. Хотелось сказать, что он выжал из этой ситуации максимум возможного, что он отработал всё что мог, но Юрий вспомнил судьбу Натальи и сдержался.
— Да, я опросил человека, который был той ночью в соседней комнате. Он действительно видел тогда каких-то людей в коридоре. Но, опознать их не сможет, видел их только со спины.
— Точно?
— Да.
— Всё? — спросил Самойлов.
— Всё.
Астафьеву показалось, что руководство осталось недовольно таким его ответом. Все это выразил Мамонов.
