— Я не боюсь, просто западло пацанов продавать, — процедил он сквозь зубы.
— А-а, вон ты о чем! — рассмеялся Михалыч. — Так ты о высоких материях! Значит, нам тогда и разговаривать не о чем, значит, сядешь на полную катушку, и по убийству Николая Кочина, и по делу этого вертолетчика тоже. — Мазуров кивнул на свою папку: — Знаешь, сколько теперь тебе в сумме светит?
Ежов молчал, он по-прежнему боялся избегать взгляда старого сыщика.
— А я тебе скажу. Как рецидив, а дело вертолетчика пойдет первым, значит, Кочин уже второй. Это как минимум пятнашка. И скажи спасибо этому долбаному Евросоюзу, что отменили смертную казнь, а то мог бы и загреметь на вышак. Хотя еще неизвестно, что лучше.
Мазуров в возбуждении опять, было, взялся за пачку, потом вспомнил, что там осталось всего три сигареты, и отбросил в сторону.
— Ты хочешь этого? — повысил голос Мазуров.
Ежов отрицательно мотнул головой.
— Так, уже лучше. Тогда говори, кто его бил?
— Ну не могу я это сказать! — снова взорвался Витька. — Меня же они потом убьют! Затопчут, как этого хмыря…
— Вот это другой разговор! По крайней мере, теперь честно.
Мазуров не удержался и все-таки закурил.
— А то "слово чести", братство до гроба! Бабушка тебя давно воспитывает? — неожиданно сменил он тему.
— С пяти лет, — буркнул Витька.
— Где родители?
— Отец умер, а мать прав лишили материнских. Не знаю, где она сейчас, может, и померла давно.
— Понятно. Бабушку любишь?
Витька кивнул.
— Как у нее здоровье?
— Не очень. Давление высокое.
— Давление — это плохо. Тут может быть и инфаркт, и инсульт. С этим шутить нельзя. Как думаешь, она обрадуется, если узнает, что тебя посадили на пятнадцать лет?
— Нет, — тихо шепнули Витькины губы.
— У тебя и девчонка поди есть?
— Да.
— Как зовут?
— Люська.
— Сколько ей лет?
— Пятнадцать.
Мазуров усмехнулся, покрутил головой. Витька зло скривился, но подполковник был уже серьезен.
— Знаешь, как все это будет? Не смотри так, не думай, что я гадалка, гадать тут нечего, все проверено, и не раз. За тяжкие преступления у нас под амнистию не попадают, значит, сидеть будешь от звонка до звонка. Пятнадцать плюс пятнадцать, значит, когда ты выйдешь, Люське твоей будет уже тридцать. У нее к этому времени будет двое детей, а муж ее — один из этих твоих друзей-козлов. Он научит ее пить водку, а может, и на иглу посадит. Будет она ходить из притона в притон, с вечным фингалом под глазом, с выбитыми зубами. Материнства ее лишат, так что как раз к твоему выходу она будет снова свободна и с радостью примет тебя в свои объятия и поцелует беззубым ртом.
Витька метнул на Мазурова злой взгляд.
— Что, не веришь? — переспросил подполковник. Надо отдать должное, говорил он страстно, убедительно. — Именно так и будет, поверь мне. Знаешь, сколько я за двадцать своих милицейских лет таких вот молодых дурачков видел? У каждого второго, кто сидел на этом стуле, именно такая судьба, можешь не сомневаться! Да и ты будешь уже не такой, зона не сахар.
— Ну и что, — огрызнулся Ежов, — там, в зоне, тоже люди живут.
— Живут, Витя! Да еще как живут! Только ты не знаешь, как они там живут! Ты сказки слыхал про крутых воров, блатную развеселую жизнь, а на самом-то деле там все по-другому.
В этот момент дверь открылась, на пороге стоял невысокий, полноватый майор с седыми висками.
— Иду, вдруг слышу знакомый голос, — сказал он, подавая Мазурову руку. — Неужели, думаю, Михалыч! Не может быть! Он же на пенсии уже лет сто. Наверное, думаю, привидение его тоскует по работе.
— Может, Иван Фомич, может, — сказал, поднимаясь, Мазуров. — Привидение, говоришь? Хорошо ты это придумал.
— Ну, судя по рукопожатию, ты не привидение, — признал майор. — Сила еще есть.
Иван Фомич Городненко был старинным сослуживцем Мазурова. Они вместе начинали сержантами патрульной службы, да и потом их карьера развивалась параллельно. Последние пять лет Городненко был начальником изолятора временного содержания, должен был получить подполковника и выйти на пенсию, но прошлогодний массовый побег заключенных обернулся для него сердечным приступом и навеки замершей на погонах звездой майора.
— Что, снова призвали под знамена? — спросил Городненко.
— Да ребята попросили помочь, все в загоне, лето. А ты, смотрю, все никак на пенсию не уйдешь?
— Нет, желающих на мое место не могут найти. Особенно после прошлогоднего побега.
— Да, не повезло тебе. А чего это ты ночью по управлению шляешься?
— Приходил, проверял своих. Сам знаешь, обжегшись на молоке, на воду дуешь. Боюсь, как бы глупостей не наделали, большинство новенькие работают, молодежь. Одно дело, если там деньги или наркоту передадут, а вдруг впустят кого по знакомству? Бывало ведь, помнишь? Да, знаешь, кого к нам только что привезли? — оживился майор.
— Кого?
— Нашего старого знакомого, Тихоню.
— Да ты что! — удивился Мазуров.
— Вот и «что». Опять кого-то порезал, придурок. Я его велел сразу к нам определить, в «обезьяннике» ему делать нечего, людей пугать. Завтра народ пойдет, а он там, в неглиже на виду у всех.
— Да, а ведь это мы его с тобой тогда первый раз брали, — с ностальгической улыбкой припомнил Мазуров. — Сержантами еще были, на мотоцикле его везли, в коляске. Как он там, стриптиз показывает?
— Конечно, концерт в самом разгаре.
— Слушай, Фомич! — Мазурову пришла в голову интересная идея, он опасливо взглянул в сторону Ежова, затем подхватил майора под руку и буквально вытащил его в коридор, так чтобы можно, было, и поговорить с глазу на глаз, и не терять из виду своего «подопечного». Витька не понимал, что происходит, он только видел, что Мазуров очень упрашивает своего собеседника, а тот упирается.
— Да ты что, Михалыч, знаешь, сколько я инструкций нарушу! — донеслось до ушей пацана.
— Ну, Фомич, ты без пяти минут пенсионер, что тебе стоит! Ты начальник у себя или хвост собачий?
— Нет-нет! Ты что, а вдруг кто из начальства узнает? И эту-то, — Городненко ткнул пальцем в майорскую звезду, — на четыре маленьких поменяют!
Переговоры длились минут двадцать, Мазуров вогнал своего собеседника в жар и пот, но все же, похоже, уговорил.
— Пошли, — довольный Мазуров подхватил Витьку под руку и поволок из кабинета. Проходя мимо загородки дежурного, Ежов увидел давешнего майора, звонившего по телефону.
— Да, лейтенант! Пусть Журавлев покажет им все что надо, он в вашей смене самый опытный. Да все под мою личную ответственность, — донеслось до ушей Витьки.
