— Да? Может быть.
Они проговорили ещё полчаса, потом Юрий сдался.
— Ладно, пожалуй — всё. Подпишите протокол опроса.
Наталья подошла, наклонилась так, что он отчетливо смог рассмотреть её аккуратные груди в глубоком разрезе сорочки.
— Что писать? — спросила она.
— С моих слов записано верно. И подпись.
Наталья расписалась, Юрий сунул бумагу в папку, поднялся. Теперь хозяйка стояла совсем близко, очень близко, и смотрела снизу вверх на своего рослого гостя.
— Ну, что? Придёшь сегодня? — Очень просто спросила она, и положила руку на плечо Астафьеву, как при танце.
Юрий сломался. Эта девушка была гораздо старше его, лет на семь, может — больше. Но в ней было что-то притягивающее. Может, житейский цинизм, чего не было у его сверстниц, может эта пугающая и волнующая одновременно доступность. До этого ему приходилось пускать вход какие-то ухищрения, приглашать в ресторан, или, хотя бы, в кино. А тут просто и откровенно приглашали в постель.
— Не знаю, — признался он. — Если рано уложимся тут, то, может, и зайду.
— Я сегодня одна. Так что приходи в любое время. И ничего не надо. Мне на работу завтра к девяти, не до выпивки. Так что выспимся, успеем.
Юрий не стал ничего ей обещать, он и сам не знал, как всё повернётся.
В коридоре он столкнулся с Колодниковым. Тот, по-своему обыкновению, курил в коридоре.
— Ну, что ты у нас нарыл, пионэр? — спросил он. Юрий начал докладывать.
— Старушка ничего не знает, она сегодня днем приехала от дочери, а соседка слева говорит, что в час ночи старик был ещё живой. Стучал им в стенку, когда она с хахалем врубила музыку на полную мощность.
— А потом?
— Потом, чуть попозже, в три, у соседа был крик, что-то там сильно грохнуло.
— И всё?
— Всё. А что у вас?
— Заканчивают. Похоже, старик сам вздёрнулся. Никаких следов добровольных помощников.
Этот разговор был прерван появлением в коридоре стремительно ворвавшейся в пространство барака девушки. Ей было хорошо за тридцать, брюнетка, с гладко зачёсанными назад волосами. Лицо её было некрасивым и решительным одновременно. Большой нос с горбинкой, впалые щёки, и хотя глаза были хороши, но ни грамма косметики не подчёркивали их преимущества.
— Что, что с ним?! — с ходу заговорила она, разматывая на шее кашне. — Кто его убил? Кто у вас главный в опергруппе?
— Вы дочь Василия Егоровича? — догадался Колодников.
— Да, Валентина Васильевна.
— Увы, Валентина Васильевна. Похоже, что ваш отец сам наложил на себя руки.
Она покачала головой.
— Нет, он не мог такого сделать. Он всегда осуждал подобное слабоволие.
— Увы. Мы не нашли ни на нём, ни в комнате, никаких следов насилия.
Они прошли в комнату. Юрий, не очень весело, но последовал за ними. Тело старика, слава богу, уже сняли и даже прикрыли на полу простынкой. Астафьев ожидал от дочери покойного истерики, слез, рыданий. Но она решительно сорвала с тела простыню, несколько минут рассматривала перекошенное лицо отца. Потом она выпрямилась, и, словно проглотив ком, спросила: — Он оставил предсмертную записку?
— Нет, мы ничего не нашли.
— Не может быть. Он должен был хоть что-то мне написать!
После этого Валентина осмотрела комнату, и спросила нечто, совершенно невпопад.
— А куда вы дели цветок?
— Какой цветок?
Она показала рукой на подоконник.
— Тут стоял огромный такой цветок, индийский лук называется. Отец его очень любил. Когда у него начинали болеть суставы, он рвал листья и натирался ими. Говорил, хорошо помогает от артрита.
— Может, он его выбросил? Или отдал кому, — предположил Потехин.
— Я была тут всего три дня назад, он стоял на своём месте. Отец очень им дорожил, всегда сам пересаживал, поливал.
— Ну, это не столь важно… — начал Потехин.
— Нет, важно! — отрезала Валентина, и сделала нечто, удивившее всех. Она встала на колени, и заглянула под диван. Астафьев машинально отметил, что в такой позиции эта женщина смотрится гораздо привлекательней.
— Вот! — торжествующе возвестила она. — Вот же земля и осколки!
Она запустила в узкую щель под диваном руку, и в самом деле выгребла из-под дивана несколько небольших осколков светло-коричневой керамики, и чёрные крупинки земли.
— Вы, прямо таки, как следователь, — пошутил Потехин.
— А я и есть следователь, — отрезала девушка. — Следователь прокуратуры Железногорска Валентина Серова.
Она достала из сумки и показала им свои документы. Все невольно подтянулись. Так всегда бывает, когда к провинциалам приезжали коллеги из областного центра.
— Нужно посмотреть, давно разбился этот горшок, или нет, — предложила она. — Диван надо убрать. Вы его сняли? — Обратилась она к криминалисту.
— Да, конечно, — ответил Сычёв.
— Нужно поднять его, — настаивала Валентина.
— Ну-ка, Юра, Володя — поднимите-ка этот диван, — велел Колодников.
Астафьев и Фортуна дружно взялись за две стороны и приподняли диван. Серова была права — земля и осколки керамики занимали весьма обширное пространство. Но, кроме земли и осколков там было ещё кое-что — большой лист бумаги. Андрей сделал знак Сычёву, тот поспешно достал из своего дипломата пинцет, и подцепил им листок бумаги. Он положил его на стол, и Колодников первый прочел строчки, написанные в правом углу бумаги: "В Комитет государственной безопасности". Затем писавший зачеркнул эти слова, и ниже попробовал написать нечто другое: "В Федеральную Службу Безопасности". Больше на листе не было ничего.
Глава 4
Нужного ему автобуса не было чересчур долго. Кижаев, не по погоде вырядившийся в свой светлый плащ, поднял воротник уже не для форса, лишь бы согреть замерзшие уши.
"Вот балбес, — думал он, тщетно борясь с дрожью организма. — И надо было мне этот плащик одеть, нашел перед кем выпендриваться, пред этой дурой в бигудях!"
Игорь невольно вернулся к сегодняшней его неудаче. Всю сознательную жизнь щуплого Кижаева словно на аркане тянуло к женщинам атлетических комплекций. Наташа в этом случае была просто идеалом: на голову выше Игоря, с мощной грудью, крепкими бедрами и отдельной, двухкомнатной квартирой. Два их первых свидания сошли вполне благополучно. Кижаев уже начал было подумывать о дальнейшей совместной жизни, но в этот день Наташа встретила его уже хорошо поддатой и во всей красе показала свой торгово-нахальный характер. Они разругались в усмерть, и чтобы избежать рукопашной "с превосходящими силами противника", Игорь поспешно оставил "поле боя".
