— Иван Матвеевич, как ваша нога? — крикнул он, предварительно укрывшись за стволом толстого дерева. Ответом была взвизгнувшая над самым ухом пуля.
— Ну, вот, а я же хотел как лучше! — снова закричал лейтенант. — Только о вас и думаю, как вам помочь. А вы палите по мне! Нехорошо, господин майор! Вот и делай людям добро.
Юрий пригнулся и осторожно выглянул. Он ожидал выстрела, но его не было.
Пахомов в это время нещадно материл себя. Он пальнул сгоряча, со злости, потратив дефицитный патрон. Чуть переждав, Астафьев выглянул и увидел до боли знакомую квадратную спину спецназовца буквально метрах в пятидесяти от себя. Тот уже не прятался, в ходьбе ему по-прежнему помогала суковатая палка-костыль. Юрий решил, что подобный интервал ему подходит, и не торопясь последовал за «грибником». А тот шел одному ему известным маршрутом. Странно, Астафьев считал кривовские Луга достаточно оживленными. Когда они с компанией выезжали на пикничок, то с трудом находили уединенное место для бивака. Но в это утро он лишь два раза видел следы цивилизации — свежую золу погасшего костра да услышал вдалеке надрывный треск мотора проплывающей где-то лодки. Но людей сейчас меньше всего хотел встретить лейтенант. Раненый зверь, а таким сейчас был Пахомов, был опасен, как никогда. Он мог убить, чтобы забрать транспорт и наконец-то оторваться, мог и в заложники взять.
Примерно через каждые двадцать минут старый спецназовец останавливался, ложился и, полежав минут пять, снова двигался в путь. К полудню он явно устал, промежутки между привалами становились все меньше, а сами привалы длинней. Да и Астафьев чувствовал себя паршиво. Наступала дневная жара, донимающая путников. Приблизительно в середине дня по дороге проехали две машины. Пахомов хотел остановить хоть одну из них, но они не заметили его призывных жестов. Это было по-настоящему опасно: как Иван Матвеевич берет заложников и как поступает с ними, Астафьев уже видел.
Неожиданно они вышли к развалинам большого, двухэтажного здания из красного кирпича. Дверные и оконные арки из фигурно уложенных кирпичей не оставляли сомнений в древности этого строения. Юрий, наконец, понял, где они находятся. Это была заброшенная еще во времена коллективизации немецкая мельница прошлого века. Хозяев ее выселили в Сибирь, а новоиспеченные колхозники ее не смогли использовали. Астафьев слышал от кого-то, что позже ее хотели разобрать и перевезти поближе к Кривову, но если с крышей и перекрытиями удалось справиться, то кирпичная кладка не поддавалась. Так мельница и осталась памятникам бесхозяйственности колхозного строя.
Пронаблюдав, как фигура в камуфляже прошла по открытому полю и исчезла внутри старинного строения, Астафьев свернул в сторону и начал пробираться к мельнице с другой стороны. Это было не так просто, мешал бурно разросшийся ивовый тальник, и лейтенант с трудом протискивался между упругими прутьями. Лишь через полчаса он прополз внутрь здания через отверстие, в которое когда-то выходил вал мельничного колеса. Убедившись, что самый большой зал мельницы пуст, Юрий поднялся и, стараясь ступать как можно тише, двинулся вправо. Тихо идти не получалось, земляной пол был засыпан мусором: битыми бутылками, пакетами и прочим хламом. Он уже добрался до дверного проема, когда услышал сзади какой-то шум. Оглянувшись, Юрий увидел в противоположном конце зала фигуру Пахомова. Рассматривать до боли родное лицо Ивана Матвеевича Астафьев не стал, а со всех ног кинулся вперед. Взвизгнувшая над его ухом пуля выбила из стены кирпичную крошку. Укрывшись за дверным проемом, Юрий крикнул:
— Плохо стреляете, господин майор, очень плохо! Наверное, вас за это из спецназа и выперли!
Пахомов молчал, и лейтенант решил от греха подальше передислоцироваться. Оказалось, что это решение пришло очень вовремя. Иван Матвеевич в детстве хорошо изучил мельничные руины, а прошлым летом освежил в памяти эти приятные минуты.
Теперь началась нешуточная игра в прятки. От детских игр ее отличал солидный призовой фонд — жизнь. На стороне Астафьева были молодость и отличное здоровье, за Пахомова стояли хитрость и оружие. Опыт едва не взял верх над молодостью, и спецназовец успел выстрелить в пробегавшего между дверными проемами лейтенанта. Пуля чиркнула Юрия слева по ребрам. Он вскрикнул от боли, но побежал дальше. Зная, что у него несколько минут форы, остановился и, рассмотрев рану, с облегчением вздохнул: то была всего лишь большая царапина.
— Ну что, Юра? Как самочувствие? — тяжело дыша, но почти весело прокричал из соседнего помещения Пахомов. Он точно видел, что наконец-то попал в этого ненормального мента.
— Вашими молитвами, Иван Матвеевич! — стараясь отвечать в тон, отозвался Юрий, рассматривая на ладони собственную кровь. — Плохо стреляете, очень плохо! И чему вас только учили?! Такие, как вы, позорите вооруженные силы родной страны. Из-за таких как вы страна проиграла все последние войны!
Пахомов осмотрел пол и, не увидев следов крови, понял, что серьезно подстрелить лейтенанта не удалось. Это лишило его последних сил. Он уселся на пол, привалился спиной к стене, со стоном вытянул больные ноги. Астафьев услышал этот его безнадежный вздох.
— Как самочувствие, Иван Матвеевич? Не загнал я вас? — крикнул Юрий.
— Смотри, как бы я тебя не загнал, сосунок, — неожиданно зло огрызнулся Пахомов.
— Как грубо! Это на вас не похоже. Где же выдержка, господин офицер. Может, все-таки сдадитесь, а, Иван Матвеевич?
— Да пошел ты! — уже под нос буркнул Пахомов и замолчал, не отвечая на издевательские вопросы Юрия. Бывшему спецназовцу вспомнился Афганистан, как они, выполнив задание и потеряв большую часть группы, вдвоем с Петькой Нестеровым уходили в горы от банды душманов. Его тогда ранило, и шансов остаться в живых было ничтожно мало. Три парня-десантника погибли, когда их «вертушками» выдергивали с высоты. И ради чего? Чтобы теперь подыхать среди этого дерьма. Но еще меньше отставному майору хотелось идти в тюрьму.
Юрий выдохся, хотелось пить, рана начала гореть, и усталость неумолимо наваливалась на него. Он невольно закрыл глаза, и лишь грохот пистолетного выстрела заставил его подскочить. Пахомова нигде не было видно. Осторожно Астафьев начал пробираться по мельничному лабиринту, задерживая дыхание и прислушиваясь к малейшим звукам. Лишь через полчаса он нашел бывшего спецназовца. Тот сидел, привалившись спиной к стене, кровь растекалась по его лицу, беспрерывно капая на одежду. Это было последнее решение отставного майора.
— Вот гад, ушел все-таки, — пробормотал Юрий и присел в двух метрах от тела Пахомова. Подняв с пола пистолет, он вытащил обойму и покачал головой — в ней оставался один патрон. Сразу навалилась безумная усталость, и сон буквально вырубил его.
Глава 48
— Да, брат, напугал ты тогда Пашку. Он заходит, смотрит, два трупа сидят, у одного лицо в крови, у другого — грудь, да еще пистолет в руке. Он только руку протянул, ты и зашевелился, глаза открыл, — рассказывал Колодников, продолжая разливать по пластиковым стаканчикам водку. Все это происходило на скамеечке в сквере городской больницы, за чахлыми кустами акации, укрывающими посетителей и пациентов больницы от глаз бдительного медперсонала. Присутствовала вся команда друзей, кроме Андрея были Паша Зудов, Мазуров и Алексей Шаврин. У его ног крутился спаниель Марсик.
